Спокойной ночи, Макс

      Каждую ночь. Это повторялось каждую ночь. И Макс не знала ни как от этого бежать, ни что с этим делать. Осколки страха, вины и отравляюще-жгучей боли намертво впились ей под рёбра, терзая каждое мгновенье после тихого "Прости меня" и последнего мученического хрипа. После того, как голубые глаза остекленели. После той чёртовой ночи в Старкорте. Каждую ночь в тишине перед глазами вновь появлялось окровавленное тело брата, что обессиленно лежало на холодном полу, а уши заполняли въевшиеся в память чавканье рвущейся плоти, истошный крик, сопровождаемый хлюпаньем крови, и ужасающе-тихие хрипы. Но в один вечер, казавшийся невыносимо долгим, всё переменилось. Крик Оди. Треск костей. Невыносимая боль по всему телу. Окутывающая всё темнота. И вслед за её приходом, исчезло всё: голоса, звуки, чувства, эмоции. Осталась лишь тьма. Она укрывала тяжёлым одеялом, окружала спокойствием, и наглухо выбивала все мысли с головы. Макс казалось, что это её долгожданное спасенье — бесконечный сон с одним единственным сюжетом. Она не стоит, не сидит, не лежит, она просто зависла в пространстве и смотрит в бескрайнее ничего.       Но спустя некоторое время в дали начало мелькать светлое пятно. Оно было беспокойно. Оно было бесшумно. Оно было всё ближе. Макс сонно закрыла глаза, лишь бы взгляд не резало от нервного нечто, так отчаянно прорывавшегося сквозь отсутствующее и в то же время безразмерное пространство. Только уже поздно. Под ногами постепенно начинает ощущаться пол. Щеки робко касаются чьи-то холодные пальцы. Рыжие ресницы подрагивают, Макс промаргивается, фокусируя взгляд. Напротив неё стоит Билли. Без единой раны.      Руки его теплеют, пока темнота растворяется, пропуская сквозь себя жаркие, но такие родные, лучи калифорнийского Солнца...       Среди удушающего потока кошмаров этот сон был прекраснее глотка свежего воздуха. Он был жив. Он ей улыбался. Такой искренний. Такой живой. Такой счастливый. При жизни Максин ни разу не видела Билли таким. Ни средь волн под палящим Солнцем, ни за рулем совсем нового Камаро, ни на фоне серых улиц Хоукинса. Никогда. Но сейчас он стоял перед ней на одном из берегов Сан-Диего в расстегнутой красно-белой рубашке без рукавов, с солнцезащитными очками, запутавшимися где-то в копне кудрей ближе к затылку.       Он аккуратно обнимает сводную сестру, прижимаясь щекой к рыжей макушке, поглаживая девушку по спине с небрежной, ибо на другую не способен, нежностью. Кажется, в его руках слишком спокойно. Кажется, вся боль и тревога покинули душу веснушчатой бестии. — Спокойной ночи, Макс, — единственное, что слышит младшая, перед тем, как вновь погрузиться в более глубокий сон. Перед тем, как открыть глаза. Перед тем, как взгляд упёрся в потолок. Перед тем, как рядом дёрнулся Лукас, проспавший не первую ночь возле её кровати. Перед тем, как от Билли осталась лишь улыбка, отпечатавшаяся на бледных губах рыжей, вынуждая ту неосознанно поднять их уголки.