Осколки души

      — Да, я живу одна… Вы можете, пожалуйста, остаться со мной… — Тихо сказала девушка, не отрывая взгляда от Лауры, словно моля её не уходить.       Возбуждение крыло всё сильнее, казалось, что оно сносит крышу. Щëки наполнились румянцем, дыхание участилось, а руки всё также сжимали со всей силы край платья. Вены чётко были видны на тонких кистях, а грудь вздымалась всё быстрее.       Белье предательски мокло всё сильнее, девушка чувствовала это. Естественная смазка, которая была тягучей словно мёд, выделялась в огромном объёме, Третьяковой казалось, что она настолько горячая, словно лава, которая обжигала нежную кожу между ног.       Через пару минут машина остановилась и, протянув купюру водителю, женщина сказала:       — Спасибо, сдачи не нужно.       Мария вышла из машины, ожидая Лукину и параллельно ища ключи в своей сумочке, но она поняла, что это не дом и тем более не её. Блондинка медленно шла к подъезду, почти не стоя на ногах. Она пыталась держаться и, почти споткнувшись, почувствовала на своей талии горячие руки Лукиной, от чего вновь тихо простонала.       Маша забыла свой адрес, поэтому Лукина назвала свой, по которому в скором времени машина остановилась у забора, и девушка тут же выскочила из машины. Лаура только непонимающе бегала глазами, как в машине, так и выйдя на улицу. Словила она её уже, когда та чуть не упала на небольших ступеньках, ведущих к калитке.       Придерживая девушку за талию, чтобы та ещё где-нибудь не свалилась, Лукина завела её в дом и отпустила рядом с диваном, так что свалилась она на мягкую поверхность. Оставив её там, женщина ушла на кухню, а пришла уже через минуту со стаканом воды, который протянула блондинке.       — На, выпей. Тебе не плохо?       — Нет, мне не плохо, спасибо. — Тихо говорила Третьякова, взяв стакан воды.       Она немного отпила из него и, поставив тот на журнальный столик, встала напротив преподавателя уже без туфель и смотря то в глаза, то на губы женщины.       Не заметить перевозбуждëнное состояние Третьяковой было нельзя, даже не особо трезвой Лукиной. Поджав губы и покачав головой, женщина снова взяла её за локоть и потянула наверх. Остановившись возле гостевой комнаты, она открыла дверь и затянула Марию туда.       — Я сейчас принесу тебе пижаму, можешь расстелить пока кровать.       Она закрыла дверь и ушла в гардеробную. Открыла ящик и выбрала одну пижаму, которая ей была маловата. Вроде пока ничего нужно не было, поэтому она вернулась в гостевую.       Пока Лукина ходила за пижамой, Мария сняла с себя платье. Оставшись только в одном белье, она скрестила ноги, хотелось разрядки.       Оперевшись руками о края кровати, девушка сидела, смотря в одну точку. Она хотела поцеловать Лауру и она это сделает. Она не слышала шагов женщины, уж слишком она была погружена в свои мысли. Кружевное белье чуть ли не висело на Третьяковой, она сильно скинула в весе и поэтому лиф был большеват. Она вновь закусила нижнюю губу, ранка приятно отдавала болью. Этот день она запомнит навсегда.       Лаура застала Машу сидящей на кровати, молча подошла и положила рядом с ней пижаму. Снова оставив её, хозяйка спустилась вниз и кое что взяла, а затем вернулась обратно.       Лукина поставила на тумбу стакан с водой и аспирин, а оставшиеся в руках предметы ей ещё пригодятся. Намочив ватный диск перекисью, женщина включила светильник, подняла голову Третьяковой за подбородок и, прищуриваясь, обработала её разбитую губу.       — Какого черта ты ничего не ешь? Растворишься скоро, — недовольно бормотала Лукина, — Будешь мне отчитываться, видео присылать, что ты ешь, поняла?       Отложив на тумбу перекись и использованный диск, Лаура села на колени рядом с девушкой и, закинув её ноги на кровать, отодвинула ящик под кроватью и вытащила оттуда плед, ибо в доме было прохладно, а отопления ещё не было, положила его рядом, встала и сдула упавшие на лицо волосы, выдохнув.       — Я не хочу есть… — сев в кровати тихо сказала девушка. — Последние три недели я только пила алкоголь и очень мало ела, нет в этом необходимости, я считаю… — Третьякова смотрела в глаза женщины.       — Одевайся, — она кивнула на пижаму, которую так и не тронули, — я не спрашиваю, что ты хочешь и как считаешь, я сказала, значит так и будет.       Лукина выпрямилась и сунула руки в карманы чёрных брюк. Такого же цвета приталенная рубашка красиво обрамляла грудь и тонкую талию.       Встав, Мария подошла вплотную и, не выдержав, нежно коснулась губ преподавателя, проигнорировав слова о том, что нужно переодеться. Начав параллельно снимать с себя лиф, она ловко расстегнула тонкими пальчиками застежку и откинула ненужный элемент на кровать.       Лукина за плечи отстранила от себя блондинку и поджала губы, нахмурившись.       — Ложись спать, Третьякова, от греха подальше, — она надавила на плечи и опять посадила её на кровать.       От таких действий со стороны Лукиной, с губ девушки слетел стон, и она вновь закусила губу.       — Я пожалуй поеду домой, если ты… то есть Вы не против… — Тихо говорила Мария, потянувшись к лифу.       — Я против. Надень уже пижаму и ложись спать, иначе я тебя сейчас закрою здесь и только утром открою. Ты что такая упёртая? Тебе точно не 14?       Ей богу, Третьякова напоминала ребёнка, который спорил и делал всё наоборот, несмотря на то, что ей хотели только хорошего.       — Может быть и ребёнок! И нет! Мне не 14, — вновь встав, сказала Мария и, начав злиться, сверкнула глазами. — Даже если Вы меня закроете, я выпрыгну в окно и уеду домой! — Грудь быстро вздымалась, а кулаки были сжаты.       — Я тебя наручниками к изголовью прикую, — ровно ответила Лукина, кажется, она на всё найдёт ответ.       — Ага, и трахните, да? — Поджав губы, сказала девушка.       — Ещё чего, — хмыкнула Лукина, — если ты сейчас же не наденешь пижаму и не ляжешь спать, я приму меры, и я не шучу.       — Рискни! — Третьякова повысила тон, переходя на ты, сейчас правила вежливости были не нужны, было плевать.       Толкнув блондинку на кровать, Лукина села на её бедра и взяв верх от пижамы, надела на Третьякову, хоть она и пыталась сопротивляться, но более сильная шатенка держала её, и ей было куда легче сделать то, что ей надо.       Мычание прошлось на всю комнату из грудной клетки Марии, отчего она немного выгнулась. От сопротивлений участилось дыхание. Сама Лукина сидела на её бёдрах. И, недолго думая, девушка взяла лицо Лауры в свои ладони и рывком впилась в пухлые губы, отдавая всю свою любовь.       Третьякова не знала, оттолкнёт ли её женщина в этот раз, она делала то, что подсказывало сердце.       Она ответила на поцелуй. Быстрый, немного грубый от злости, но долго он не продлился: Лаура отстранилась первой. Она встала и быстро надела на блондинку пижамные шорты, пока та не успела опомниться. Так же быстро женщина подошла к окну, вынула ручку, которую когда-то сломали и быстро покинула комнату, закрыв её с другой стороны.       Теперь она ни через окно, ни через дверь раньше времени не выйдет уж точно, ведь всё в её доме было сделано на руку.       Лаура пошла в гардеробную, сама переоделась и уставшая поплелась в спальню. Хотелось поскорее забраться под одеяло и крепко уснуть.       Третьякова начала бесшумно плакать, было обидно, что Лукина ушла. Слёзы душили и силы кончались, алкоголь окончательно вымотал девушку.       Еле как расправив одеяло, Мария укуталась в него и удобно легла. Запах духов Лукиной стоял во всей комнате. Закрыв глаза, блондинка почти моментально погрузилась в сон. Ощущения были максимально странные, в одно время было тепло и приятно, так как осознание того, что она в доме у Лукиной, а в другое был страх, что она вышвырнет её.       Прошло около двух часов, и, встав, девушка очень сильно хотела в туалет. Она понимала, что дверь закрыта, но её это не остановило. Вытащив шпильку из волос, она осторожно подошла к двери. Пару ловких движений, и она на свободе.       Дверь щёлкнула, выпуская хрупкое тело. В доме стояла гробовая тишина. Огромное здание с высокими потолками и винтовой лестницей. Выйдя из комнаты, Мария всё осматривала. Ей казалось, что она в логове королевы.       Дойдя до лестницы, белокурая тихо спустилась вниз. Босыми ногами она аккуратно наступала по тёплому дубовому паркету. Спустившись, она сразу же нашла ванну с туалетом и тихо зайдя туда, закрыла дверь. Девушка справила нужду, с облегчением выдыхая от удовольствия.       Выйдя из санузла её внимание привлекло панорамное окно, которое открывало вид на лес. Розовое небо так завораживало, на часах половина пятого утра. Рассвет был таким красивым, что Маша была поражена от такой красоты.       Тихо поднявшись обратно, Третьякова забыла закрыть дверь до конца. Она легла на кровать, закутавшись в одеяло. Взяв телефон, посмотрела на время. На заставке обоев стояла черно-белая фотография Лукиной, на лице поползла улыбка. Отключив звук, Мария держала гаджет в руках. Осознание и анализ того, что сегодня произошло, погрузил девушку в глубокий и очень крепкий сон.       Лаура проснулась утром, как обычно, накинула шёлковый халат на ночнушку и пошла в ванную. Умылась, приняла душ и практически в таком же виде спустилась на кухню.       Сделав кофе, шатенка принялась делать блины, попутно попивая сладкий напиток. Чувствовала она себя хорошо. Уже через минут сорок на тарелке были невероятно воздушные блинчики.       Поставив себе ещё одну кружку кофе, Лукина пошла наверх за Машей. Открыла дверь и застала её спящей.       — Подъëм! — женщина постучала по двери.       Дверь бла приоткрыта, и это было видно. Мария настолько крепко спала, что она ничего не слышала. Во сне девушка мягко улыбалась, держа тонкими пальцами телефон. Рубашка от пижамы была задрана до рёбер, на которых были недавно зажившие порезы. Ночью их не было видно из-за темноты, но сейчас они были отчётливо видны при солнечном свете.       Золотые локоны были раскиданы на подушке, а на губе образовалась корочка от ночного инцидента, макияж был размазан. Грудь мирно вздымалась от ровного дыхания, а плоский живот был провален, образовывая небольшую впадину, левая рука покоилась внизу живота. Белокурая мило причмокивала во сне, видя прекрасный сон с участием Лукиной.       Видя, что Третьякова всё так же спит, женщина закатила глаза и ушла обратно на кухню, вернувшись уже с подложкой для льда. Скинув с блондинки одеяло и вытащив пару кубиков, один положила на шею, другой на живот, проведя мокрую линию, а третьим повела по бедру.       — Лаура… — Прошептала девушка, тихо промычав от таких ощущений, было безумно приятно.       Мария приоткрыла рот, начиная быстрее дышать. Она не открывала глаз, думая, что это всё сон, и легонько сжала рукой белоснежную простынь.       — Третьякова, сейчас не проснёшься, я на тебя воду вылью, — пригрозила Лукина, забрав из её рук телефон и положив его на тумбу.       Экран телефона загорелся, и на нём была видна Лаура. Третьякова распахнула глаза.       — И Вам не кашлять, чего орать-то так? — Морщилась Мария от солнечного света и, смотря на Лукину, села.       Лукина не удивилась, увидев себя на экране блокировки. Чего только картина стоила.       — А ты вспомни, как себя вела вчера, — выгнула бровь женщина, — иди в ванну, жду тебя на кухне, — она развернулась и ушла.       — Я домой поеду… я помню, что я Вас…поцеловала… — Тихо сказала Третьякова, опуская глаза в пол и вспоминая, что было ночью.       — Пререкаться со мной не надо, я всё сказала, — ответила женщина, скрывшись в дверном проёме.       Вернувшись на кухню, она взяла кофе и села за стол, с удовольствием делая маленькие глотки.       Заправив кровать, Третьякова спустилась вниз и зашла в ванную. Приняв все водные процедуры и взяв первое попавшееся полотенце, Мария вытерлась и, промокнув волосы, повесила его обратно. Одев пижаму, она вышла и прошла на кухню.       По одну сторону стола сидела Лаура, поедая блинчики со сгущёнкой, а с другой стороны стояла чашка с чаем.       — Ешь, — кивнув на блины, сказала преподаватель и сделала глоток кофе.       — Я не голодна, Лаура Альбертовна… Можно я просто воды попью, меня тошнит немного. — Третьякова смотрела на женщину.       — Тебя тошнит, потому что ты ничего не ешь. Так что через не хочу, давай.       Девушка села за стол и, взяв один блинчик, начала есть, глядя в одну точку. Это было очень вкусно, она как будто снова окунулась в детство.       — У вас покурить можно где-нибудь? — Тихо спросила блондинка, переведя взгляд на Лауру.       Лукина не была фанатом завтраков, поэтому, немного перекусив, уже наелась и теперь только допивала кофе.       — У нас дома не курят, — спокойно ответила женщина, отставляя кружку на стол.       — Я вас поняла. Спасибо за завтрак, Вы очень вкусно готовите! — Третьякова доела блин и встала из-за стола, улыбаясь преподавателю.       — Один блин? Ребёнок в четыре года больше съедает, а ну сядь обратно. — недовольно сказала Лукина, взглядом указывая на стул.       Третьякова надула губы и села обратно. Её тошнило, а голова болела.       — Ты выпила аспирин, который лежал на тумбе?       — Нет, я забыла про него, простите… — девушка вновь опустила глаза в пол, сейчас она ощущала себя нашкодившим котёнком, который был загнан в угол.       Желудок отказывался принимать прекрасный завтрак Лукиной, поэтому, соскочив со стула и сказав выдавленное из себя «извините» Мария убежала в туалет, опустошая свой желудок.       Тяжело выдохнув и медленно вдохнув, девушка почувствовала облегчение. Стоя на коленях перед унитазом, она просто напросто корила себя за то, что сейчас происходит, за те шоты с клубникой, которые благополучно вышли из неё, и вообще за всё. Ей казалось, что она не живет, а просто существует.       Было стыдно перед Лаурой, это единственное, что сейчас было в голове. Осторожно встав и подойдя к раковине, Третьякова включила холодную воду.       Набрав немного воды в ладони, блондинка набрала её в рот, начиная полоскать. Повторив нехитрую процедуру несколько раз, она умылась и, выключив воду, вышла из ванной.       Лаура, всё ещё в халате, встретила её в гостиной. На диване лежала одежда, на которую указала ей женщина.       — Одевайся, мы едем в больницу, — и ушла наверх, чтобы самой одеться.       — Лаура Альбертовна, зачем? Я в порядке! — Мария подбежала к ней, осторожно взяв её за локоть, и начала смотреть в глаза, вновь начиная в них утопать. — Со мной всё в порядке и себя хорошо чувствую, правда не нужно. — Тихо говорила девушка, не разрывая зрительного контакта.       — Я по-твоему слепая, или дура там, и не вижу, не понимаю ничего? — встала Лукина, свысока смотря на напуганного ребёнка. — выбирай: либо ты делаешь то, что я говорю, либо я оставляю тебя в покое, ухожу из универа и ты меня больше никогда не увидишь, и можешь продолжать делать то, что ты делаешь, пожалуйста, я тебе мешать не буду, — она пожала плечами, слегка отдёргивая руку.       — Я не хочу, чтобы ты уходила из моей… — сделав небольшую паузу, Третьякова сглотнула. — Из моей жизни… — Тихо говорила девушка, чувствуя, как слёзы вновь подступили к глазам.       Она цеплялась за Лукину словно за спасательный круг. И снова она обратилась к преподавателю на ты, это игра на ты-вы не давала покоя то ли из-за волнения, то ли из-за своего морального состояния.       Она смотрела на Лукину, поджав губы и пытаясь не уронить слезы. За такой короткий срок она очень сильно к ней привязалась. Она была готова сделать всё, что угодно, чтобы женщина осталась в её жизни.       — Мне очень жаль, Лаура… Что из-за своего морального состояния я стала такой…после смерти родителей я в одиночку залечиваю свои раны…и я знаю, в жизни так бывает, что самое значимое и сокровенное когда-то уходит от нас… Постоянно что-то терплю, я даже взяла этот чëртов академический отпуск до декабря, чтобы меня не трогали в вузе, прощаю того чего не стоило бы прощать! Просто тупо ношу внутри боль хуже физической…потому что принимаю всё близко к сердцу и плачу из-за этого ночами… Даже, когда ты вчера ушла и закрыла меня, я начала плакать… И нет! Я не давлю на жалость… Переживаю события прошлого в тайне от других, у меня даже друзей нет, потому что я никому не интересна! А в тебя я просто влюбилась до безумия…. Я заложница души, которую уничтожили… И не ем я не потому, что не хочу, а потому что меня с детства корили родители за то, что я много ем, это просто вошло уже в привычку!       Девушка говорила плача. Она смотрела на Лукину, которая глядела на неё с высока. Просто уже не выдержав, Машу прорвало на этот монолог и она не боялась сказать ей всё это. Замолчав, Третьякова закрыла лицо ладонями, тяжело дышав, потому что слёзы тупо душили вновь.       Молча выслушав её, Лаура вздохнула и вновь указала на свои вещи на диване.       — Одевайся, поговорим в машине.       Женщина поднялась по лестнице и зашла в свою гардеробную. Выбрав голубые джинсы, белую футболку и пиджак, Лукина поправила волосы и спустилась вниз.       Мария быстро переоделась, но молочные брюки с неё спадали, а белая блузка мешковато висела, обрамляя широкими завязками тонкую талию. Повернувшись к женщине, она посмотрела на неё заплаканными глазами и спросила:       — У вас… не будет ремня?       Жестом показав, что сейчас будет, Лаура быстро сходила в гардероб и вернулась обратно. В её руках лежал широкий белый ремень. Подойдя ближе, Лукина просунула ремень в петли брюк и хорошо затянула.       Затем она сходила на кухню и протянула девушке стакан с водой:       — Успокаивайся.       Мария легонько закусила губу от таких действий со стороны преподавателя. И, вытерев глаза, она взяла стакан воды, отпив немного.       — Спасибо Вам… — Слабо улыбнулась Третьякова.       Кивнув, Лаура ушла в проходную, чтобы проверить комплектацию сумки и взять ключи от машины. Мария взяла свой телефон и сумку. Надев туфли, она вышла на улицу и, вдохнув полной грудью воздух, расслабилась.       Они сели в мерседес, и Лукина с легкостью выехала с территории и направилась в город.       — Понимаешь, чтобы разобраться со всем этим, тебе в первую очередь необходимо повзрослеть. Проще всего напиться и убегать от проблем, но таким образом их не решить, вот и всё. Все эмоции, трудности, всё, что даёт жизнь надо пережить, а не складывать в рюкзак и нести с собой дальше, потому что в какой-то момент станет слишком тяжело. Нужно сохранять трезвую голову в любой ситуации, учиться этому. В твоём возрасте как раз самое время.       — Я пытаюсь, просто мне даётся это трудно. Когда была жива мама, она помогала разбираться мне с этим, и у меня получалось довольно хорошо. Да, возможно я не была хорошей дочерью, но я радовалась жизни и не позволяла себе пить так как сейчас. Был максимум один бокал в неделю и с весом у меня всё было хорошо. Я давно повзрослела, правда этого никто не видит. Все мы в душе остаёмся детьми. — Мария смотрела на чёткий профиль Лукиной. — Я обещаю тебе, что всё будет хорошо… — Тихо говорила девушка, тяжело вздохнув.       Она уже не плакала, она как будто бы отключила сейчас всё и у неё была холодная голова. Слова Лауры были для неё самой главной поддержкой сейчас.       — Повзрослела ты только физически, внутренне ты ещё подросток, — уверенно давя на педаль газа, сказала Лукина. — знаю я уже твоё «хорошо», будешь теперь под наблюдением врачей находится.       — Всё, что угодно, но в больницу я не лягу. Я готова быть под твоим присмотром, но я не хочу лежать там, Лаура, пожалуйста! — Третьякова положила свою руку на ногу женщины, поглаживая, поднимаясь выше и немного сжимая её.       — Никто тебя без твоего разрешения не положит, успокойся. Сдашь анализы, будешь наблюдаться у терапевта и психиатра, пока они не скажут, что ты здорова, понятно? — выкручивая руль, спросила Лукина. — убери руку.       — Поняла. — Убрав осторожно руку, Маша продолжила следить за движениями женщины.       — Лаура, можно пригласить тебя сегодня на ужин? — Третьякова волновалась услышать отказ, она нервно кусала ранку на губе, гладя себя легонько по ногам, чтобы не помять идеально выглаженные брюки.       — А ты хочешь опять в туалет бегать? Тебе повара этого не простят, — саркастично ответила Лукина, посматривая в зеркало и следя за машинами сзади.       — Я хотела пригласить тебя к себе домой на ужин, — Третьякову немного задели слова преподавателя, но, не подав виду, она мягко улыбнулась.