Церковь

"Мерзопакостное место, коим правят такие же грешные люди, как и те, что населяют планету". Так выразился однажды Константин, о чем в итоге пожалел. Звонкий гул колоколов раздражающе бил по ушам, голова начинала уже болеть от кучи различных смешанных между собой звуков. Запах воска стоял уже поперек горла, от него ужасно мутило и хотелось блевать. Уралов осматривался по сторонам. В глазах рябило от количества блеска в этом помещении, поэтому все же пришлось сфокусировать все внимание на своей столице. Московский стремился за потоком различных людей, вел Екатеринбург в зал, где по его словам должна состояться проповедь. Невольно закатились глаза, но мужчина все равно покорно следовал за блондинистой макушкой. -Шевелись быстрее, иначе мы опоздаем. Вопреки своим словам, Михаил останавливается и нервно поправляет свой костюм. Это вызывает недовольство со стороны стада "овец", ведь тем, ой какой кошмар, приходится огибать двух мужчин чтобы пройти дальше. Константин хмуро глядит на счастливое лицо столицы и глубоко вздыхает. Он не позволяет раздражению зародиться внутри, но всё-таки желание послать своего начальника нахуй с каждой секундой все сильнее и сильнее. Московский видит это и ухмыляется, довольствуется странной покорности Города бесов, ощущая как внизу живота что-то приятно стягивает. Не заостряет конечно на этом внимание, скидывая все на обычное волнение перед длинной речью. Берет вновь Константина за руку, а тот и не против, он ведёт за собой, наконец-то проходя главные двери. Вокруг много людей, тесно, душно и жарко, но Уралов терпит. Уже в какой раз хмурится, но терпит, будто охрана следует за Москвой и останавливается с ним где-то в конце зала. Уралов даже удивляется этому и видимо растерянность отражается на его лице , раз Михаил пускает смешок. -Это чтобы ты привык. Отвечают на немой вопрос, на что получают раздражённый вздох и презрительный взгляд. В другой день Михаил бы его осудил, да вычел зарплату из премии, но вот только сегодня он собрался показать и поделиться счастьем божьего дома. Столица уже ощущала воодушевление в стенах здания, а Константин же напротив - ощущал желание повеситься и никогда не входить в это место. Мрачные мысли заполняли голову Уралмаша, а желание просто прибухнуть, а не заниматься всем этим дерьмом, росло в прогрессии. Внезапно зал затих и невольно Уралов обратил свой взор на "сцену". На ней возвышался один из клоунов сегодняшнего шоу, как подумал Константин. Священник, или кто это там, достал Библию и начал то-ли молиться, то-ли читать её. Если честно, Екатеринбург нихера не понял. Он хмурил брови, пытался разобрать хоть слово, но ничего тупо не слышал. В какие-то моменты батюшка выделял слова, издавая резкие звуки, заставляя столицу Урала кривиться от них. Прихожане вокруг шептались, практически не обращали внимание на шоумэна, вызывая в груди Кости какое-то отвращение. Нет, он не встал на сторону этих фанатиков, но... Вы ведь сами пришли в церковь, вас не заставили, неужели сделали это просто так? Неужели настолько лицемерны, что просто хотите показаться праведниками, а на деле вам плевать? Зачем вы пришли если не хотите слушать и слышать, зачем вы толпились и торопились сюда. Противно. Не противно только от выражения лица Михаила, чье лицо выступало жёстким контрастом на фоне чужих обличий. Глаза Михаила Юрьевича сияли, губы образовали настольгическую, благодарную улыбку, от которой сердце невольно забилось чаще. Уралов случайно задержал дыхание, что-то внизу пришло в действие, заставляя нервно перешагивать с ноги на ногу. Московский ничего не замечал, он поглощал знания, переданные из уст обычного человека. В отличие от многих, Михаил понимал о чем там говориться, он знал про что, знал зачем. Москва все изучил ещё давно, но даже сейчас открывает для себя много нового. Для него то, про что рассказывает священник - не пустые звуки, не просто надписи и стихи. Это слова бога, господа, что помог ему пережить многие невзгоды в жизни. Константин медленно отвёл взгляд от своего начальника, странные желания начали просыпаться внутри. Он облизал свои губы и старался отвлечься, может даже, понять что так цепляет Мишу в этих лекциях. Это было тщетно, но хоть на какие-то другие вещи внимание было переведено. Пусть он и слушал и пытался, но ощущение неправильности ешь нахождения здесь, сильно влияло на самочувствие города. Он не мог не замечать лицемерные лиц, не мог не вдыхать запахи духов и воска, перемешанных между собой в отвратительное нечто. Константин хотел блевать, ему становилось плохо и одновременно хорошо. Единственное, что держало его здесь - столица. Неизвестно почему, но оставлять Михаила Юрьевича не хотелось. Возможно, дело в странных желаниях Уралова. Слушать псалмы надоедало, становилось откровенно скучно поэтому в голову стукнула шальная мысль: Попытаться соблазнить столицу. Бесовские очи опасно сверкнули, оглядев зачарованного Михаила. Константин должен признать, никакие синяки под глазами и маленькие морщинки, не портили величавый облик Московского, когда тот был весел или доволен. В глазах у каждого сейчас горело возбуждение. У Москвы от проповедей, у Екатеринбурга от похоти. Плевать уже было и на воск и на людей, на молитвы и на иконы. Столица Урала подходит слишком близко, прижимается к спине Московского, заставляя того вздрогнуть от неожиданности. Блондин уже было хотел рефлекторно отойти, как вдруг его крепко схватили за талию, заставляя застыть на месте. Глаза шокировано распахнулись, а сердце забилось гораздо чаще, когда шальные пальцы спустились ниже и сжали крепкие бедра. Михаил вздрогнул и дернулся, на что в ответ получил бархатный смех над своим ухом. Михаил собирался задать вопрос, да вот его перебили. -Будьте хорошим мальчиком и слушайте о чем говорят, не хорошо расстраивать бога. Константин чуть ли не промурчал ему это на ухо, заставляя мужчину в руках задрожать, а заалеть. Миша вытянулся по струнке, молча принимая правила игры. Забылись как-то отношения с Александром, остался только интерес, если можно назвать его таковым. Скорее, он просто растерялся, не знает, что делать в такой ситуации. Ну вот кто будет домагаться в церкви? Никто, только Константин. Московский рвано вздохнул и сглотнул слюну, крепкие руки залезли к нему под рубашку, нежно оглаживая кожу живота и частично паха. Все же, Москва невольно заерзал на месте. Жар приливал к лицу, в ушах стоял гул, а сердце выпрыгивало из груди, пока руки Константина двигались дальше. Они плавно скользили вверх по телу, Уралов оглаживал бока и ребра, добрался до груди, прижал ближе к себе вырывая из Михаила робкий стон. Уже было не важно где они, сейчас волновали только прикосновения. Пальцы сминали грудь, Московский жмурил свои глаза, хватался пальцами за локти Кости и глубоко, прерывисто дышал. Он не хотел смотреть по сторонам, в темноте было приятно. Приятно и тогда когда на груди осталась лишь одна рука, нежно играющая с ореолом соска и ещё более приятно, когда другая спустилась ниже и сжала полувставший член через ткань брюк. Михаил прокусил губу и согнулся. Он глубоко втягивал носом воздух, движения не прекращались. Ухо вновь опалило горячее дыхание. - Хороший мальчик, Бог тобой определенно доволен. Московский дрожит, разводит ноги в стороны и утыкается ягодицами в член коллеги, что шумно вдыхает в себя воздух и неожиданно хватает столицу за волосы, закидывая его голову назад. Из уст вырывается громкий стон, отдающийся эхом от стен. На шее остаются мурашки от приятного дыхания и Миша кряхтит от резкого укуса в шею. Становится слишком жарко, Московский уже трётся о своего совратителя, да вот до ушей доносится знакомый голос. -Миша. Звучит эхом, где-то отдаленно. Москва продолжает требовать своим телом новых прикосновений. -Миша Звучит уже чуть громче, заставляя замереть на месте и открыть глаза. Все как в тумане, ничего не понятно. -Миша! Звучит нетерпеливым, злобным тоном, заставляя вскочить прямо на стуле и с испугом посмотреть в недовольные, серые глаза. Санкт-Петербург возвышался над столом Москвы, недовольно сложив руки на груди. - А я тебе говорил, чтобы ты спать лег! Но нет же, мы ведь такие трудяги, только и можем, что гробить свое здоровье! Александр говорит что-то ещё, но Михаил не слушает. Он пораженно прикрывает свой рот ладонью, не замечая прилипшего листа бумаги к его лицу, но ощущая сильный страх. "Господи, молю, прости душу грешную.. Господи, Боже". Михаил теперь уже не скоро спокойно уснет, он будет долго ощущать вину и странное волнение.