Koi no yokan/Предчувствие любви

      Сан был предельно внимателен к каждому его движению. То, как он кусал клубнику, позволяя соку скользить по губам с блестящей ягоды. Стекал ли цвет с ягоды на его губы или с губ на ягоду, он не мог точно сказать. Он видел, как смыкались челюсти и шевелились сухожилия на его лице с каждым укусом. Язык показывался изо рта, собирая осевшие на губах последние капли сладкого бальзама. Мякоть клубники растворялась в чужом рту, и кадык двигался под тонкой кожей.       Это было завораживающе. Подобно гипнозу.       Это не было сексуально или мило, и не находилось никаких причин смотреть настолько жадно, восхищаясь простыми действиями. Не должно было быть и никаких причин, по которым у него потекли бы слюни при виде того, как этот загадочный мужчина слизывал сок с кончиков пальцев, или по которым ему стоило проявлять чрезмерно много внимания к тому, как он проходился языком по ряду зубов кончиком языка. Он не понимал, почему так страстно желал ощутить вкус клубники, если не мог даже вспомнить, каким он был. Впрочем, это относилось и к любой другой еде, если уж на то пошло.       Это всё не имело смысла.       Он не знал, почему его тело так внезапно отреагировало.       Он не знал, что с ним происходило.       И не знал, почему вообще замечал все эти детали.       Не знал, почему его щёки вспыхнули, стоило их взглядам пересечься. Словно его поймали на чём-то, чего ему делать не разрешали.       Не знал, почему ощутил внезапную вспышку стеснения или почему его ноги дрогнули, когда мимолётное желание сбежать пронзило его.       Почему сердце колотилось так сильно, что он мог почувствовать эти удары всем телом.       Почему? Почему? Почему…       Было ли это- Могло ли это быть…       Что, если в самом деле?..       Это могло быть, вероятно…       Да, так и было.       Оу…       Что же.       Хорошо, тогда это имело некоторый смысл.       Это объясняло его реакцию.       По правде, это было даже довольно просто.       Но это должно было бы немного напугать, не так ли?       Был ли он действительно напуган? Было ли это чем-то, что он мог сделать, будучи собой?       Не сходил ли он с ума сейчас?       Каково сходить с ума из-за чего-то подобного?       Почему он просто не делал так, как делали все те люди, которых он видел прежде?       Отрицать, плакать, кричать, избегать, плакать, отрицать, плакать, плакать, плакать!       Почему он до сих пор смотрел ему в глаза?       И почему они не разрывали зрительного контакта, продолжая пялиться друг на друга через всю комнату?       Почему? Почему? Почему…       Почему он не отводил взгляд?       Почему отворачиваться настолько не хотелось?       Почему казалось, что эти тёмные глаза создают над ним покров, предотвращая все последствия от ливня эмоций; избавляя от дрожи на поверхности его искусственной плоти и защищая от надвигающегося непредсказуемого шторма?       Это могло бы перерасти в полноценный срыв, если бы не связь, поддерживаемая этим пристальным взглядом бездонных глаз. Тогда последствия всего произошедшего могли бы обрушиться на него, словно свалившийся на голову рояль. Он бы непременно лишился здравомыслия, если бы позволил себе прекратить смотреть.       И он думал, что, возможно, этот мужчина находился в таком же положении. Нет, Сан даже знал, что незнакомец пришёл к похожему умозаключению. Иначе с чего бы им по-прежнему сверлить друг друга взглядами? Иначе как могли бы они без слов так долго переговариваться?       Так и должно было быть. Он должен был думать так же. Это было единственным объяснением. Единственной причиной и единственным возможным вариантом. В этом состояло отличие неземных существ от людей. Они не знали сомнений, не испытывали мирских эмоций вроде неуверенности или стеснения, что были присущи только созданным из плоти и крови.       Можно было подумать, что с этим условием всё становилось значительно проще... Но он не мог сказать точно. Стоя в костюме из кожи и органов посреди этого людского карнавала; будучи самозванцем среди “своих” и смотря, скорее всего, на такого же самозванца, он думал о том, было ли лучше не сомневаться.       Блаженство в неведении.       Но Сан пребывал далёко от неведения, и, вероятно, это было довольно паршиво. Любви для них обоих не существовало. Так что же приносило им это знание?       Влечение могло возникнуть, но любовь — только человеческая эмоция, питаемая душой, и сейчас, прекрасно вжившись в свою маскировку, он начинал чувствовать себя немного больше похожим на “местных”. Может быть, теперь, когда тело удерживало его и ограничивало, он жаждал связи с другим телом; связи, выходящей за рамки ранее ему доступного.       Он не знал. Не знал.       Или сказалось столь длительное пребывание на Земле? Он не мог сказать.       Они всё ещё смотрели друг на друга. Всё ещё прикованные к своим местам.       Он всё ещё не понимал, почему. Почему? Почему? Почему-       “Расслабься”.       Он услышал это. Громкий и чёткий голос, не походящий на его собственный. Услышал и вздрогнул от незнакомого ощущения, вызванного этим звуком.       “Мы можем делать это здесь, Внизу?”       Он не был уверен, не являлось ли происходившее плодом его воображения. Ему могло просто померещиться. Начальство могло прознать, чем он занимался, и послание пришло Сверху. Или же отовсюду сразу.       Что бы это ни было, оно всё же не исходило из него самого.       Незнакомец не двигался, удерживая Сана сосредоточенным взглядом. Сильным. Успокаивающим. Ласковым. Расслабляющим.       Он сделал осторожный шаг вперед. Когда мужчина, стоявший напротив него в другом конце комнаты, не предпринял и малейшей попытки отступить, он решился продолжать. Шаг за шагом: левой, правой, левой, правой. Не отводя взгляда, всё так же смотря в чёрную бездну, тянущую в глубину. Его подталкивала сила, что он не был способен точно идентифицировать. Любопытство? Словно погружение в пустую пещеру, где невозможно ориентироваться, и приходится лишь искать укрытие в густой тьме, надеясь, что внутри не ждёт нечто непредсказуемое.       Незнакомец только моргнул тогда, когда они наконец оказались совсем близко друг к другу. Это стало вообще первым его движением с тех пор, как они затеяли эту игру.       — Ты видел меня, — сказал незнакомец.       — Как и ты меня.       — М-м, — он огляделся вокруг и снова обратился к Сану. — И что теперь?       “Что теперь?”       “Ну… Теперь мы должны во всём разобраться, так?”       — Что ты тут делаешь?       Он пожал плечами.       — Не знаю. Работаю? — и наступила его очередь задавать вопросы. — Что насчёт тебя? Кто-то умер сегодня?       Сан тоже пожал плечами, подражая движениям собеседника. Зрительный контакт поддерживать было с этих пор ещё проще. Вероятно, потому, что теперь Сан убедился, что оба были “нездешними”, и для них это имело гораздо меньший вес, чем для смертных. Нечего скрывать, когда ты даже не жив.       — Как тебя зовут?       — Уён. А тебя?       — Сан.       Они стояли по-прежнему так близко, как только могли, но люди не обращали на них никакого внимания. Не могли. Даже если бы захотел, никакой человек не смог бы ничего заметить по своей воле.       Некоторое время они хранили молчание, и Сан не понимал, как долго это продолжалось. Время для них текло по-разному, и не приходилось быть уверенным даже в том, что время вообще существовало на самом деле.       Они были безнадёжно поглощены взглядами друг друга.       Смотреть на Уёна было приятно. Орлиный нос, такой маленький и острый. Кожа медного оттенка, характерного для живущих наверху, ближе всего к солнцу, сияла золотыми крапинками, переливаясь на свету и в темноте. Бесстрастные глаза, бездонные и вдохновляющие, в которых легко потеряться из-за мрачных зрачков и мерцания в пустых радужках.       Сан в один момент поймал себя сосредоточенным на родинке под глазом Уёна, но прозвучавший внезапно вопрос вывел его из размышлений.       — Собираешься остаться здесь?       — Нет?..       — Тогда нам стоит выйти?       Сан в очередной раз пожал плечами, не зная, что ответить. Он не был слишком уж болтлив. Так или иначе, будучи Жнецом, он особо и не понимал, с кем стоит разговаривать. Ко всему прочему, люди старались избегать его компании, и сам Сан тоже не жаждал вливаться в какой бы то ни было коллектив.

***

      Когда уже совсем стемнело, они добрались до побережья реки Хан. Пространство вспыхнуло голубыми и светло-серыми тонами, и сердитое солнце стало ещё стремительней утопать за горизонтом. Заволочённое облаками небо окрасилось в пурпурный, шум воды вокруг них заглушил стоны страдающего бессонницей города.       Сан никогда не обращал особого внимания на то, сколько времени занимал путь куда-либо, но сейчас он действительно потерялся во времени, совсем не уловив того, как они сюда попали. Да и он никогда прежде не путешествовал в компании с кем-то, так что задумываться о логистике не было надобности, сейчас же Уён стоял совсем рядом и вглядывался в небо. Сан приблизился к воде, насколько это было возможно, сходя с протоптанной дорожки, и опустился на траву.       — Ходил сегодня на жатву? Это — причина, по которой ты тоже там был? Или, — он усмехнулся собственным мыслям, — тебе понравилось чувствовать моё присутствие, так что пришлось действовать? Я прав?       Сегодня.       Он больше не считал дни и уже даже не помнил времени, когда перестал это делать. Очень давно. Так что ответить он не был способен, только нахмурился.       — Это секрет? Тебе запрещено говорить о своей жатве? Или ты не можешь говорить об этом именно со мной?       Уён произнёс это легко и непринуждённо, но Сан уловил в вопросе некоторый самоуничижительный подтекст.       — Нет никаких специальных правил о том, что я могу делать и чего не могу. По крайней мере, в плане разговоров.       Повернувшись всем телом к собеседнику, Уён внимательно слушал. Линию рта исказила слабая улыбка, в глазах скользнуло любопытство. Он медленно кивнул, не отводя взгляда.       — Ты первый, кого я встречаю, — и когда Сан никак не отреагировал, он решил продолжить. — Мрачные Жнецы. Вы, ребята, и правда не из самых дружелюбных. Обычно меня обходят стороной, потому что не видят, но ваш вид избегает вообще всех, так что…       Уён хихикнул, и на его лице показались очаровательные ямочки, пронзившие щёки. После Сан сместил фокус внимания чуть ниже. Полные ярко-красные губы растянулись в улыбке, обнажив ровный ряд зубов. Теперь стала заметна ещё одна родинка, более неприметная, разместившаяся на нижней губе. Если бы Сан не был так сосредоточен рассматриванием чужого рта, он с большей вероятностью смог бы заметить, что глаза Уёна становились всё более безжизненными.       — Я просто хочу сказать, что ты, кажется, был первым человеком, который подошёл ко мне добровольно и не для того, чтобы отчитать или что-то в этом духе, — сказал Уён.       — Меня влекло к тебе.       Уён заметно вздрогнул от этого заявления. Румянец разлился по его щекам подобно встающему ранним утром солнцу, что распускается над песчаными дюнами и благословляет безмолвную пустыню розовым свечением.       Какое-то время он молчал в попытках осознать прозвучавшие слова и убедиться, что услышал всё правильно. Мимолётная вспышка эмоций разрезала тьму где-то на краю сознания, но быстро угасла. Губы пересохли, и он их облизнул, что не ускользнуло от Сана, заворожённо проследившего за этим движением.       — Да, что же… Отсюда и связь, эм… Да-       — И тебя тоже влекло ко мне.       — Вот и нет! Т-ты просто пялился, и я поймал тебя. Пялящимся. — Уён заговорил быстро и сбивчиво, с его скул всё ещё не сходил румянец. — Тебя это не смутило, т-ты сам подошёл ко мне и охотно разговаривал! И, и-       — И тебя тоже влекло ко мне.       Уён слишком странно и старательно изображал человека. Запинался, пыхтел и неразборчиво что-то мямлил. То, как он говорил, было поразительно эмоционально, совсем как у смертных, но взгляд оставался пустым.       Это создавало удивительный контраст. Интересный парадокс.       Неужели так вели себя падшие Ангелы здесь?       Обречённые на вечные скитания; не привязанные ни к Небесам, ни к Земле, они были бессмертными существами, лишившимися крыльев. Болезненно очеловеченный из-за времени, проведённого с людьми, подражая и копируя, Уён тщетно пытался принадлежать миру, который его не видел, который не мог его видеть.       Словно призрак. Или тень, навсегда скованная жизнью, скрытная и никогда по-настоящему не существовавшая.       Уён отвернулся от Сана, и тот снова посмотрел на луну. Хрустящая белизна рассекала массивное полотно оникса, и ни единая капля звёздного свечения не смогла бы исказить безупречную панораму неба этой ночью. Да и, вероятно, любой другой ночью на Земле. Свет стремительно засорял город, и брызги солнечного блеска уже не были заметны.       Сан даже подумал о том, что глаза Уёна чем-то были похожи на небо. Тёмные, таинственные, но в то же время отдающие каким-то странным блеском, озаряющим бесконечное пространство вокруг. Загадочные и завораживающие. Как маяк, световым сигналом направляющий заплутавший корабль обратно в порт.       Сравнимый по тяжести со свинцом туман, раскинувшийся над головой Сана, поглощал его, как поглощали его небеса каждый раз, стоило поднять на них взор. Его не тяготили мысли ни о бесконечности и собственной ничтожности в масштабах вселенной, ни о смысле его существования и присутствия где бы то ни было, ни о предназначении… Сан просто чувствовал, что был создан из звёздной пыли, прошит такими же нитями, какими сшиты лоскуты космического полотна.       Сан был частью всего этого, не подвластный времени и циркулирующий где-то между многочисленными эпохами. Никакого развития, никакой вовлечённости. И даже его присутствие не совсем здесь. Не будучи олицетворением непреложной истины, он всё же не становился совсем эфемерным.       Он просто однажды проснулся и оказался на таком пути. Сущее мгновение потребовалось для того, чтобы обернуться тем, кем он являлся сейчас.       Сан не знал, когда это произошло. Как? Почему? Но быстро понял, что не желает даже разбираться во всех вставших вопросах.       Но дни шли, и он всё ещё не исчезал. Словно скопированная откуда-то картинка, которую вставили в этот подвижный изменчивый мир. Принадлежал ли он этому самому миру? Не имеет значения. Наслаждался ли он? Никому не было дела. Хотел ли уйти? Что же, в этом тоже не было смысла.       Так в чём же тогда состоял смысл?       Да какая разница…       Смертные никогда не смогли бы понять, что бесцельное существование и было смыслом. Это осознание стало бы для них невыносимым грузом.       Кому-то подобные суждения могли показаться весьма разочаровывающими, но Сан не считал важным заботиться о каком-то там разочаровании, которое даже не испытывал. Никогда прежде. Но…       Сидя на траве под бескрайним простором всего высшего, Сан заметил, что Уён резко умолк. По телу распространялось тепло, идущее откуда-то из груди и уже подбирающееся к конечностям, что заставило напрячься. Он тяжело вздохнул.       Уён никак не отреагировал. Или, быть может, он просто не мог говорить, слишком погружённый в своё недовольство.       Но был ли Сан не прав? Он был уверен в том, что делал, и не чувствовал необходимости извиняться. Не ожидал ли Уён, что Сан станет шутить с ним? Или флиртовать, как человек, зная, что это ни к чему не приведёт?       “Что за пустая трата времени…” — хмыкнул собственный ироничный голос в голове Сана.       Он всего-навсего констатировал факты, лишь указывая на то, что им обоим уже было известно. Стоило ли из-за этого расстраиваться? Сан так не считал.       Была ли его вина в том, что Уён хотел поиграться с очевидной глупостью? Точно нет. Сан просто хотел покончить со всеми этими недомолвками, не задерживаясь на всякой чуши без надобности.       “В любом случае, что за прикол эт-”       “Да нет никакого прикола!” — это случилось вновь. Ответ не его голосом самовольно прозвучал в сознании Сана. Слишком похожий на нытьё, чтобы быть посланием от начальства, и Уён смотрел на него чересчур пронзительно, видимо, ожидая ответа.       — Ты только что… — а что он должен был сказать дальше? “Ты только что прочитал мои мысли?” “Связался со мной телепатически?” “Заткнул меня?”       — Ты имеешь что-то против?       Сан вздрогнул, пойманный на неприятных мыслях, и Уён брезгливо фыркнул. Сан запустил пальцы в мокрую от росы траву, избегая взгляда Уёна.       — Нет, ты прав. Меня влекло… Меня влечёт к тебе. И я могу читать твои мысли, могу общаться, не пользуясь ртом. Я просто был взволнован, когда ты вот так заставил меня ощутить эту неловкость.       Сан ощущал себя всё более маленьким под падающими на него признаниями. Он сидел без возможности даже поднять голову, когда жар хлынул на его щёки, а сердце стало отбивать по рёбрам быстрое стаккато, осознание рушилось с силой, подобной рассыпающейся кирпичной стене.       Он был смущён? Чувство. Смущение?       Точно. Смущение.       “Что за-“       Он услышал тихий смешок.       Сан неуверенно взглянул на собеседника из-за плеча.       — Собираешься продолжать сомневаться?       Сан только пожал плечами, и Уён рассмеялся.       Что-то шевельнулось в глубине глаз Уёна. Что-то точно изменилось. Пустота затвердевала, трансформируясь в тонкий луч света, очерчивающий медные контуры его радужки вокруг зрачков, что по-прежнему напоминали бездонные пропасти. Жжёная карамель с лакрицей. Таков был его цвет.       Свои же мысли заставили Сана приподнять уголки губ, что врезались всё глубже в лицо, обнажая дёсны. Глаза сощурились, закрываясь и образуя полумесяцы на его бледном лице. На щеках появились ямочки, становившиеся глубже по мере того, как он улыбался всё сильнее.       — Ты милый, — Уён коснулся одной из ямочек кончиком пальца, — когда улыбаешься.       Приятное тепло обволокло внутренности и потянулось вверх, поднимаясь одновременно с солнцем из-за горизонта и окутывая их своим сиянием.       Они наблюдали за восходящим солнцем и за тем, как оно скользило между созданными человеческой рукой зданиями, поблёскивая в стеклянных фасадах дурманящей россыпью многообразных оттенков, варьирующихся от холодных жёлтых, до жгуче-красных и нежно-розовых.       Искусственные огни города медленно гасли, уступая место более сильному светилу, которому отчаянно пытались подражать.       — И что сейчас?       Вопрос Уёна поразил его, как и всё, что вообще Уён делал, и невольно Сан снова погрузился во внутренний монолог.       “Ну, сейчас-”       — Ты же знаешь, что я могу слышать твои мысли, так? — тут же вмешался Уён, резко остановив поток его мыслей. — Ты можешь просто поговорить со мной, — добавил он с озорством, — мне нравится, как звучит твой голос.       Во-первых, Сан всё никак не мог привыкнуть к приливам, накатывающим подобно волнам и окрашивающим его обычно мертвенно-бледное лицо в очень неловкий и некомфортный оттенок красного.       — Думаю, со мной что-то не так.       Уён замолчал, на его лице явилось более неясное и задумчивое выражение, что дало Сану толчок продолжить.       — Я что-то чувствую. Ты морочишь мне голову, — вздохнул Сан, смотря на свои руки, бледные, как у трупа. Ногти совсем побелели, кожа сохла и шелушилась.       Во-вторых, Сан никогда особенно не зацикливался на своей внешности. Он появлялся в зеркалах, в отличие от Ангелов и многих других неземных существ, пусть и только и ему подобные могли видеть его отражение. Но, по правде говоря, он даже не смотрел на себя, не то что внимательно разглядывал. Вряд ли он вообще помнил, как выглядел…       — Ты заставляешь меня задумываться о вещах, о которых я не думал никогда прежде.       Каким он казался Уёну, сидя на траве с красным лицом, нетерпеливый и открытый? От этого вопроса в груди что-то затрепетало.       Уёну на него смотреть настолько же приятно, как Сану на самого Уёна?       Мрачные Жнецы не особенно красивы потому, что больше напоминают мертвецов, чем кого-либо ещё. Бледные, словно выцветшие, долговязые и бродящие повсюду, как зомби.       Впрочем, были ли Ангелы идеальными? Пожалуй, что нет, но они были прекрасны. Прекрасны, потому что носили в себе жизнь. Они рождались в местах, совсем близких к солнцу, появлялись из тёплых лучей вместе с облаками. Такие же белые, чистые и невесомые.       И, честно говоря, падшие Ангелы мало чем отличались. Сан не сказал бы, что сталкивался со многими из них, но те, кого ему доводилось видеть, виделись ему столь же божественными, какими он и представлял. Самым близким контактом с падшим Ангелом для него было просто видеть, как они украшают мир своим существованием. Неземные, они следовали по дороге одиночества, обречённые скитаться безо всякой определённости и уверенности в будущем, пока, наконец, не смогут перейти границу.       — Я словно застыл на одном месте, стоял неподвижно всё это время, наблюдая за творящимся вокруг хаосом. Ты только что вытащил меня, избавил от… от чего бы это ни было.       Лицо Уёна оставалось спокойным и невозмутимым, как будто мысли и слова Сана ещё не дошли до него. Однако его глаза блеснули чем-то удивительно живым. Размытые коричневые крапинки в его радужках приветствовали яркие лучи солнца и сияли несравнимо ярче, чем раньше, освещая лицо Сана. Полупрозрачная оболочка на поверхности его глаз делала их похожими на янтарь, из которого вытекала жидкая смола и плескалась вокруг, как крошечный океан.       И когда Уен моргнул, эмоции, которых у него никогда раньше не было возможности испытать, просочились из наполненных чем-то святым глаз сквозь веки и ресницы, разливаясь по гладкой поверхности его кожи и рисуя мерцающие дорожки в песчаных дюнах всё ниже, ниже и ниже, легко скользнули по щекам и достигли самого кончика подбородка, осев там, словно бриллианты, украшающие лицо Ангела.       Сан осторожно протянул руку, вытирая набегающие слезы, ловя их кончиками пальцев, как будто впитывая святую воду, которой они на самом деле и являлись, собирая их в руки и позволяя им освежать его бледную кожу, благословляя её сверкающей красотой. Сан прислонился своим лбом ко лбу Уёна, его собственное зрение затуманилось, а горло сжалось из-за неизвестно откуда возникшего давления. Оно явно шло изнутри. Бросив последний взгляд на драгоценного Ангела перед собой, он закрыл глаза в попытке унять тупую боль в груди.

***

      Сан обнаружил, что его щека была влажной, ровно как и губы. Солёный привкус на языке заставил его приоткрыть глаза в поисках чего бы то ни было. Взгляд остановился на чистом золоте. Золоте, растекающемся на многие мили вокруг, обрамлённом длинными ресницами и тёмными волосами цвета воронова крыла.       Лицо Уёна было слишком близко, чтобы он смог рассмотреть хоть что-нибудь ещё.       Он медленно потянулся ладонью к своему полуночному видению, что так сильно его тревожило, и немного отодвинулся. Сильная рука обхватила его талию, их ноги перепутались, как провода наушников в кармане. Хватка только усилилась при попытках Сана пошевелиться.       — Пока слишком рано, Сан-а, можем дальше спать, — пробормотал Уён, прежде чем уткнулся Сану в грудь и смог расслышать, как размеренно и ровно билось его сердце.       Сан тихо фыркнул, и тело, прижимавшееся к нему до этого момента, внезапно поднялось, выбираясь из власти тёплой постели. Уён устремил на него свой взгляд, полный беспокойства.       — Что не так?       Сан проморгался, наконец избавляясь от сонного оцепенения, охватившего его после пробуждения.       — Кошмары?       Сан всхлипнул и сжался. Он не знал. Он даже не помнил, что ему снилось, если ему вообще хоть что-нибудь снилось. Не знал, почему проснулся в слезах.       Уён толкнул Сана обратно на спину и сел сверху, обхватив стройными бёдрами его ноги, а затем наклонился, оказываясь в нескольких дюймах от чужого лица. Их носы соприкоснулись, и чёлка Уёна коснулась Сана, щекоча его лоб.       На таком близком расстоянии Сан мог видеть, как сияние в глазах Уёна разрезало темноту комнаты. Как расширялись его зрачки, и характерный ему озорной блеск игриво загорался глубоко внутри.       Он чувствовал, как их дыхание смешивается, и тепло Уёна проникает в его поры.       Уён одарил его улыбкой и сократил дистанцию между ними, нежно прижимаясь своими губами к губам Сана, чьё сердце наполнилось счастьем от совершенно очевидного любовного обещания, сорвавшегося с губ Уёна и проникшего в самые потаённые уголки всего существа Сана.       Ноги Уёна раздвинули бёдра Сана и вытянулись между ними, а его маленькое тело примостилось на груди Чхве. Затылок упёрся прямо в подбородок Сана, а ухо прижалось к тому месту, где лучше всего прослушивалось сердцебиение. Руки Уёна создавали безупречные и тёплые объятия, привнося столь ценное чувство безопасности в это мгновение.       — Засыпай обратно, Санни, у нас всё ещё есть несколько часов до подъёма.       Так он и поступил. Сан находился в окружении тепла чужого тела. Его веки медленно закрылись, всё нутро заполнилось любовью.

***

      Воспоминания о неоднозначной и, пожалуй, бессмысленной прошлой жизни в миг забылись.