Доверие

Они вновь вынуждены выживать в этом тусклом, блеклом мирке взрослых, где каждый пытается уйти от гнусной реальности. Здесь каждый старается скрыть себя, своë тело, своë лицо. Так и лучший друг Седьмого- Моно. Пакет на его голове- это попытка уйти в себя и растворится без следа в серой массе людей, никак не выделяясь. По его словам, этот пакет- это его защита. И, на самом деле можно понять страх этого мальчишки, ведь он фактически всю жизнь не живëт, а выживает. Постоянно он был один, но вот в его жизни появилась та, которой он поверил, и которая предала его, оставив умирать для того, что бы спасти себя. Падая в яму, Моно уже почти отчаялся. Сидя на том стуле он окончательно потерял всякую надежду на спасение и молча ожидал смерти. Услышав противный скрип двери и увидев тонкий луч света он не чувствовал ничего, кроме безразличия, но одновременно с этим и…страха?.. Да, страха неизведанного, но когда в проëм протиснулось худощавое тельце в странной голубой толстовке, со дна сознания поднялись остатки эмоций, которые вылились в удивление. Что это за бесстрашная душа? Почему он здесь? Что ему нужно? Оборванная кандала на правой ноге звякнула, от чего Моно невольно дëрнулся. Вошедший посмотрел на парня, но без страха или презрения, скорее наоборот, с желанием помочь и подружиться. Подойдя ближе мальчик протянул свою худую, дрожащую руку существу напротив него, предлагая уйти вместе, спастись вдвоём, даже если они совсем не знают друг друга. Несколько мучительных минут раздумий, и Моно отвечает ему: -Уходи. Я могу быть опасным. Оставь меня здесь и спасайся сам. Голос хрипел и был настолько тихим, что казалось его никто не мог услышать. Но этот мальчик слышал его, но не уходил. -Дай мне помочь тебе. Дай руку и уходим скорее.-таким же тихим и уставшим голосом произнëс беглец. Несколько долгих минут ожидания длились вечность, но вот дрожащую руку пожала худая ладошка, а через несколько секунд со скрипучего стула спрыгнул и сам еë обладатель. На секунду в чëрных отверстиях для глаз промелькнул маленький огонëк. Так началась их дружба. *** Вместе они бродили по городу и спасались от опасностей, помогали друг другу и не отходили ни на шаг. Но вот в какой-то момент Седьмой начал замечать нечто странное в себе. Когда спутник брал его за руку, да бы провести за собой по узкой дорожке, или когда прижимал рукой к стене, прячась от людей, в Седьмом буд-то что то щëлкало. Ему хотелось прижаться теснее к другу, почувствовать его слабое тепло, обнять тощее тельце и не подпускать к нему никого. Скрыть от мира сего. Защитить. Но что чувствует Моно? Чувствует ли он тоже самое, или наоборот, не выносит компании Седьмого, но просто боится обидеть его, и под маской скрывает отторжение и ненависть. Но почему он тогда до сих пор не поступил как Шестая? Не бросил Седьмого. Он, вероятно, просто не хочет быть убийцей как она, и не хочет в таких масштабах вредить людям. Но Седьмой верил неразговоричивому мальчишке. Он готов ради него на всë, но есть одно «но». Он никогда не видел его лицо. Моно всегда был очень скрытным, и когда беглец спрашивал его про маску тот всегда отмахивался, говоря что это не важно. Но для Седьмого было важно. Он не знал, что это за чувство, не знал что чувствует Моно, но его желание увидеть его лицо росло с каждым днём. Вариантов о том, зачем ему этот нелепый пакет были самые разные: от того, что его лицо уродливо и он этого стесняется, до того что под пакетом какой то бунтарь из приюта, откуда сбежал беглец, и дабы не раскрывать перед ним всех карт (в этом случае скорее для того, что бы не позориться) скрывает своë лицо. В очередной раз сидя на крыше дома и смотря на серый и унылый город сверху, они опять прижались друг к другу, старясь хоть немного согреться. Небольшая зажигалка, которую смог раздобыть Седьмой, конечно, немного спасала ситуацию, но еë всë равно было недостаточно для того, что бы согреть даже две крохотные тушки. Моно облокотился плечом на своего друга, и просто задумчиво смотрел в даль, даже не заметив, как его руку накрыла другая, чуть более широкая и тëплая. В такие редкие моменты умиротворения Седьмой обычно мог расслабиться и показать свои красивые васильковые глаза, которые он обычно прятал под длинной чëлкой, и это был его знак доверия, якобы с Моно ему спокойно и хорошо, а главное безопасно. Так они могли сидеть по несколько часов, иногда могли дремать друг на друге, что было крайней редкостью. Чаще спал на друге именно Моно, Седьмой же хранил его покой, что бы никто не помешал. Так и в этот раз. Моно снова заснул на худом плече, скрывающимся за тëплой толстовкой, а Седьмой то и дело поглядывал на него, буд-то в сомнении. Рука сама потянулась к лицу, откидывая чëлку назад, да бы та не мешала созерцать милого спящего друга, мирно посапывающего на нëм. В какой-то момент Моно начал тереться о плечо беглеца и жатся ближе, от чего и без того слабый огонь зажигалки колыхнулся и погас. Когда Седьмой постарался снова еë зажечь она не поддалась- видимо закончилась. Цыкнув языком он закатил глаза и убрал последний источник тепла и света в карман, стараясь не потревожить спящего друга. Моно, почувствовав движение под собой, всë ещë находясь в полудреме машинально постарался прижаться ближе, зарываясь в голубой капюшон и цепляясь тонкими пальцами за рукав толстовки, ежась от подступившего холода. Седьмой, желая согреть друга, хотел улечься на поверхность крыши и уложить на себя спящего парня, максимально осторожно, чтобы не разбудить его. Отличный план, если бы не чувства беглеца к Моно. Как только он приобнял спящего за плечи, что бы уложить, голова Моно упала на грудь Седьмого, от чего у последнего по спине пробежался табун мурашек, в животе завязался неприятно тянущий узел, а на бледном лице сразу вспыхнул алый румянец. Боже, что это? Тëплое чувство исчезло так же быстро, как возникло, а на его место пришли страх и смятение. Не понимая, что с ним только что произошло он глубоко задышал, стараясь успокоиться, и, видимо, от его паники он стал непривычно горячим для Моно, чего последнему так не хватало и тот начал жаться к Седьмому ещё теснее. Беглец хотел оттолкнуть от себя друга, дабы тот не смущал его ещë больше, но даже стараясь сделать это как можно аккуратнее, мальчик всё равно проснулся. Моно с неохотой отлип от тëплого друга, всë ещë находясь в полудрëме. Заметив красное лицо Седьмого, Моно хотел было спросить что с ним, но как только он приблизился к нему, беглец отпрянул и тряхнул головой так, что тëмная чëлка вновь спала на его лицо, закрывая красивые голубые глаза и всë ещë розовые щëки. Странное поведение для такого тактильного и общительного человека, как Седьмой. -Ты в порядке? Тебе плохо? -забеспокоился за друга Моно. -Нет, нет. Всë хорошо, просто вспомнил кое что… Неприятное. -попытался отмахнуться Седьмой. Моно недоверчиво посмотрел на своего друга, и его холодный взгляд ощущался даже через тонкую бумажную маску. Невольно поëжившись под ним, Седьмой признался ему: -Слушай, Моно, ты когда-нибудь испытывал чувство. Такое, буд-то у тебя бабочки в животе порхают, и тепло по телу разливается? Что? Зачем он спросил это у ребëнка, единственная цель которого это выжить, а не забивать голову этими странными мыслями. Чëрт, если он спросил об этом, то догадливый Моно наверняка поймëт, в чëм дело, если он конечно сталкивался с подобным. А вдруг он поймëт, что этот вопрос возник из-за того, что Моно был слишком близко, и даже уснул на нëм? Вдруг он тогда отвернëтся от беглеца, и оставит его одного, ведь под пакетом не видно его эмоций, среди которых возможно есть ненависть со смесью боязни. Боязни обидеть Седьмого. -Хм, не знаю, может и было, но я стараюсь не придавать этому значения. А что? — вместо ожидаемых порицаний мальчик ответил ему без отторжения или ненависти, а скорее с. Пониманием, что ли? -Да так, ничего, просто спросил. Воцарилась тишина, которую нарушал лишь слабый свист ветра и редкие хлопки крыльев чëрных воронов. Каждый думал о чëм то своëм, но в то же время об одном и том же. Седьмой всë думал о том, какой Моно на самом деле, ведь он фактически никогда не показывал настоящего себя, а Моно думал о том, почему Седьмой такой открытый, но одновременно с этим был так отгорожен от этого мира. Каждый пребывал в своих мыслях, и никто не помнит, как они спускались с крыши. *** С того момента прошло уже около недели, и ребята за это время стали ещë дружнее, ведь от жутких монстров вряд ли можно спастись в одиночку. Дополнительным плюсом в их взаимоотношениях стали номы, котрые то и дело старались помочь ребятам. Они даже пустили их временно обосноваться на чердаке старого дома, будучи совсем не против компании. Они совсем перестали бояться их. Один раз, когда беглец вернулся с разведки он застал очень милую картину, где Моно лежал на старом мягком матрасе, тихо посапывая, а к груди он прижимал нома, который, как казалось, был вовсе не против. В тот момент, когда он слишком близко подошëл деревянная половица скрипнула, от чего ном проснулся и заметив Седьмого выкрутился из хватки Моно и убежал в щель, где прятались его братья и сëстры. Мальчик поëжился от холода, который пробирал его даже под его водолазкой и плащëм. На полу всë же не так удобно спать, но куда деваться. Седьмой подошëл к окну и заслонил его большой коробкой, что бы ветер не так сильно дул и стало хоть немного теплее. От лишнего шума издаваемого беглецом проснулся Моно, которй немного растерянно но напряжено оглянулся по сторонам, выискивая источник звуков, но заметив Седьмого у окна расслабился. -Извини, что разбудил. -с виноватым видом сказал парень, выглядывая из-под своей чëлки. Моно ничего не ответил, а лишь сел, прижав к себе колени и обняв их. Положа на них голову, пакет на нëм зашуршал, приподнимаясь и обнажая худую шею. Увидев это, к Седьмому невольно вернулись те волнующие чувства, которые он безуспешно попытался стряхнуть с себя. Моно выглядел таким беззащитным, слабым и от того влекущим. Седьмой не мог больше сдерживать себя. Подойдя к мальчику и сев напротив него, Седьмой взял его ладони в свои и начал растирать их, согревая. Моно удивлëнно наблюдал за его действиями, но не мешал ему. Делал вид, буд-то ему всë равно на то, что с ним делает Седьмой. Блестящие голубые глаза заглядывали в чëрные дыры напротив, буд-то прося разрешение на последующие действия. Оставшись без ответа, беглец осторожно перехватывает две тонкие руки в одну свою, поднося их к лицу и согревая своим дыханием, одновременно с этим протягивая руку к впалому животу Моно. Тот в свою очередь наблюдал за действиями Седьмого, затаив дыхание. Он не понимал, что делает его друг, соответственно и не понимал, хочет ли он навредить или наоборот, доставить удовольствие. Да Седьмой, наверное, и сам не понимал себя. Его рука сама блуждала по груди Моно, поднимаясь всë выше к шее, подцепляя тонкую бумажную маску. Как только пальцы Седьмого почти невесомо коснулись подбородка, Моно тряхнул головой, отстраняясь от руки парня, который слишком близко подошëл к разгадке его личности. Рука Седьмого замерла в паре сантиметров от закрытого лица младшего. Несколько секунд он выжидающе смотрел в чëрные, как ночь, дыры, после чего убрал свою руку от его лица, и поднëс к своему. Запустив пальцы в свои длинные, тëмные волосы, откидывая их назад и открывая свой лик. -Пожалуйста, мне очень интересно. Моно, я обещаю, что не сделаю тебе плохо.- с надеждой и заботой в голосе произнëс Седьмой. Моно всегда боялся снимать свою маску, ведь без неë он казался себе беспомощным, слабым, маленьким. Но, сколько они с Седьмым уже вместе ходят по этому городу, он ещё ни разу не подводил его, всегда помогал и никогда не давал повода усомниться в себе. Так может, он говорит правду? Правда, не хочет навредить, и он просто хочет лучше узнать своего спутника? Моно не понимал, как Седьмой может быть таким открытым с ним, даже не видя его лица. А Седьмой ждал. Ждал хоть какой-нибудь реакции от друга. Рука с волос переместилась на матрас, расположившись рядом с ногой Моно, а в ладони до сих пор находились две худощавые руки. Но вот они слабо дëрнулись, высвобождаясь из нежной хватки Седьмого, чему тот не препятствовал. Моно медленно поднëс дрожащие руки к своему лицу, поджимая под себя ноги плотнее и запуская руки под тонкую маску. Пакет зашуршал, поднимаясь. Седьмой, с замершим сердцем, наблюдал за Моно, следя за каждым движением, ловя каждую микроэмоцию на постепенно появляющемся лице. Наконец, Моно полностью избавился от своей маски, но по прежнему закрывал лицо руками так, что кончики тëмных волос закрывали ногти. Седьмой смотрел на мальчика в предвкушении. Несколько секунд спустя, он осторожно протянул руку к мальчику, обхватывая тонкое запястье левой руки и очень медленно и осторожно отодвинул еë от лица Моно. Наконец. Беглец увидел его лицо. Оно прекрасно. Азиатские черты лица, бледная кожа, тонкий и аккуратный нос, а так же тонкая полоска розовых, искусанных губ. Тëмные густые брови и часть век закрывала длинная чëлка. Под копной чëрных волос скрывались большие омуты глаз, цвета блестящего на солнце изумруда. В них как будто был спрятан лес с тех картинок из книг, которые они видели в школе. -Ты. Такой красивый- тихо прошептал Седьмой. Моно смотрел на Седьмого со страхом и предвкушением. Это всë, что он скажет? Может быть, Моно всë же зря снял свою защиту? Что если сейчас Седьмой скажет «я пошутил» и начнëт издеваться над Моно. Мальчик долго взирал на беглеца, даже не заметив, как в его глазах начали скапливаться слëзы. -Эй, ты чего? — забеспокоился Седьмой, будучи в растерянности и лëгкой панике. Но вид слëз его… Завораживал? Да, ему определëнно нравился этот вид. Солëная капля стекла по щеке, падая на потëртые штаны. Сам он давно не плакал, ведь понял, что слëзы бессильны перед любой проблемой. Но слëзы Моно были не от страха или безысходности. Казалось, он сам не понимал, от чего он плакал. Просто слëзы вырвались на ружу. Вдруг у Седьмого заволокло пеленой его лазурные глаза, а в низу живота завязался тянущий узел, с каждой секундой становясь тяжелее. Сам того не ожидая он приблизился к лицу Моно, приоткрыл рот и поймал очередную скатывающуюся солëную каплю языком. Она показалась ему сладко-солëной, и ему понравилось. Это должно было напугать его, но напугало это лишь Моно, который в шоке наблюдал за своим товарищем. Он отстранился от Седьмого, но тот держал его запястье, за которое и притянул его обратно к себе. -Седьмой, отпусти меня! Мне неприятно то, что ты делаешь. -он пытался отмахнуться от беглеца, но тот не желал его выпускать. Он держал его не так сильно, но не выпускал рук Моно из своих. Да и казалось, что Моно сам не так сильно сопротивляется. Почему же? Разум Седьмого окончательно заволокло туманом, и им двигал уже не здравый смысл, а инстинкты и желание. Желание почувствовать его рядом с собой, его тепло на себе, его губы на своих губах. Солëные дорожки от слëз на впалых щеках его невероятно манили, а на своëм лице он почувствовал изучающий взгляд зелёных глаз. Приподнявшись на корточках и заводя одну свою руку за спину младшего, он приблизился к его лицу почти в плотную, согревая дыханием холодный нос. Поймав языком очередную слезинку, мальчишка заглянул в глаза напротив и не разрывая зрительного контакта припал своими губами к тонким губам Моно. Зеленоглазый ошарашенно смотрел на своего друга, затаив дыхание и от шока приоткрыв рот, чем воспользовался Беглец, проникая своим горячим языком и обшаривая Моно изнутри, исследуя каждый миллиметр. Только когда воздух в лёгких стал заканчиваться, Седьмой отстранился от своей пассии и состроил умилëнную мордашку, наблюдая за смутившимся и покрасневшим другом. Он отвëл взгляд, поджимая губы и высвобождая свои руки, цепляясь ими за плечи старшего и прижимаясь ближе к нему. Моно почувствовал, как холодок пробежался по его спине, но тут же он сменился на горячую ладонь Седьмого, утешительно поглаживающего его. Положив подбородок на тëплое плечо, Моно всхлипнул и зарылся носом в капюшон, вновь пряча лицо. В своих волосах он почувствовал широкую ладонь с длинными пальцами, осторожно прочëсывающими смоляные прядки и массирующие его голову. -Моно, ты… Сможешь мне довериться? — тихо и неуверенно спросил старший. -Довериться?.. Что ты хочешь сделать? — с боязнью и дрожью в голосе просипел мальчишка. -М. Я хочу… Тебя?.. Я видел такое в книге, когда мы были в школе. Кажется, это называлось. С-секс? Да, точно. Ты тогда ещё ушëл куда-то, а на меня эта книга упала. Я запомнил это, и… Я хотел бы попробовать это с тобой, — на его лице высыпал красный румянец, покрывший щëки, нос и уши. Дыхание его спëрло в ожидании ответа, ладошки взмокли, и в штанах стало чуть теснее. Моно ощутил, как сердце напарника зашлось в бешеном ритме и тот стал заметно горячее. Да он и сам чуть взмок от напряжения, и оторвавшись от капюшона Седьмого внимательно вгляделся в его порозовевшее лицо, в сомнении и с напряжением, словно кот, готовящийся к прыжку. -А. А как это? Я же не знаю, — Моно потупил глаза, вжимая голову в плечи и чуть ссутулившись, прислоняясь к чужой тонкой шее. -Ну… Извини, я не знаю, как тебе объяснить. Но в общем, это когда два человека сильно любят друг друга и начинают… Агрх, да чëрт. Я не смогу объяснить, я сам не до конца понимаю, — он закрыл лицо рукой и покраснел как рак, отвернув голову и скинув чëлку на глаза. Младший проницательно и выжидающе смотрел на смущëнного друга, пытаясь понять, что он хочет донести до его головы. Кажется, что он об этом уже слышал где-то, но где и от кого он не помнил. Выдохнув, успокаиваясь, Моно склонил голову ниже и положил еë на тяжело вздымающуюся грудь, цепляясь пальцами за плечи. -Я доверяю тебе, — три слова, которые дались ему с огромным трудом. Услышав это, Седьмой резко дëрнул головой и приоткрыл рот в изумлении, а глаза его засверкали от чувств, накативших на него огромной волной цунами. На его губах засияла улыбка, и руки тесно обняли Моно, немо благодаря его. Получить от недоверчивого ребёнка такие слова- не мыслимо. Нежно поцеловав Моно в макушку, беглец очень осторожно повалил его на матрас и уложил на спину, начиная зацеловать худую шею и гладить рукой по груди и животу, чуть ли не мурлыкая от счастья как-то мохнатое существо на улице, когда мальчики погладили и покормили его. Слегка прикусив тонкую кожу, Седьмой услышал над собой сдавленный всхлип. Тут же зализав место укуса, он виноватым взглядом посмотрел на воробушка, молча извиняясь. Мальчишка ответил ему взглядом с сомнением, и привстал на локтях, прислоняясь спиной к стене, и подтягивая ближе к себе старшего. Тот не стал ему сопротивляться и уперев одну руку в стену, другую он положил на пах Моно, ощущая небольшой жар и постепенно поднимающийся бугорок, который он стал массировать ладошкой, следя за лицом своей пассии. В зелëных глазах сверкнул огонëк, и оттенок холодного изумруда сменился на летний лес, а сам Моно очень смутился и покраснел до кончиков ушей, поднося тыльную сторону ладони ко рту и приглушая тихий стон. Седьмой мило улыбнулся, и осторожно убрал руку от лица Моно, а после сам припал к его губам, сминая их и прикусывая. Младший тихонько вскрикнул и зажмурился, когда почувствовал на своих губах теплую жидкость, пахнущую железом, которую тут же с удовольствием слизал Седьмой. В шоке, Моно хлопал глазами, вжимаясь дальше в стену -Кхм… Извини, не смог удержаться, — виновато произнëс Беглец и убрал руки от Моно, садясь на колени. С уголка его губ стекла маленькая капля крови, которую он хотел было слизнуть, но настойчиво-испуганный взгляд заставил его передумать и просто утереть еë ребром ладони. — Могу я продолжить? Обещаю, больше не кусаться. Моно склонил голову и тяжело выдохнул, словно делая сложный выбор. Посмотрев исподлобья, мальчишка сам потянулся к лицу Беглеца, целуя ему щëку и жмурясь от того, что покусанная губа болела, и после неë остался небольшой, еле заметный след от крови. Улыбнувшись, старший прижал Моно к себе за талию, забираясь под его плащ и оглаживая худую, узкую спину. Моно чуть поëжился от ощущений, но не стал препятствовать Седьмому, когда тот снимал с его плечь такую родную вещь, как этот плащ. Откинув его на пол, голубоглазый продолжил ласкать Моно по груди и животу, отводя руки к бокам и приподнимая тëмно- синюю водолазку, оглаживая очертания рëбер, вдоволь усыпаных рубцами и шрамами различной давности. Один был совсем свежим- Моно получил его, когда убегал по вентиляции от учительницы с длинной шеей, и обрабатывать его пришлось в больнице доктора-скалолаза, украв у него перекись и пластыри. Стоило лишь немного задеть рубец, как мальчишка вскрикнул от боли, а Седьмой тут же одëрнул руку и стал успокаивающе целовать тонкую шею. Запрокинув голову моно простонал, цепляясь за широкие плечи. Горячее дыхание щекотало за ухом, а тяжëлая рука впуталась в длинные волосы и расчëсывала пряди, так нежно, что у Моно по спине пробежали мурашки, и казалось, что ещë немного, и он просто растворится в океане приятных чувств. Неосознанно, он стал ластиться под руку, спускаясь ладонями ниже по бокам беглеца и залезая под толстовку, проводя по тонкой коже почти невесомо. На губах старшего промелькнула еле заметная улыбка, и легонько сжав волнистые волосы в кулак припал к раскрасневшимся губам Моно, стараясь сдержаться и не укусить в очередной раз. Мальчик удовлетворëнно простонал что-то нечленораздельное и задрал толстовку выше, практически до груди и тут же получая несильный шлепок по рукам. -Нет, погоди. Сначала ты, — процедил Седьмой и отпустил голову Моно, перенося руку на живот и подцепля водолазку, быстро стягивая еë наверх. Подняв руки, младший облегчил задачу беглецу и через несколько секунд остался уже в одних штанах, а Седьмой свободно разгуливал руками по его груди, иногда очерчивая ореолы сосков тонкими пальцами и вызывая у Моно глубокий вздох. Он проводил по тонкой коже Моно, ощущая каждый шрам, каждую царапину и наклонив голову провëл языком между грудей, заставляя того чуть поëжиться. Усмехнувшись, он по очереди лизнул оба розовых соска, выуживая громкий стон из младшего, и, будучи удовлетворëнным такой реакцией стал спускаться ниже по животу зеленоглазого, оставляя за собой влажную дорожку из поцелуев. Уже подойдя к низу живота, в острый подбородок старшего упëрлось что-то горячее и твëрдое. В паху и на лице Моно уже полыхал пожар, из-за которого разум начинал окутывать туман, старающийся отвлечь от немного болезненных ощущений. Холодный васильковый взгляд заставил младшего смутиться и закрыть лицо рукой, поджимая колени ближе к себе. Седьмой улыбнулся и погладил худую ногу, а после вновь склонился и прошептав что-то на своëм родном китайском лизнул стояк через ткань штанов, вынуждая Моно промычать и прикрыть рот рукой. Ещё несколько раз пройдясь по нему языком, он отстранился и скинул с себя толстовку, обнажая широкую грудь, впалый живот худые руки и испещерëнные шрамами плечи. Эти шрамы создавали интересный рисунок, и было впечатление, что на плечах Седьмого раскинулся воротник из серых перьев. Отбросив кофту на пол к вещам Моно, он одним ловким движением расстегнул пуговицу на светлых штанах младшего и избавил его от ненужной вещи, оставив его в одной набедренной повязке, которую тот использовал в качестве нижнего белья. Огладив тонкие ноги, усыпанные шрамами, беглец провëл кончиками пальцев по разгорячëнной плоти и несильно сжал еë у основания, чувствуя, как напрягся Моно и как он тихо всхлипывает. Спустив повязку, он выпустил член зеленоглазого и внимательно наблюдая за лицом младшего склонился над ним и выдохнув горячий пар изо рта взялся обеими руками за ствол и размашисто лизнув по нему, погрузил самую верхушку себе в рот, начиная ласкать еë языком изнутри, от чего Моно застонал и запрокинул голову. Поняв, что он идëт в нужном направлении, Седьмой, всë ещë неуверенно, стал двигать языком по стволу, помогая себе рукой. Вкус Моно оказался весьма приятным, отдавало чем-то сладко-солëным, а выделяющаяся полу прозрачная жидкость немного вязала во рту, но это не мешало ему насаживаться ещë сильнее, погружая его всë больше в своë горло. Чем активнее он двигался, тем громче становились стоны Моно, и как только нос его коснулся голой кожи на лобке, в его волосах появилась и сжалась тонкая рука. Сделав ещë несколько оборотов вверх и вниз и отстранившись он провëл языком по своим губам, словно подразнивая младшего. -Ха… Почему ты остановился? — тихо и непонимающе спросил Моно, пытаясь привести дыхание в порядок. Рука его расслабилась, и беглец перенëс еë к себе на щëку, ластясь к ней и тихо мурлыкая под нос. Глаза его блеснули, а губы растянулись в довольной улыбке. -Просто хочу ещë кое-что попробовать. Надеюсь, ты не против? -Не против чего? — испуганно захлопал глазами Моно. Вопрос остался без ответа, а Седьмой лишь прикрыл глаза и ещë раз посмотрел на промежность младшего, но на этот раз чуть ниже, на светлое колечко ануса. Проследив за взглядом, Моно ошарашено дëрнулся, отворачиваясь и прикрывая рот рукой. Тихо хихикнув, беглец шире развëл ноги мальчика и поцеловал внутреннюю сторону бёдра, поднимаясь выше к коленке и то и дело посматривая исподлобья на смущающегося всë больше и больше друга. Осттранившись от его ног, он сел на коленях и туманно произнëс что-то на своëм родном китайском языке. -wǒ xīwàng，máquè，nǐ bùyào tài jièyì— смысл этих слов для Моно остался неизвестным, но он не стал сильно напрягаться из-за тона беглеца. Он всегда такой тихий и спокойный и почти никогда не повышал голос, что Моно привык к нему, и сейчас он был уверен, что ничего страшного он не признëс. Китайские фразы то и дело проскальзывали в его речи, и они почти всегда говорили о чëм то успокаивающем и хорошем, так что не стоило особо волноваться. Задумчиво посмотрев куда-то вдаль, он вновь перевëл взгляд на Моно, задержавшись на его красных губах. Вопросительно приподняв бровь, мальчик молча наблюдал за тем, как беглец нависает над ним, и погладив его по щеке подносит два своих пальца ко рту, чуть надавливая на нижнюю губу и вынуждая Моно открыть рот. Поколебавшись пару мгновений, младший неуверенно высовывает розовый язычок и облизав оба пальца смыкает губы, обильно смачивая их слюной. Седьмой нежно взглянул на воробушка и пока одна его рука занята, второй он пощекотал подбородок Моно, наблюдая за тем, как тот от удовольствия жмурится и обхватывает запястье, стараясь работать усерднее. Пара минут, и беглец освобождает свои пальцы, за которыми тянутся тонкие прозрачные нити, и которые он обрывает своим языком и после вновь впивается в губы Моно. Тот, обмякнув, разводит ноги в стороны и позволяет старшему делать то, что он задумал. Усмехнувшись, Седьмой спустился к ногам мальчишки, словно невзначай задевая его член, а после и обводя по кругу напрягшееся колечко ануса. -fàngsōng diǎn，máquè— успокаивающе прошептал беглец и что бы расслабить Моно, он стал гладить его по бëдрам, шепча что-то неразборчивое. Спокойный и тихий говор подействовал и когда зеленоглазый смог расслабиться, Седьмой вошëл одним пальцем в тугой и горячий проход под громкое шипение Моно. Ненадолго отстранившись, он дал ему привыкнуть, а после стал понемногу двигаться внутри, выбивая вздохи и стоны из младшего. Постепенно добавив второй палец, он стал разводить их по принципу ножниц, от чего Моно громко простонал и сжал пальцами простынь, а Седьмой, для остроты ощущений, снова взял член зеленоглазки в рот и принялся ласкать его языком, не прекращая двигать при этом пальцами. От такого глаза Моно потеряли свой оттенок и приобрели бледный лазурный цвет, зрачок расширился, занимая почти всю радужку, дыхание замерло, а сердце зашлось в бешеном ритме. Сложно сказать, сколько времени Седьмой так сладко истязал Моно, но для последнего словно вечность прошла. Когда беглец выпустил наконец член младшего из своего рта и вытащил тощие узловатые пальцы из его задницы, он чистой рукой смог стянуть с себя брюки до середины бёдра и высвободить свою полыхающую плоть, куда большую чем у его пассии. Дав воробушку немного отдышаться, он встал и полностью избавил себя от плотной ткани штанов, обнажая худые ноги, все в синяках и рубцах, но на одной особо сильно выделялся шрам от оборванной стальной кандалы, которую мальчикам пришлось спиливать, что бы освободить друга от неприятного напоминания о той фабрике. Окинув теперь всë тело Седьмого, взгляд Моно невольно приковался к тому, что находится между ног. Его член был раза в два больше чем его собственный, и от этого вида он невольно сглотнул комок в горле, поднимая взгляд к смущëнному лицу беглеца, который вновь вернулся к воробушку и зачесав его чëлку назад поцеловал в лоб, поглаживая его шею и щекоча за ухом. Ободряюще улыбнувшись ему, старший чуть наклонился, целуя живот Моно и закидывая его правую ногу себе на плечо, придерживая еë за коленку и упираясь другой рукой в матрас возле плеча мальчика. Не зная, куда деть руки, Моно беспокойно стал шарить по окружающему его пространству, в поисках хоть чего-то, во что можно вцепиться мëртвой хваткой, и под руку очень удачно подвернулась серая подушка, украденная из больницы. Прижав еë к своей груди, он очень туманно взглянул на друга, и в его глазах читалась лишь похоть и желание, но одновременно с этим и капля страха. Похлопав Моно по тощему бедру, он закусил губу, на этот раз до крови, и слизав алые капли наклонился к лицу Моно, целуя ему сначала щëку, а после и открытые уста, протискиваясь в его горячий ротик и сплетая их языки, словно отдавая свою кровь любимому человеку, показывая таким образом что ради него он готов сделать абсолютно что угодно, даже умереть. Воздух в лëгких заканчивался, а боль в паху уже практически невозможно было игнорировать. Кое-как оторвавшись от губ воробушка, Седьмой потëрся щекой о шею Моно и приободряюще улыбнулся ему. Рука его скользнула к ягодице младшего, оглаживая и сминая еë, а после переместилась на свой ствол, плавно двигаясь по нему. -jiàn guǐ，wǒ yě bù zhīdào. nàixīn diǎn，máquè— прошептал он, прежде чем приставить свой член к узкому проходу Моно и под громкое шипение войти только на самую верхушку, ненадолго остановившись. Моно сжал зубы до скрипа, пытаясь не закричать. На затылке его волосы встали дыбом, а по телу словно прошëлся пожар, обжигая и без того разгорячëнную кожу, и создавалось впечатление, что от одного неловкого прикосновения мог остаться сильный след. Старший выжидающе смотрел на него, выпрашивая разрешения на продолжение, и когда Моно кивнул, продолжил плавно входить, слушая тихий всхлип. Почувствовав, что в него вошли на половину, «одомашненный» воробушек не выдержал и запрокинув голову громко простонал, дëргаясь и отворачиваясь от Седьмого, практически не обращая внимания на нежные и успокаивающие поглаживания. Чем глубже старший входил в Моно, тем сильнее его захлëстывало чувство скованности и тесноты. Из его глотки вырвался сдавленный хрип, и вовремя убранные с чужого тëплого тела руки вцепились в матрас и оставили на нëм глубокие царапины. Поджав губы, Седьмой наконец вошëл на всю длинну и остановился, давая привыкнуть себе к тесноте, а Моно к инородному телу внутри себя. Через несколько долгих минут, тяжело дыша, последний поднялся на локтях и прильнул животом к груди старшего, запуская одну руку в его волосы, обхватывая другой тонкую шею и закидывая свободную ногу на его талию, как бы подавая сигнал и разрешая продолжать. Седьмого дважды просить не надо, и стиснув Моно в своих объятиях он осторожно толкнулся дальше, от чего мальчишка пискнул что-то и замолчал, прикусывая губу. Утешающе погладив узкую спину, он сделал ещë несколько не очень удачных толчков, но наконец Моно под ним не хрипло крикнул, а громко и певуче застонал. Поняв, в каком направлении нужно двигаться, Седьмой уронил воробушка обратно на матрас, склоняясь ближе и опуская его ногу с плеча на талию, чувствуя как тонкие ноги за его спиной скрещиваются и прижимают его ещë ближе. Начиная двигать тазом, Седьмой чуть ли не гортанно рычал, от того насколько в Моно узко, горячо, и одновременно с этим так хорошо. Стоны становились громче, а маленькое тельце горячее и мягче. Сам того не замечая, Моно стал неумело подмахивать бëдрами в такт движениям старшего, двигаясь ему на встречу и прижимая того почти вплотную к себе. Снова приобняв Седьмого за спину, он уткнулся носом в его шею, вдыхая терпкий запах дыма и слизывая небольшие капельки пота. В своих волосах он почувствовал тëплую руку, сжимающуюся на затылке и оттягивающую назад несколько прядей и, как ни странно, Моно нравилось такое обращение. Следуя за рукой, он вцепился в кожу Седьмого так, что на ней остались красные полосы, а ногти младшего сильно заболели, но он не обращал на это внимания. Он полностью растворился в кипящем потоке чувств, отдаваясь неуправляемому течению, но при этом полностью ему доверяя. Он уже абсолютно не старался как-либо сдерживать свои крики, и забив на голос стал выстанывать имя Седьмого. Тот лишь ухмылялся и жмурился, иногда оброняя тихие стоны, когда его член ещë теснее обволакивали мягкие стенки. Их ритм сердец слился воедино, а темп движений сорвался на бешеный. Поджав губы, Седьмой тряхнул головой, сбросив чëлку на глаза и склонился к грудной клетке Моно, кусая выступающее ребро и тут же зализывая начинающую кровоточить рану. В его волосы вцепилась чужая рука, царапая кожу. Мальчишка всхлипнул, чувствуя горячую кровь, от чего на его глазах выступили слëзы а из глотки вырвался пронзительный крик. В другой момент, он бы порвал спутника на куски, но сейчас он был бессилен и беспомощен, и ему это нравилось. Слизнув кровь с губ, старший поднялся к шее Моно, покрывая еë поцелуями, а после и багровыми засосами. Так продолжалось ещë десять, или пятнадцать, или тридцать пять минут. Они давно потеряли счëт, и долгое время спустя стоны младшего стали особенно громки, а в паху заныло невероятно больно и горячо. Поняв это, Седьмой ближе прижался животом к стояку Моно, создавая трение и помогая мальчишке таким образом избавится от нежелательного груза. Воробушек сладко и протяжно застонал, прежде чем забрызгать белой вязкой жидкостью свой живот и живот старшего. Громко дыша, Моно просто обмяк в руках Седьмого, распластываясь по матрасу. Из его глаз потекли слëзы наслаждения, а сердце стучало с огромной скоростью, грозясь выйти за пределы груди. Довольно прикрыв веки, воробушек слабо улыбнулся, но с абсолютно бешеными глазами. Бегая взглядом по холодному полумраку комнаты, взгляд его зацепился за тускло светящиеся голубые огни и клыкастую, уставшую ухмылку. Через несколько секунд таких "гляделок", под громкое шипение и тихий стон, Моно ощутил неприятное чувство пустоты внутри, и длинные ногти прошлись по плечам его, но не царапали, а лишь нежно пощекотали. Мальчик с трудом привстал на локтях, морщась и болезненно постанывая от боли. Переведя взгляд на всë-ещë стоящий член Седьмого, он вопрошающе вскинул брови, вглядываясь в красное лицо напротив. Неловко отвернувшись, Седьмой сел на коленях и выдохнув несколько раз шустро провëл по своему стояку, с громким стоном извергая белую полу-прозрачную жидкость, забрызгивая острые колени Моно. Кинув затуманенный взгляд на худощавую кошачью мордашку, бглец наклонился к ногам мальчика и блаженно слизнул собственное семя, разводя его коленки в стороны и теперь сцеловывая белëсые капли со впалого живота. Довольно закрыв глаза, он провëл языком по верхней губе и подтянувшись выше на локтях положил голову на грудь Моно, слушая, как его сердце пытается вернуть свой привычный ритм. Под ним мальчишка заëрзал, пытаясь удобнее устроиться, и найдя нужную позу запустил ладони в густые волосы, оглаживая широкий затылок и перебирая длинные прядки. По спине воробушка прошëлся табун мурашек, когда холодные руки, контрастирующие с горячей кожей прошлись по его позвоночнику и крепко обняли его. Улыбнувшись сквозь сон, Седьмой довольно вздохнул и прижавшись теснее к Моно окончательно погрузился в забвенное царство Меншена. Оставшись наедине со своими мыслями, Моно просто бессмысленно глядел в потолок, не прекращая перечëсывать смоляную копну волос, и наступившую тишину нарушало лишь шуршание номов за стеной и хлопки крыльев ворон, сбиваемые усилившимся ветром за окном. Изумрудный огонëк глаз становился тусклее и тусклее, пока не потух совсем. Два тело слились в одно целое, и счастье окутало их плотным шаром.