Капля крови в темном море

Соловьев держится за голову, но все равно реальность не хочет проявляться, будто во времени появляются прорези, сквозь которые пробиваются различные события, что были и только будут, а прямо к закрытым глазам юноши все ближе и ближе подползает кровь, отчего Вениамин взгдрагивает, а после резко распахивает глаза: тишина. Кажется, будто только что звучал крик Сергея, чтобы полки восставших остановились, а потому Соловьев оглядывается: и правда, солдаты их стоят на месте, а Муравьев-Апостол в этот момент чертит что-то на снегу, не так далеко от остановившихся солдат. Вениамин подходит ближе к Сергею, и останавливается у Анастасия, который на юношу смотрит со слабой улыбкой, хотя и заметно, как руки Кузьмина дрожат: такое редко когда было можно увидеть, а значит сейчас ситуация все-таки страшная. — Стас, что он делает? Ты понимаешь? — Анастасий пожимает плечами: до его ушей долетают лишь отрывки фраз Сергея, остальное с собой верно забирает метель. — ..черта…перейдем..начнется…война. — Щепилло, который стоит теперь уже совсем рядом с Сергеем, наклоняется к офицеру и шепчет что-то на ухо, в ответ на что Муравьев-Апостол кивает, и Михаил облизывает губы нервно, а после переглядывается с Анастасием: во взгляде последнего Щепилло замечает непонимание, а потому отводит взгляд, и практически не двигая головой ею слабо качает из стороны в сторону, сообщая таким образом: не важно, тебе знать не надобно. Кузьмин сначала удивляется очень, и брови его взлетают вверх, а после хмурится и поправляет выбившиеся из-под фуражки волосы, чтобы не мешали хотя бы видеть что происходит. — Знамя ко мне! — это уж Анастасий, как и Вениамин слышат хорошо, (Щепилло и вовсе затыкает уши, размышляя, как Сергей сам от голоса своего громкого еще не оглох?), и замечают, что Муравьев-Апостол сорвал себе голос — по хрипам в нем это слышно, возможно тоже боится, но чего? Что же он собирается делать? Солдат, который все время нес знамя, слышит приказ командира и выходит из его полка — на импровизированном и в срочном порядке освобожденном от солдат мини-плацу юноша вручает знамя Сергею. Кузьмин щурится и подходит к Сергею, который кажется порывается пойти вперед, придерживая его за плечо, немного рукой подминая эполет на его мундире. — Господин подполковник, вы о чем? — скорее недовольно спрашивает Анастасий, скептически поднимая бровь от того, что не понимает ничего и знает, что эти действия Муравьева-Апостола на собраниях не обговаривались, а потому чувствует, как над ситуацией теряет контроль. — Что вам Михаил сказал? — Не важно. Вы главное стойте со своими солдатами. Будьте с ними. Я смогу убедить солдат напротив, они пойдут с нами. Все будет, Анастасий, будет. Вы главное по обыкновению своему не рвитесь в атаку. Сергей мягко улыбается Соловьеву, который стоит чуть проодаль, не решаясь за Анастасием к командиру подойти, затем брату, потому что на лице его видит испуг, и хочет так успокоить, и лишь потом Кузьмину, которого оставляет за главного, командовать полком. Анастасий теперь уже с ярым недовольством смотрит на Щепилло, который пожимает плечами, будто сам не понимает в чем дело, а потому Анастасий злобно скалится и бросает на Михаила укоряющий взгляд. Неужели сложно сказать просто в чем дело? К чему это чертовы тайны? Сергей поднимает высоко знамя, после чего начинает идти с ним к черте, смотря вперед, может даже и не моргая. Бестужев-Рюмин, который кажется и вовсе не при делах, ибо в повозке с Ипполитом сидит, да разговаривает, потому как Муравьев-Апостол поручил ему за братом следить, секунду другую молчит, просто смотрит на все происходящее, но стоит Муравьёву-Апостолу начать двигаться к черте, как Бестужев-Рюмин понимает, что к чему, и резко вскакивает, почти выбегая из повозки — Анастасий же подходит к Михаилу, который затягивается неизвестно откуда взятой сигаретой, и дым сизый выдыхает в грудь Кузьмина, в ответ на что офицер закашливается и проклинает Михаила мысленно. — К чему эти тайны, поручик? В чем дело? Что вы задумали и почему я ничего об этом не знаю? — медленно закипает Кузьмин, в гневе сжимая в кулаки руки, и тогда Соловьев, который замечает что-то неладное в поведении друга, подходит к нему ближе и касается рукой спины осторожно, остужая тем самым пыл Анастасия, который зло выдыхает на Михаила, жаль не дым сигаретный, хоть и очень хотелось. Щепилло затягивается снова, и Кузьмин, уже наученный горьким опытом, закрывает нос рукой, но Михаил лишь усмехается, выдыхая дым прочь, совершенно в другую сторону. — Это вовсе не тайны. Просто я понимаю, что вы бы остановили нас, а своеволия вашего Кузьмин хватило нам, когда вы летом года прошлого заявили о начале восстания, всех подняли на уши, требовали бунта роты, да и на собрании выглядели пьяным, и лишь потом узнали мы, что согласования вашего плана с Сергеем Ивановичем не было, и пришлось в срочном порядке солдат рассылать по казармам. На очередном собрании шумно: Кузьмин стоит у окна, пока не особо вникая в суть разговора, а все таки слушая лишь краем уха, все внимание свое в частности на Соловьева перебрасывая. Новенький это мальчик, и ничего Анастасий о нем еще не знает, потому и хочется Кузьмину выведать все, что только возможно, чтобы понимать, что за человек перед ним. Вениамин же внимает словам Сергея Ивановича: по лицу его заинтересованному это видно, а Анастасий усмехается: ну и чего он на собраниях этих еще не слышал? Вроде был раза два, а все одно и тоже. Как свергнуть царя? Как вывести солдат? Республика или монархия? Да коли все это дело Кузьмину поручили бы, офицер за считанные минуты вывел бы свой полк и да и пошел скорее поднимать остальных. Всех бы вывел, кто в округе есть, да и двинулся бы на Киев. Но Сергей Иванович почему-то медлит, Сергей Иванович кажется чего-то боится. С Пестелем договор у них хлипкий есть, на 26 год, да слыхал Анастасий от друзей, что Павел Иванович уже и сам ждать не хочет, потому как все сильнее нависает над ним угроза оказаться под арестом и тогда все дело пропало. Кузьмин хмурится от чего-то и из мыслей своих выходит в реальность, будто из транса выплывает, замечая, что все это время пялился на Вениамина, а тот заметил и с интересом теперь смотрит в ответ. Кузьмин фыркает и отводит в сторону взгляд, изучая теперь в целом присутствующих, а щеки все таки краснеют, хоть и совсем слегка. До ушей доносится смех тихий: это вроде Веня.. ой, Вениамин, с чего бы Кузьмину так его называть, будто знакомы они уже не один десяток лет. Да и с чего Анастасий на собрании по делу спасения от тиранов Отечества своего не о том думает? Мысли эти вынуждают юношу еще сильнее насупить брови и в яром раздражении вдруг бросить свое слово, Что-то вроде: — Я протестую против решения вашего, Сергей Иванович. — ляпает, и лишь потом осознает, что натворил Анастасий и брови его мгновенно подлетают вверх, тут же правда опускаясь на свое прежнее место, а на лбу выступает испарина, офицер покашливает, прочитал горло и замечает, что все взгляды устремлены на него, а в их числе и новый, голубоглазый — Вени, и до боли в костях знакомый, приятный, карий — Ивана, того самого мальчугана, что при знакомстве цыганом все величали, толи за усы его, толи за смуглую кожу: в глазах этих, что направлены на Кузьмина, видит Анастасий поддержку незримую и усмехается: надобно вспомнить, что он ранее на собраниях говорил в такие моменты, а потому мозг цепляется за слова, что сумел вы хватить из долгой беседы и выдает неожиданное: — Надобно взбунтовать роты. Прямо сейчас. Мои солдаты готовы, выступят хоть сейчас, пошто мы тратим время? Северяне трусят, Трубецкой затаился, ждет, когда мы первый сделаем шаг; Пестель чует, что арест его близок и боится пока выходить, лишь наш полк, Черниговский, лучшую имеет репутацию, у нас шансов больше. Надо сейчас начинать, надо. — неожиданно для себя замечает Анастасий, что слушают его все, даже Сергей Иванович, и не вставляют своих комментариев, как на собраниях происходило обычно. — Вы решительный человек, Кузьмин. Я ваше мнение понял, я прислушаюсь, а за храбрость вашу вас я хочу сделать двигателем процесса сего. У Государя здесь должен быть смотр к осени года этого, коли приедет он, так убьете его — оружием мы снабдим вас, все будет как надобно.. — слова Сергея тонут в тишине, что неожиданно обволакивает Анастасия, и тот дезориентированно отходит к окну ближе и облакачивается спиной на ставни, снова взглядом перебираясь к Вене Вениамину, в глазах которого Кузьмин замечает огоньки озорные, а может даже уважение и интуитивно улыбается — он смог. Наконец-то. —..Так же и здесь. Есть шанс победить без капли крови: вы увы так не умеете. Вам надобно крови — нам нет. Потому уходите. Стойте с солдатами, как вам командир сказал и усмирите свой пыл. Ежели у вас проблемы, так не надо срываться на всех. — Михаил улыбается Анастасию насмешливо и разворачивается, отходя от Кузьмина в сторону черты, но не переходя ее, лишь рядом останавливаясь, дабы сигарету в спокойствии докурить. Анастасий вдыхает воздух пару раз глубоко в грудь, а все-таки сдержаться не может, вырывается из груди его несколько возмущений, которые однако же подавляются Вениамином, который офицера обнимает, будто и не боится слухов, потому что понимает, что оба они в любой момент могут погибнуть. Теперь уже и бояться то нечего. — Не ну Веня, ты понимаешь вообще, как это называется? Как мне надобно относится к этому? Почему у них тайны от меня какие-то? Анастасий выдыхает теперь уже разочарованно и все-таки позволяет себе расслабится в объятиях Соловьева, а после на себе замечает удивленный взгляд Михаила и морщится, отворачиваясь от Щепилло прочь, прижимаясь щекой к щеке Вениамина. — Ладно, черт с ними. Пойдем. Командир наш, по совету Щепилло видимо, не с кем из нас не посоветовавшись, собирается один идти против вражьих солдат. Нельзя Сергея так бросить, пусть он и бросил нас. Вениамин кивает, а после обнажает шпагу: до пересечения Сергеем черты остается совсем чуть-чуть. — Серж? Сережа? Сережа! Стой Серёжа! — кричит в отчаянии Михаил, почти срываясь на бег, но все равно не поспевает юноша за Сергеем. — Даже не думай! — но вдруг останавливается резко в нерешительности — Муравьёв-Апостол переходит черту. Бестужев-Рюмин оборачивается на своих солдат, ловит взглядом глаза Кузьмина и умоляюще на него смотрит, будто прося о помощи без слов, а после одёргивает мундир и пересекает черту вслед за Сергеем — есть ли смысл останавливать юношу? Лучше пойти с ним и верить в чудо, что в них не попадут, и что солдаты за ними подтянутся, да помогут. Полковник Николаевского полка Федор Гейсмар опускает руку и командует: Пли! Артамон Муравьев, который вышел-таки на стороне Николаевских войск, ибо вынудили юношу на то угрозами, жмурится, и солдаты его полка поджигают фитили пушек — по Сергею и Михаилу в частности начинается пальба, но Сергей будто и не слышит этого — идет со знаменем, которое все чаще задевает картечь, оставляя в нем дырки, а моментами и разрывая на части, а пара дробинок и вовсе сбивает с головы юноши фуражку, просвистывая у самых волос. Кузьмин, хоть и метается, а все-таки стоит пока на месте не решаясь нарушить приказ командира, но сердце его требует, не дает так Сергея, как друга, в беде оставить не смотря на то, о чем просил офицера сам Муравьев-Апостол, Анастасий в стороне остаться не может, как и Вениамин. Соловьев поднимает шпагу и бросает на Кузьмина быстрый взгляд: тот движение друга повторяет и громко командует, оборачиваясь к солдатам. — Идите за мной! — Анастасий поднимает шпагу над головой и многие солдаты повинуются, вместе с Кузьминым начинают двигаться к черте, прочерченной Сергеем Вениамин кротко улыбается тому, что помочь другу они все-таки еще смогут, может даже и победить, пусть с кровью, и идет за Анастасием спокойно, шепотом только подбадривая офицера. Михаил отбрасывает докуренную, тлеющую сигарету на снег и подходит к Кузьмину, прежде откашливаясь — юноша останавливает его, беря Анастасия за руку. — Кузьмин, разве вы не слышали приказ командира полка? — Анастасий вырывает свою руку из руки Щепилло и щурится, напряженно после Михаилу улыбается, скорее чтобы себя успокоить и не позволить снова сорваться. — А вы хотите, чтобы его просто убили? Михаил отступает и виновато губы поджимает — жаль, что теперь Кузьмин точно не поверит, что юноша лишь хотел помочь, да спасти солдат. Потому Михаил тоже вынимает из ножен шпагу и извиняюще треплет Анастасия по плечу, который от того сначала злится, но после будто укол вины ощущает и слабо улыбается, конечно так, чтобы Щепилло того не увидел. И правда, есть ли смысл ссорится сейчас, если в любую минуту они могут погибнуть? — Левое плечо вперед марш! — командуют офицеры Анастасий и Вениамин, а также Михаил, почти одновременно, после чего полк начинает идти строевым шагом, переходя наконец черту. Ипполит лишь вскакивает из повозки, подбегает к черте, но дальше идти не смеет, лишь смотрит на раскрывающееся перед ним поле боя. Николаевские солдаты целятся дулами пушек, да ружей в восставших, картечь попадает в солдатские тела и разрывает строй попеременно, однако выжившие солдаты доблестно и смело идут за своими командирами, а впереди всех — Сергей Муравьёв-Апостол. Бестужев-Рюмин, следующий за ним, шарахается от пуль, которые то и дело норовят попасть в него и чудом все еще не получает ранений — пытается остановить Сергея, который почти достигнул пригорка, на котором и расположились вражеские войска…

…Удар, звон, огонь, темнота…

Сергей останавливается, будто о чём-то задумался, и медленно поднимает руку ко лбу — пальцы моментально окрашиваются в красный, а капли крови капают уже с носа, на белый снег — перед глазами появляется слабая пелена. Муравьев-Апостол шатается, проходит еще несколько шагов вперед, но падает на снег — знамя из рук Сергея выпадает, откатываясь куда-то вправо, наверно под ноги Бестужеву-Рюмину. Муравьев-Апостол хватается ладонями за уши, ибо со лбом все и так понятно — кровь из него сочится не перестает, а потому снег под Сергеем медленно, но верно окрашивается в темноалый цвет. Юноша перекатывается с бока на бок, а ладони, прижатые к ушам, обагряются снова кровью. В голове звенит, перед глазами туман и Сергей закрывает глаза — еще чуть чуть и от болевого шока Муравьев-Апостол потеряет сознание. Михаил вздрагивает, видя, как фигура Сергея пропадает в тумане и щурится, пытаясь взглядом офицера найти, после чего поднимает знамя и идет с ним дальше вперед, только в самом конце пути, когда из тумана выскакивают резко вражьи солдаты, юноша осознает наконец, что знамя Сергея не с ним, а значит с Муравьевым-Апостолом что-то определенно случилось. Просто так знамя свободы офицер бы не бросил. Размышления Михаила прерывают — его хватают за плечи, да изодранный пулями мундир, из рук выбивая ногами знамя; верно это Николаевские солдаты, до которых офицер почти дошел; Мишеля уводят на пригорок. По пути к нему, Бестужев-Рюмин замечает, что туман от бесконечных взрывов и пуль медленно рассеивается, и только тогда офицер видит тело Сергея, который лежит неподвижно — из головы его струится кровь, Муравьев-Апостол не двигается, кажется, даже не дышит. А вдруг, он умер? Он умер. Умер. — Дайте посмотреть на Сергея! Пустите! — отчаянно требует Бестужев-Рюмин. — Если он погиб, так вы обязаны.. — Заткнись и иди вперед. — резко осаждает солдат Бестужева-Рюмина и сильнее ему руки сдавливает за спиной, ведя дальше в полусогнутом состоянии. Сердце Мишеля пропускает удар, другой, он пытается вырваться из рук солдат: нескольких ударяет кулаками по лицу, одного с такой силой, что из носа солдата брызгает кровь, но у Бестужева-Рюмина все равно ничего не выходит — юноша слишком ослаблен, а потому его насильно проводят мимо, и Бестужев-Рюмин даже не имеет шанса узнать, жив ли его дорогой друг. На глазах юноши появляются слезы, и он сжимает зубы, чтобы не заплакать — нельзя перед врагами плакать. Мишеля приводят к Артамону и тот берет Бестужева-Рюмина крепко за руку и, пока никто не видит, обнимает. Михаил только сейчас позволяет себе заплакать и пока по мятежным солдатам стреляют юноша плачет навзрыд, сжимая в ладони руку Артамона, забыв на него все свои прежние обиды. --- Щепилло в это время разит шпагой солдат вражеских, то и дело бросая на Федора Гейсмара быстрые взгляды: думает, как бы дойти ему до полковника и убить, но пока не выходит, остается лишь уменьшать количество солдат, что нападают на восставших, но от чего-то ощущение такое, будто солдат миллионы и сколько бы не убивал врагов Михаил, они все не кончаются и не кончаются. Мельком юноша замечает Анастасия, который вместе с Иваном Сухиновым стоят окружённые солдатами вражескими, к которым близко ребята подошли, и Михаилу кажется, что Кузьмин не такой как обычно, будто в лице его что-то изменилось, и вот вот он бросит шпагу, и сдастся. Щепилло хмурится — наверное показалось; но все равно сквозь солдат пробивается к товарищам и со спины начинает рубить солдат, видя благодарный Кузьмина взгляд и улыбается ему слабо: в голову вдруг отдает сильным ударом, будто сердце перемещается в черепную коробку, и Михаил перехватывает шпагу, потому что во всех конечностях чувствует такую слабость ужасную, что боится, что выронит оружие последнее. Звук вокруг отключается, в ушах лишь звон, что все нарастает, а к груди подкатывает страх волнами, отчего Щепилло еще несколько раз разит шпагой воздух: по солдатам уже не попадает, и падает на колени — шпага выпадает из рук его и вонзается в снег совсем рядом с Щепилло. Юноша закрывает глаза, чувствуя, какая вдруг голова стала тяжелая, а думать так сложно становится, мысли из головы будто утекают, как и силы из тела — удерживает свое тело Михаил лишь руками, которые то и дело рискуют не выдержать и тогда поручик упадет в снег совсем, и даже наверное не сможет встать. На себе Михаил с огромной трудностью замечает испуганный взгляд Анастасия, который торопливо перекидывается с Иваном парой фраз, наверное просит его закончить с врагами — на подмогу Сухинову спешат несколько солдат Черниговского полка, а потому он наверняка справится. Кузьмин быстро подходит к Щепилло и хватает его за подбородок, поднимая голову офицера к себе, видя, как юноша морщится, а после отплевывает сгусток крови изо рта на снег и сжимает зубы, наверное от боли. Анастасий быстрым взглядом окидывает все тело Щепилло, чтобы понять, куда юноша ранен, но к сожалению своему видит, что все тело Михаила испещрено ранами слабыми, а вот сильных таких, чтобы повлияло на состояние поручика нет или... Кузьмин касается затылка юноши рукой и резко ее отдергивает, в руке сжимая осколок картечи и отбрасывая его в снег. — Поднимайся живо, и за мной. — Анастасий хватает крепко Михаила за плечи и тянет наверх, но юноша вдруг сам встает, на шатаюшихся ногах и прячет Кузьмина за себя, после чего тело Щепилло пронзает шпага Николаевского солдата, который подбирался к Анастасию сзади и хотел убить, но не вышло. Михаил усмехается слабо и выплевывает кровь изо рта на шинель солдата, после чего падает на снег снова и медленно перестает дышать, умирая правда с мыслью, что друга спас. Кузьмин в оцепенении не может даже шелохнуться, но едва замечает, что солдат оправился, и идет теперь на него, с брезгливостью оттирая кровь со своей шинели, Анастасий машинально его убивает шпагой, а после отходит на пару шагов прочь, к Сухинову, а на глазах юноши выступают слезы. — Он умер. — шепчет Ивану на ухо, видя к радости правда, что Сухинов и солдаты свои, расправились с ротой Николаевской, а значит можно идти дальше, за Сергеем Ивановичем. — Я видел. Он спас тебя. Кузьмин не отвечает ничего и отводит взгляд: почему-то становится стыдно. Наверное за бессмысленную утреннюю ссору. --- Из выживших восставших на поле боя спустя двадцать минут не остается почти никого, кроме главных офицеров-Черниговцев, некоторых солдат и Бестужева-Рюмина. Сухинов решает с поля боя сбежать, когда контузит Сергея и у Ивана это получается, по крайней мере на некоторое время, потому как весь интерес врагов прикован сейчас к Сергею и побега Сухинова они не замечают. За Иваном отправляют правда нескольких солдат, но Сухинов укрывается в ближайшем крестьянском доме и крестьянин, которого спрашивают о статном офицере, говорит лишь, что тот убежал в другую сторону и здесь его вообще никогда не было. Иван сидя в сенях испуганно прислушивается к взрывам неподалеку и шепчет молитву, а так же просит прощения, наверно думает, что товарищи услышат, и на образе, что висит на веревочке на груди юноши клянется, что отомстит за друзей. Пусть и на каторге. Анастасий видит лишь, как Иван исчезает с поля боя и думает, что его убили, а потому с большим усердием идет вперед, убивая всех на своем пути, но не может так же найти и Сергея Ивановича, а после, в правое плечо юноши прилетает пуля, что пробивает его плечевую кость и с такой же силой из плеча его вылетает, оставляя после себя лишь кровавый след. Кузьмин терзает зубами губы от все более накатывающей боли, но когда юноша хочет снять мундир, дабы рану обработать хоть на первое время, в рукаве Анастасий нащупывает спрятанный пистолет Ипполита, которыми ребята обменялись за пару минут до восстания, поклявшись себя убить. Ипполит дышит загнанно, сжимает рукоять пистолета в руке и видит лишь протянутую руку Анастасия, который в противовес Муравьеву-Апостолу улыбается, будто знает чего и уверен в победе. — Говоришь, обменяться надобно? Кузьмин кивает и Ипполит кладет в руку Анастасия свой пистолет, шепча только лишь губами: — Свобода или смерть. Кузьмин в ответ протягивает свой пистолет, который Ипполит берет и говорит, только уже громче: — Свобода или смерть. Муравьев-Апостол теперь грустно улыбается и бросается в объятия к Кузьмину, едва не плача — Анастасий в ответ гладит юношу по спине мягко и прижимает к себе мягко. — Мы справимся. Кузьмин понимает, что просить помощи нельзя, иначе пистолет найдут, и лишь пытается придать мундиру былой вид, не ободранный, дабы не заметил никто ранения его, так юношу и ловят солдаты, пользуясь его замешательством. При попытке задержания Анастасий прежде не подпускает Николаевских солдат к себе, угрожая им шпагой, но после скручивают его солдаты сзади, из рук шпагу выбивая ногой, и руки поручика скручивая за его спиной, даже не обращая внимания на его стоны от боли, потому что от таких манипуляций с руками у Кузьмина в плече буквально крошаться кости, а по щекам юноши текут слезы. Артамон Муравьев только видит со своего пригорка, как Кузьмина ловят. Офицер поджимает губы и отводит взгляд от Анастасия, чтобы не видеть его поверженным, после чего закрывает глаза: к ним подкатывают слезы, а к горлу отвращение. Соловьев дергается от своих солдат, что стоят в конце строя, до которых вся битва еще не особо дошла, ибо видит Анастасия в окружении врагов, но отвлекают его солдаты Николаевские, и юноша с ними начинает сражаться, уже совсем теряя надежду Кузьмину помочь. Сергея Муравьёва-Апостола Бестужев-Рюмин на поле боя больше не видит даже с пригорка своего — он толи мертв, толи жив еще — Михаил не знает, да и узнать ему бы не дали, а потому он лишь надеется, но с каждой прошедшей минутой все больше убеждается в том, что Муравьёва-Апостола, наверное, больше нет, отчего плачет снова и снова — сдержаться больше не может, да и не пытается. Ипполит так же видит, как Серёжа падает на снег, метается, хочет к брату подбежать, но сначала не решается идти под пули, а после видит Мишеля на пригорке и юноше будто крышу срывает: Ипполит подбегает к повозке, в которой под одеялами и иными вещами спрятан у него пистолет Кузьмина. Берёт юноша его в руки и вертит минуту, будто хочет найти нечто такое в нем, необычное, но не находит и лишь на секунду кажется ему, что пистолет еще теплый, каким и передавал его Муравьеву-Апостолу Кузьмин. Муравьев-Апостол подставляет дуло пистолета к виску, а оно контрастно холодное, и к виску от того кровь приливает сильнее, да по лицу распространяется жар, вынуждая ее покраснеть — все это наверное от страха. Ипполит сглатывает испуганно, дуло двигает по виску вверх-вниз, будто не может никак определить, куда же ему лучше выстрелить, чтобы умереть скорее, а после окидывает взглядом местность: юноша замечает, что с одной стороны к нему бежит Игнатий Ракуза, наверно желающий спасти, а с другой Николаевские гусары (бывшие еще не так давно дорогого друга Артамона), а потому Муравьёв-Апостол принимает важное и последнее в жизни своей решение. — Живым, нет...никогда — шепчет Ипполит, еще раз в голове прокручивая сказанную Анастасию клятву, жмурится и из последних сил жмет на курок. Ракуза слышит выстрел и падение на снег тела Муравьева-Апостола, а так же видит обагряющийся под ним кровью снег. А спустя секунду к Игнатию подбегают гусары и пользуясь оцепенением штабс-капитана, его скручивают. Но Ракуза вырывается, ибо гусар не так много и падает перед Ипполитом на колени, трогая его руки и грудь: тело Муравьева-Апостола еще теплое и юноша, даже, еще дышит — при желании его можно было бы спасти, но царским солдатам этого не надо. Еще чего, ведь лишняя жизнь — лишняя морока. Голова Ипполита, его руки и грудь в крови, и в районе виска рваная рана от пули — офицер понимал, что ежели поймают его, арестуют, так пытать будут, дабы узнать имена зачинщиков, а Муравьёв-Апостол-младший, дабы уж точно не проговориться, решился на такой отчаянный шаг, к тому же брата больше в живых нет и некому его теперь осудить, а друзья-черниговцы наверняка сами уже давно мертвы. Вспоминает юноша о том, как говорил ему Сергей вспомнить об отце, а все-таки за дело свободы забыл о нем: выбора не было. Ипполит тихо хрипит, потому что в его легкие затекает кровь — однако мучения его прекращает гусар, который выстреливает ему в упор, в голову, после чего Муравьёв-Апостол-младший затихает. Игнатий, видя это, закрывает руками глаза и заходится в рыданиях, но после гусары вражеские штабс-капитана грубо поднимают, ставя на ноги и выволакивают из дома, сажая в повозку с конвоирами — Ракузу отправляют в Гомель. «Даже Ипполита не спас.» --- Сергей приходит в себя на поле боя и пытается подняться, но в глазах все расплывается и юноша, едва встав, падает на землю обратно. Муравьёв-Апостол хватается за уши, из которых течёт кровь, но пересиливает свое тело, ставшее неимоверно тяжелым и сжимает зубы, все-таки поднимаясь на ноги. Сергей шатаясь медленно доходит до упавшего не так далеко из рук Михаила знамени и поднимает его на трясущихся руках, но тут же падает на землю обратно — его в грудь толкает солдат из 5 роты Черниговцев вроде, Сергей сейчас и разобрать не может. — Я не позволю вам сбежать! Вы заварили кашу вы ее и расхлебывайте ваше благородие! — восклицает солдат и намеревается штыком ранить Муравьёва-Апостола, дабы не дать ему, как солдат думает, сбежать, но юношу кто-то телом своим закрывает — сзади и не разобрать кто и отталкивает солдата в сторону, где его настигает вражеская картечь. — Вставай. — слышит Сергей тихий голос и смотрит на протянутую к нему руку, за которую берется, поднимая взгляд уже на лицо спасителя, коим является Вениамин Соловьев. Капитан Вениамин находился рядом с Сергеем все это время, потому как Анастасия взглядом искал, но так найти и не смог, только после, не увидев его среди мертвых понял наконец, что юноша наверняка жив и уже в плену, а потому надобно и самому сдаться в плен, что бы увидеть близкого друга снова и поддержать его в непростом состоянии. — Спасибо — так же тихо шепчет Сергей и его тут же хватают царские жандармы, которые прибыли с полком Николаевским под Устимовку, наручниками скрепляют его руки и сажают Муравьёва-Апостола на повозку, где юноша снова теряет сознание. Вениамин улыбается кротко, видя, что за ним идут солдаты вражеские и поднимает руки указывая на то, что сдается. Где-то в кармане мундира Соловьев кожей ощущает ампулу с ядом, которую выпьет совсем скоро — там, где их пересаживать в Петербург будут, но лишь бы только Анастасия снова увидеть Соловьев решает пока сдаться, а после и убьет себя, нормально попрощавшись. Все равно скоро жизнь закончится. --- Сергей приходит в сознание снова только тогда, когда на повозке его довозят до деревушки, из которой не так давно увезли Михаила и юноша протирает глаза, после чего щупает уши — все на месте, но голова раскалывается так, будто по ней несколько раз ударили кувалдой. Муравьёв-Апостол отнимает от ушей, испачканные в крови, руки, и кладет ладонь на лоб, ощущая под пальцами повязку на ране на лбу. Сергея выводят из повозки и пока офицер Николаевского полка делает в своей тетради какие-то пометки, к Муравьёву-Апостолу подходит осторожно Кузьмин, которого выйти относительно недалеко от места временного заключения отпустили без охраны, и юноша подтягивает Сергея к себе за плечо, шепча ему на ухо судорожно: — Брат ваш умер. Ипполит. Соловьев сказал мне. Мне жаль правда, Сергей Иванович. Нужно как-то с поля боя его вытащить, похоронить. И Щепилло погиб. Их ведь так оставят, по христиански не предадут земле. Забудут. Анастасий быстро отстраняется от Сергея, так, чтобы никто из жандармов не подумал ничего лишнего, а Муравьёв-Апостол слыша все это закрывает руками уши, чтобы этого ужаса не слышать и юношу, от того, что фантазия слишком его разыгралась, подкидывая глазам мертвые тела брата и друга — Сергея едва ли не начинает тошнить. Вероятнее всего Ипполит застрелился сам, решив, что Сережа погиб, да и после проигрыша в деле всей жизни у юноши цели для жизни не было более, как и вариантов выжить — при аресте Ипполита бы посадили в Равелин, куда Муравьёв-Апостол-младший очень даже справедливо попасть не хотел. Сергей чувствует, как из ушей снова начинает течь кровь, а из глаз — неконтролируемые слезы. Сергея так же доводят до повозки и отправляют в Гомель. Проиграли. --- Кузмин более менее приходит в себя после болевого шока лишь в повозке, уже ближе к ночи, и озирается, дабы понять хотя бы где он и кто с ним едет. Рядом с собой юноша видит спящего жандарма, а с другого боку, как раз на то плечо, которое у Анастасия раздроблено, облакачивается мягко головой Вениамин, который кажется тоже спит, и лишь изредка ворочается, дабы найти место поудобнее. Кузьмин интуитивно морщится, когда Соловьев берет его за руку и задевает головой рану, а после шипит недовольно, тихо, чем Вениамина вырывает из дремы: штабс-капитан открывает глаза с неохотой и смотрит на болезненно скривившееся лицо Анастасия с непониманием. — Я слишком сильно надавил? Извини. Соловьев поправляет эполет на мундире Кузьмина, на который и облокачивался головой, и вдруг замечает, что мундир-то в области плеча разорван, как и рубашка, и на остатках ткани, которые так бережно приглаживал Анастасий в те короткие моменты, выходил из бессознательного состояния, запекшаяся кровь. — О боже, ты почему молчал все это время? — начинает суетиться Соловьев, и хочет уже от своей рубашки оторвать лоскут, чтобы рану Кузьмина перевязать, но тот напрягает все силы, что внутри него собрались и кивает в знак отказа. — Да я ранен, Вень, но прошу тебя, не говори никому из наших. И помощь мне не нужна. Там легко, все пройдет. — Анастасий сквозь боль улыбается, но Вениамин хмурится — понимает видимо, что Кузьмин не договаривает что-то, однако здесь говорить об этом не хочет, ибо Анастасию и так плохо, не зачем еще ссоры устраивать. В Гомеле лучше все это и выяснить как и почему. Да и раз Кузьмин скрывает, значит повод весомый, надобно уважать. — Ладно, хорошо. — все равно довольно холодно отвечает Соловьев, и ложится обратно головой правда уже на грудь Анастасия, чтобы плечо его не задевать лишний раз, а Кузьмин его осторожно гладит по спине — подбадривает и улыбается. Хорошо, что Вениамин принял и не стал расспрашивать. Теперь оружие можно будет сохранить в тайне. --- Вениамин сидит с Кузьминым рядом уже некоторое время и просто обнимает его, потому что сам волнуется, да и чувствует, что волнуется Анастасий. Соловьев видит, что к ним в дом в Гомеле, куда осужденных декабристов свозят уже около часа, без перерыва со всех концов Малороссии, заводят Сергея Ивановича и Бестужева-Рюмина, последний однако без сознания, от того офицера заталкивают в комнату, и лишь вовремя подоспевший Кузьмин не дает юноше упасть на пол, подхватывает Мишеля и подтаскивает его к камину, морщась от боли в плече. Нашатырем ребята к несчастью не располагают, а потому и помочь Мишелю ничем не могут, однако Анастасий друга не бросает, и лишь сидит с ним, снимая его слабому дыханию, да погружаясь то и дело в думы, на которые вынуждает его давящий на руку весом своим пистолет в рукаве. Сергея принимает на себя Соловьев и отводит его к скамье, на которой прежде сидел с Кузьминым, и сажает его на скамью, однако Муравьёв-Апостол встает медленно и садится на пол у скамьи, сообщая, что ему так удобнее. Кузмин сидит рядом с Бестужевым-Рюминым на полу и думает: думает, как бы убить себя так, чтобы не просто себя, а кого-то из врагов с собой захватить. Вениамина рядом сейчас увы нет, потому как Сергей Иванович пока еще в сознании, однако то и дело он в состояние бессознания впадает, потому как кровь из раны на лбу юноши еще течёт — Муравьёв-Апостол теряет кровь, но помогать ему из жандармов, что к узникам приставлены, никто не собирается, поэтому Соловьев с ним рядом сидит, меняет ему повязки то и дело, а так же дает воды, когда Сергей просит, а просит юноша часто. В дом заводят Матвея Муравьева-Апостола: относительно не раненного, ибо юношу арестовали на пути к брату, потому Матвей и не успел попасть в основной эпицентр боевых действий, и от того себя Муравьев-Апостол-старший чувствует себя сейчас относительно нормально, не считая конечно того стресса, которому он около месяца подвергался из-за постоянных побегов от ареста, которые окончились в итоге неудачей. Едва Матвей видит брата, он бросается тут же к нему, не дослушивая даже, что ему говорят об аресте его и доле жандармы, и перенимает у Вениамина пост, потому как чувствует себя всяко лучше, чем Соловьев, и Сергея, правда, не на кого оставить не может, даже на Соловьева, хоть тому и доверяет, ибо очень за брата волнуется. Вениамин однако же не уходит, хоть приход Матвея ему это сделать и позволяет, берёт руку Сергея в свою, думая, что может хоть прикосновения (окромя разговоров) ему помогут не терять сознание столь часто. Вдруг Муравьёв-Апостол просит Матвея и Вениамина помочь ему встать, Соловьев, как и Муравьев-Апостол-старший подчиняются и подхватывают сидящего под плечи, осторожно его поднимая. Сергей стоит шатаясь, обнимает Матвея, но на слова не хватает сил, а после держась за плечо Вениамина, Сергей идет медленными шагами к камину: юношу трясет от озноба, а потому он хочет у камина погреться. Кузьмин отходит от Мишеля, пропуская к камину Сергея, а сам отсаживается на скамью поодаль, сжимая рукой в рукаве пистолет. Анастасий смотрит украдкой в окно и видит, как к дому подъезжают солдаты Николаевские, а в их числе полковник Федор Гейсмар и решение, как себя убить, забрав еще людей, приходит само собой. Неожиданно, на пол что-то тяжелое падает и Кузьмин вздрагивает, как и все в доме: оказывается, Сергею резко стало плохо и от того он упал в обморок. Все, кто сидел прежде на скамье: например Мозалевский, Матвей и более менее в себя пришедший Бестужев-Рюмин бросаются к Сергею, дабы помочь ему встать и привести его для начала в сознание. И тогда Анастасий вынимает пистолет из рукава и прицеливаясь стреляет в окно, в котором видит силуэт Гейсмара. Юноша не знает, что промахнулся, не знает, что попал в жандарма, ранил, да и убил в общем, видит лишь он, как разворачивается на звук выстрела Соловьев и испуганно смотрит на Анастасия, в дрожащей руке которого зажат пистолет. Все выбегают из дома кроме него, да Сергея, с криками: Стреляют! Стреляют!; а Кузьмин улыбается безумно, скаля зубы. — Что ты делаешь? — шепчет губами Вениамин, а Анастасий тихо и устало усмехается, посылает Соловьеву воздушный поцелуй и подставляет себе к виску пистолет, смотрит в последний раз на Вениамина, и нажимает на курок... Прости Соловьев вздрагивает, делает несколько коротких шагов к Кузьмину, осколки черепа которого на человеческий не похожи более, а из дула пистолета, коим застрелился юноша, еще идет дымок — не смотря на то, что Анастасий умер, он сжимает с силой в левой руке пистолет. Стена за головой Кузьмина окрашивается кровью, — Да ты же не мог. Нет же. — Соловьев всхлипывает тихо и подходит совсем близко к телу, обнимает его и на руках видит остатки крови, что еще вытекает из головы Анастасия — Вениамин вытирает судорожно руки об штаны, торопливо сквозь обрывки ткани ощупывает раздробленное плечо Кузьмина, не понятно зачем и прислоняется к нему лбом, начиная от отчаяния рыдать. — На кого ты оставил меня? На кого. — Вениамин кусает губы, и жандармы, что возвращаются в дом, отрывают его от тела насильно, хоть юноша всеми руками цепляется, не дает Анастасия забрать. — Не забирайте! Не трогайте, боже, не трогайте его! Дайте похоронить по человечески! Не трогайте! — едва ли не рыдает Вениамин, но жандармы отталкивают юношу в сторону, ибо нет у них времени возиться с ним, да объяснять, что забрать труп надобно, и просто поднимают, да уносят тело Кузьмина куда-то, а Вениамин проглатывает слезы, заталкивая в самое свое нутро всю свою боль, и садится на колени перед Сергеем, который верно очнулся не так давно и уже пытается встать. Соловьев решает, что ежели Кузьмин погиб, так нельзя дать умереть Муравьёву-Апостолу и Мишелю, надо спасти хотя бы их, раз позволяют силы, а на себя пока наплевать. Скоро придет Иван, его поймают скорее всего — от своих принципов он все-таки не откажется, да и сдастся, чтобы организовать в тылу восстание новое, а значит скоро Вениамин будет не один, но никогда и никого лучше не будет, чем Анастасий. Его юноша в сердце своем держать будет вечно.