Абстиненция раскалывается

Он смеется, как будто нервно, в прикушенную губу, глаза слезятся и обнажающе блестят в свете вывески аптеки за тонированным стеклом машины. Острые тревожные черты - Олег заправляет за аккуратное ухо прядь длинных волос. Угашенный - доходит как-то со слишком большим лагом. В нос будто забивается пылинки с этой его шубы, словно из перьев, леопардовая, хоть выколоть глаза. Он говорит: "съездишь со мной?". Он звонко щелкает щеколдой, запираясь в просторной ванной комнате. "Со-мной" - а зачем тогда проводить эту границу между? Он надевает брюки, рубашку и сверху эту шубу - что наконец появились деньги, становится понятно ещё на этапе сброшенного смской адреса его новой съемной квартиры на Грибоедова. Скрежет голосовых связок и "да пошли вы все!" визжит помехами мокроты в высоких громоздких люстрах, длинные и аккуратные средние пальцы. - Хотели выкупить контрольный пакет, - бормочет, поверхностно, под нос, по пальцам кровь, ручеек. - Размечтались суки... - Конечно, суки, - вторить бледным шепотом. Пальцы не брезгуют, ныряют в кровь, подают салфетку, прижимают к ровному носу. Ловить его бегающий взгляд. Конечно, Серый. Да, Серый. Ты прав, Серый. И даже ни капли неудобства перед незнакомыми, за странный всплеск не к месту. Целоваться на перекрестке в его тачке на заднем, включена аварийка. Как тогда, когда Косой спизданул что-то про мать - запрещенка в любом виде. И тоже, после, в поцелуе был привкус металла. Светофор мигает желтым нейтрально, но светит аптечная вывеска зеленым - уже значение, уже палитра. Прядь за ухо, рыжая обычно, но темная тут, отсвечивает своей мягкостью. На коленках его бедра, взгляд, бег зрачков, косая ухмылка, и прикусана губа. Лицо тонкое в чаше ладоней. Я так скучал, а ты? Он не видел слепнущую духоту пустыни, и не надо. Ему одному из них двоих этого уже слишком много. Я ненадолго здесь, надо будет вернуться. - Что? - Прости.. Потом. Сейчас, тут, он котенком льнет к руке, промокает слезы в черноту водолазки на плече. Не потому что уже грустит по скорой разлуке, а потому что шалит в крови химия. Это не-важ-но. Просто будь осторожней, они все мудаки, ты один самый умный, самый красивый, самый. Он замирает под поглаживаниями, стихает, теребит пальцами кулон на чужой шее, ковыряет швы водолазки по бокам. За пределами - тишина ночной дороги. Вздернутая голова. Взгляд в стрелочках мокрых ресниц. В глазах отражается желтый светофор. Недостертый подтек крови под носом - слизистую почти на списание. Натяжение, протяжение по-. Мягкий поцелуй, притянув голову, языки гуляют, заглядывают друг к другу в гости полостей ртов. Они тоже целуются. Влажные звуки заполняют машину под завязку, запотевшими окнами. Становится душно-жарко, шубу перьями лететь в сторону. Ладони по щекам зеркалят чужие, свои по бедрам, по коленям, срывая непривычно раскованные стоны. Он будто дрожит в улыбке, черты острее. В нем столько нового, обнажившегося, но из старого: люблюлюблюлюблю - оргазмическое возвышенное. Он тоже любит, необязательно вслух. Телепатия исполняет мечты. Дышать одним воздухом, одетыми, только застегнуть ширинки и сидеть дальше, покачивать в ковчеге рук, плотно обниматься, задремав. Запустить пальцы полежать в мягкость волос. И когда начнет светать, игнорировать, как свою, его головную раскалывающую боль абстиненции. И снова не решиться сказать. Что скоро снова уедет.