Старая склянка

«Может я кого из этих верховных ранее и знавал, может удастся как-то найти с ними общий язык.» Кривич Святослав Вернидубович – А Ивана вы по какому закону убили? – склонившаяся над столом гостиной Анна выпалила в лицо Борису. – А кто такой Иван? – глава уральских вампиров обернулся в сторону Агаты, которая лишь усмехнулась и пожала плечами. Так, мелочь. – Вы про полицейских из Москвы? Ну так ведь это всего лишь люди. – Анна снова оскалилась, но дед Слава накрыл её ладонь своей ладонью. «Внученька, всё под контролем. Успокойся и отойди от стола.» – прочитала Анна мысли Святослава Вернидубовича. Анна втянула клыки, взяла со стола первую попавшуюся чашку и отошла на пару шагов. – Иван был не простым человеком – он был членом нашей семьи. – Многие люди кошек и собак считают членами семьи, но от этого домашние животные людьми не становятся и по человеческим законам людьми на считаются. – ехидно глядя из-под линз очков, парировал деда Славу Борис Феликсович. – Иван не просто был членом нашей семьи, он был женихом Анны. Ванечка был очень ответственным человеком и перед тем как стать вампиром и переехать в Смоленск, он хотел закончить все дела в Москве. Если бы не ваша Агата, то Ванечка уже был бы таким как мы с вами. – Если, дорогой мой Святослав Вернидубович, если, – голос Бориса продолжал излучать елей. – Иван не стал вампиром, и остался всего лишь человечишкой. Но если вы настаиваете, Агатушка принесет Анне Петровне самые искренние извинения, и мы вернемся к вопросу Милы. – Боюсь, что извинениями не дело не закончится. – дед Слава начал преображаться. Лицо потемнело и превратилось в морду чудовища, из тела полезли шипы, кожистые крылья раскрылись за спиной. – Ну что же, если дело принимает такой оборот. – прошептал Борис, и спустя несколько мгновений над занимавшим центр гостиной столом махали крыльями, шипели, плевались и ругались относительно Милы и Ивана, постепенно переходя с русского на старославянский и оскский, два зубастых ящера. Четверо молодых вампиров застыли в изумлении, и если Анна и Жан знали об способности деда Славы, то умение Бориса превращаться в пресмыкающееся оказалось новостью даже для Агаты и Влада. Фарфоровая чашка выскользнула из рук Анны, и с громким звоном разлетелась на множество осколков. Два порхающих ящера обернулись на звук разбившегося фарфора, и через мгновение первородные вампиры стояли у стола в своем человеческом обличье. – Что же вы дорогая моя Анна Петровна такими сокровищами разбрасываетесь? – елейные интонации вновь вернулись в голос Бориса. – Саксония, восемнадцатый век. – машинально ответил дед Слава и с изменившимся от боли лицом схватился за прострелившую ревматизмом поясницу и плюхнулся на стул. – Святослав Вернидубович, голубчик, какая Саксония? Это китайский фарфор семнадцатого века! Во времена династии Мин китайские мануфактуры изготавливали такой фарфор для европейских заказчиков в соответствии с европейскими вкусами. У Вас в руках, Анна Петровна, было настоящее сокровище. Для Бориса – такое имя в России носил уроженец Помпей и сын ранившего Спартака оска Феликса – единственными вещами, связанными с людьми и имевшими ценность, были произведения искусства. Чашка, способная радовать глаз своим изяществом форм и прихотливым рисунком, для ославянившегося италика значила гораздо больше её создателя. Не раз бывало, что Борис, восторгавшийся тем или иным шедевром, без зазрения совести осушал создавшего этот шедевр ремесленника. – У Вашей подручной в руках тоже было настоящее сокровище. – процедила Анна. Борис ничего не сказал в ответ и лишь оскалился, схватившись за поясницу. – Тоже радикулит прихватил? – участливо спросил дед Слава, и скрючившийся Борис утвердительно кивнул в ответ и также сел на стул. – В нашем с вами возрасте надо пореже перекидываться в животную сущность, не мальчишки двухсотлетние. – Святослав Вернидубович, давайте поговорим наедине как два первородных. Мы можем отправить нашу молодежь на улицу или в разные концы вашей квартиры и обсудить эти два интересующих нас вопроса? – после приступа радикулита от угодливости и елейности в Борисе ничего не осталось. Теперь перед дедом Славой сидел не любитель древностей, а скорее банковский клерк, интересующийся исключительно прибылью своего кредитно-денежного нанимателя и лишь своим рыжеватым костюмом-тройкой напоминавший эксцентричного эксперта в области истории искусства. – Не получится, Борис Феликсович, девушки найдут повод сцепиться, затем парни подтянутся, а там уже и мы два винтажных газогенератора. – деду Славе почему-то пришёл на ум ответ Жана, державшего в руке игрушку поп-ит: «Дедуль, если уж на то пошло, то говори не старый пердун, а винтажный газогенератор.» – Может тогда наша молодежь пусть стоит там, где стоит, а мы поговорим на языке, который понимаем только мы. Может на польском? – Dobrze. – и старые вампиры перешли на язык жителей Вислы. – Борис Феликсович, у меня было время подумать относительно вашей охоты на Милу, и в своих размышлениях я попытался ответить на вопрос: в чем смысл этой охоты? У Вас в общине были две фракции: «фирма» и «ферма». «Фирма» проиграла, «ферма» выиграла, и лидер «фирмы» Мила сбежала. Возвращаться в общину Мила не собирается, но вы не прекращаете её поиски. Зачем? – Закон, Святослав Вернидубович. Вы не хуже меня знаете, что dura lex sed lex. – Бросьте, Борис Феликсович. Ваша фракция победила, ваши противники сидят тихо как мыши под веником. Самое время внести коррективы в закон и, попутно избавившись от друзей Милы, изменить его в свою пользу. Однако Вы второй год продолжаете поиски. На маньяка, зацикленного на одной идее, Вы, Борис Феликсович, не похожи, да и не живут столько маньяки. Значит это соглашение заключено не внутри вампирской общины, а с людьми… Город или область? – Województwo… – услышали молодые вампиры усталый голос Бориса. – Святослав Вернидубович, Вы не первый вампир, кто пропутешествовав не одно столетие, решается осесть на одном месте. Можно было уехать в Южную Америку, но я выбрал Урал – с одной стороны место достаточно глухое, а с другой стороны центры людской цивилизации поблизости. А когда вампир оседает на одном месте, то поневоле появляются смертные… – Борис задумался, стараясь подобрать слово. – Кураторы? – Пусть будут кураторы. Не успеваешь оглянуться, как оказывается, что не смертные подчиняются тебе, а ты зависишь от них. Подобно хранителям кураторы обеспечивают нашу легализацию. В качестве ответной любезности они отправляют к нам людей, от которых хотят избавиться. – дед Слава удивленно крякнул, на что Борис невесело усмехнулся. – Именно так, Святослав Вернидубович. Вы заключили договор в старые добрые времена со столбовым дворянином, нам же пришлось договариваться с рабоче-крестьянской властью. По сравнению с нашими кураторами ваши хранители вегетарианцы. Наши уральские пролетарии не стали бы ограничиваться запретом Ивану до обращения возвращаться в Смоленск. У нас бы довели дело до конца: пропал бы на охоте от случайного выстрела или всплыл бы по весне после зимней рыбалки. – Борис перехватил удивленный взгляд деда Славы в сторону Агаты и ответил на незаданный вопрос. – Вы правильно подумали, Святослав Вернидубович, молодежь знает о зависимости общины от кураторов, и их презрение к людям – сублимация такого знания. – Борис Феликсович, я правильно понимаю, что инициатива охоты на Милу исходила от людей из руководства области? – Tak, Światosław Wiernidubowicz. – услышала молодежь. – Они опасаются раскрытия тайны нашего существования и возвращения Милы. Кураторы считают, что Мила может обратить людей, сколотить из них армию и с этой армией устроить на Урале вампирские войны. Да и сама идея «фермы» кураторам более интересна. – А если Мила станет членом моей семьи? – Если она не будет никого обращать и не будет покидать Смоленскую область, то наши кураторы, полагаю, согласятся оставить Милу в живых. – Борис Феликсович, если о судьбе Милы мы договорились, самое время прейти к нашей второй проблеме. – Святослав Вернидубович, Анну Петровну как влюбленную женщину я по понятным причинам про Ивана спрашивать не буду, – Борис взглянул из-под очков на Анну, которая дернулась, услышав имя своего возлюбленного. – Ответьте Вы мне: что это был за человек. – Умный, толковый, ответственный с умением держать язык за зубами. Но главное, что Ванечка был хорошим, очень хорошим человеком. Правильным человеком. – Szlachcic, – вновь молодые вампиры услышали незнакомое слово из уст печально посмотревшего вверх деда Славы. – В лучшем смысле этого слова. – Но всё, что Вы мне сейчас сказали, Святослав Вернидубович, – это всё лирика. Хороших, правильных, благородных людей очень много. И тех, кто держит язык за зубами, тоже немало. Что же такого героического совершил этот человек, что Вы согласились с его вхождением в семью и с его обращением? – Он убил вампира, Борис Феликсович. – Своего предшественника? У вас таким способом входят в семью? – Не стоит так шутить. Этот вампир был чужаком, который хотел стравить нас с хранителями, убить и нас, и хранителей, и из Смоленска начать путь к мировому господству. – И как же Иван справился с ним, и кто ему помог победить этого пришельца? – Он справился в одиночку, а победить Ванечке помогли его ум, везение, ну и топор, конечно же. Борис внимательно слушал ответ деда Славы, сравнивая и сопоставляя его слова со словами допрошенного хранителя и пытаясь узнать, чем эта песчинка из серой бесчисленной массы смертных, поколения которой сменяют друг друга подобно листьям деревьев, так приглянулась главе смоленских вампиров. Чтобы понять лжет собеседник или нет прожившему долгую жизнь Борису не требовались ни пошлое чтение мыслей, ни не менее пошлые пытки при допросе (хотя и в том, и в другом случае процесс получения информации ускоряется). Из рассказов Кривича и хранителя Борис узнал, что несколько месяцев назад в Смоленске появился чужак, который стал убивать людей. Банальный служебный роман двух следователей привел к раскрытию тайны существования вампиров, а истерика Хранительницы во время поисков убийцы к казни невиновного и конфликту вампиров с хранителями. Появление Ивана в самый неожиданный момент и убийство им чужака одним махом решило множество проблем. Влюбленность Анны в спасшего её человека не вызвала у Бориса удивления: для прожившего не одну тысячу лет первородного вампира в этой девушке, проносившей вампирские клыки всего то менее века, было слишком много человеческого. «Наказание настоящего преступника и улаживание конфликта смоленских вампиров и хранителей стали для Кривича достаточным вкладом в то, чтобы позволить этому человечишке, узнавшем о существовании вампиров, жить дальше и самому стать вампиром. Московский мент был толковым человечком, и в этом старик не обманывает. Он врёт про обращение! Иван не планировал переезд в Смоленск; они предпочитали жить человеком и вампиром. Иван и Анна чего-то ждали, чего-то очень важного для них, но вот чего?» – Борис понимал причину благодарности деда Славы: как и любой другой осевший на одним месте вампир он не любил чужаков. Однако Борис размышлял о причине столь продолжительного мезальянса еды и едока и не находил ответа. За прожитые две тысячи лет этот италик не раз сталкивался с чувствами, которые вампир и человек испытывали друг к другу, и каждый раз всё заканчивалось быстрым обращением человека. Борис подумал, что можно убить всех этих смоленских недоупырей, а потом поймать и казнить Милу, но… – тут Борис мысленно поморщился и недовольно цокнул языком – момент внезапности упущен: «Так просто уже не получится – смоленские вампиры и хранители знают о нас. И ещё эта сумасшедшая Анна готова мстить за своего человечишку, а к её мести легко могут присоединиться не только вся эта семейка, но и их хранители. С этой дурной бабы станется в драку с нами втравить своих сослуживцев не только из Смоленска, но и из Москвы, а это приведёт к раскрытию тайны. Patronus будет против – мы и так с оторванной головой и этими полицейскими наследили… Ну что ж, Боренька, заплатишь за этого человечка максимальную цену.» – Святослав Вернидубович, я полагаю, что это будет достойной компенсацией за жизнь Ивана. – Борис вынул из внутреннего кармана пиджака и поставил на стол небольшую склянку с какой-то темной жидкостью. Дед Слава одел свои очки с толстыми линзами и внимательно посмотрел на емкость. Искусно сделанная склянка из синего стекла венчалась пробкой в виде петушиной головы, перья которой плавно переходили в змеиную чешую. – Что здесь, Борис Феликсович? – В этой емкости, Святослав Вернидубович, кровь того существа, благодаря укусу которого и удару молнии мы с Вами стали такими, какие мы есть. Я полагаю за Ивана мы в расчете? – Даже более чем, Борис Феликсович. Дед Слава оторвал от взгляд от склянки и посмотрел в глаза Борису, на лице которого вновь появилась елейная улыбка. – Ну тогда за соглашение и, надеюсь, будущее плодотворное сотрудничество. – Борис перешел на русский язык и разлил из фляжки по рюмкам кровь. – Деликатес, четвертая отрицательная. – Первородные вампиры чокнулись и опрокинули рюмки.