Доброе утро, шеф, сегодня буду в темпе Хоши

      Вставать поутру стало делом сложным для одного. И осталось таким же нелюбимым для другого.       Сережа по старой доброй, но совершенно отсутствовавшей в памяти привычке не просто вставал — подрывался с постели, как если бы ему в эту самую постель прилетело гранатой! Бегом одевался, бегом умывался и даже покушать успевал — правда, тоже бегом.       Будильник, ещё не успевший сработать к моменту его пробуждения (да и честно говоря, сам не успевший еще проснуться), грустно смотрел на него, носящегося ураганом по комнате, с тумбочки и сонно тикал стрелками — точно был он не обыкновенный будильник, начиненный мелкими болтиками, а самый настоящий живой человек — энтузиаст, знаток своего дела, которого хлебом не корми, дай только дело это свое сделать! И чтоб сам!       Но дело свое будильник делать никогда не успевал и никогда — сам: Сережа (чтоб ему пусто было), ответственный до мозга костей, и без его помощи взлететь по прикроватной полосе успевал. Когда будильник-энтузиаст начинал исполнять свою, как он считал, первостепенной важности задачу (про то, что Серёже хватало и того, что он всегда показывал правильное время, в эти моменты не вспоминал), Сережа его, уже готовый на выход, выключал. И не замечая будильниковых мук, на работу бегом бежал.       А вот Захаров утром поваляться любил. Чтоб если солнечная погода, то звезда эта красно-желтая без дела не висела, а постельку приятно пригрела, чтоб и ногам тепло и комочку у этих же ног так же хорошо было. А если погода хмурая, пасмурная и противно-серая — а эти дожди галимые, этот тук-тук-тук по окну, но не как у голубей, крыс пернатых, паганых, которые любят по подоконнику своими лапками пройтись и по мозгам этим звуком постучать, а мягко, плавно и приятно, что только больше в сон клонит и вставать последняя охота отпадает! Охота только дальше лежать да больше в одеяло кутаться, и Мусю — царствие ей небесное, — пока она ещё — хорошая его, ласковая красавица — жива была, к себе под одеяло подтянуть и чтоб мурчала рядом с сердцем, а может, и в такт ему. В общем, любил Захаров поваляться — вставать совсем не любил: пол холодный, зябкий — он до жизни с Сережей же тоже ничего не стелил! А тапочки пока найдешь — продрогнешь (зато окна открывал на ночь исправно и сейчас — надо, говорит, мозгам за все фазы сна дать надышаться, чтоб пришли к началу напряжённой дневной работы в себя).       А после того как с Захаровым съехался, Сережа про свой режим и не вспоминал (как и переехавший с ним будильник): не дают ему так просто поутру подорваться — то обнять себя просят, то на другой бок перевернуться — чтоб самого майора обнять; крутят им вертят, как сосиской на гриле! Но обниматься Сережа любит: чтоб или он, или его — так что указания товарища ученого исправно и точно выполняет — и хрен с ним, что потом впопыхах собирается и привести себя в должный приличный вид у него не успевается — поваляться в теплой нагретой кроватке — это теперь для Серёжи святое.       А в выходные дни вообще начинается сказка: Хоша при всей своей ворчливости и внешней агрессивности — ну точно дикобраз свои иголки навострил — по утрам делается какой-то ласково-балованный, — как разомлевший ёж, что, сказать по секрету, Серёже очень нравится, потому что тогда это не всем известный ученый профессор (а в более узких кругах — злой лысый мен) Харитон Родеонович, который только требует и кричит, а свой по-домашнему любимый родненький Хоша, который мягко и капризно просит-упрашивает: ну принеси то, ну сделай это, ну полежи со мной ещё.       Но бывает какая-то своя — их личная — сказка и в будние дни: когда стукнет Захарова проснуться вместе с Сережей и сразу с ясной головой. Казалось бы, вот оно счастье: но это для Хоши — для Серёжи это значит только, что пока он будет топать из комнаты в комнату, собираясь на работу, ему добряче так присядут на уши и не слезут с них до самой лестничной клетки — Хоша обязательно пойдет закрывать за Сережей дверь. Захаров в этот момент будет говорить и о том, о чём не договорил вчера (как если продолжая тот диалог-монолог), и о совершенно новой, незнакомой Серёже теме, — с каким из учёных головастиков из своего коллектива он чего нового открыл или старого усовершенствовал. И если Захаров лежит, то будет на Серёжу — прерывая свою драгоценную речь — бубнеть, мол, чего он мельтешит: «Лучше со мной ещё немного полежи! У тебя времени ещё полно — успеешь, ну». А если уже встал (что означает, что проснулся он окончательно и точка), то будет за Сережей из комнаты в комнату неспешно семенить. Но потом встанет в дверном проёме и просто голос повысит, чтоб его отовсюду хорошо такого горлопанистого слышно было — вспомнит, что не такой он молодой, как Сережа, да вспомнит и то, что даже в молодости таким же не был, как Сережа-ураган, и как начнёт Сережке бедному кричать: «А вот вчера… Тостер!», а тот его не то не слушает совсем, не то слушает, но делает это неохотно.       И конечно же изумрудные скарбы — самые-самые Сережины любимые: когда Хоша заговорится настолько, что с ним прямо на работу пойдет.       — Мне к Сеченову твоему зайти надо — момент обмозговать и разрешение выторговать; в общем по дороге я как раз договорю.       И Сережа знает, что правда это. А ещё знает, что к Сеченову Хоша может и одного из своих лаборантов Вовчиков с записанным на щебетарь запросом послать.       Дальше становилось только лучше (но в самый первый раз было как-то не оч): выйди Сергей сам, то пулей бы уже добежал-долетел до кабинета своего начальника-академика. Но с Хошей такой маневр не канал: Захаров предусмотрительно, ещё выходя на лестничную клетку (после того как дверь входную закроет и перепроверит, что точно закрыл), берет Серёжу под руку. А черти в этот момент в глазах его так и пляшут — Хоша хоть и продолжает самозабвенно чего-то свое ученое вещать, но прекрасно понимает куда (к кому на ковёр) Сережа опоздает при его, Хошином, темпе. И в тот самый первый раз Сережа изъедал себя на протяжении всей утренней импровизированной предрабочей прогулки. Но так как случаи такие в целом были нечастые, а Сеченов ещё в первый раз понял, от кого инициатива опозданий его лучшего агента идёт, то Серёжу быстро попустило, и он уже без зазрения совести наслаждался этими ранними предрабочими гульками-свиданками со своим хитрым ученым лысым меном.       Правда тот самый, который как-то не оч, первый раз всё равно был неприятным (больше всего из-за шефа): они тогда так и зашли в кабинет ДимСергеича — вместе и под ручку. Хоша (в рабочие часы исключительно Харитон Радеонович или товарищ Захаров), продолжая чего-то свое то самое вещать, так и переступил порог кабинета начальника, не закрывая варежку. И ведь ДимСергеич тактично промолчал — не стал ни с порога затыкать, ни потом перебивать (Хоша ж точно как заведенный: начнет говорить — хрен заткнешь), только с Сережи глаз не сводил и явно ждал не иначе как удобного момента, чтоб упрекнуть. И дождался: Хоша свой рассказ ловко перевел на рабочую тему и закончил закономерным вопросом, адресованным Сеченову. Но ДимСергеича не проймешь, потому вместо ответа и он задал вопрос:       — Агент П-3, причина опоздания?       А Сережа как всё это время исполинским истуканом стоял по струнке смирно, потупив взгляд в окно, так и ответил — тупо и смешно:       — Проспал, шеф… звините…       Шеф его только плечами повел да бровь выгнул: «И это всё что ты можешь мне сказать, сынок?» — говорило его лицо вместо слов. Сережа только и мог — сглотнуть собравшуюся во рту вязкую слюну вины и стыда: ну как он может сказать такое Сеченову — начальство же; субординация!       «Понимаете, дорогой начальник, проснулся я как обычно поутру (петухи ни запеть, ни сами оклематься после ночной дрёмы не успели), умылся, оделся, собрался — всё по форме, всё по-военному уму! Но живу же я теперь-то с Хошей, а у того распорядок утра другой и темп ходьбы тоже — совсем не мой. Вот мы вместе и собирались (в темпе Хоши), вместе в том же темпе Хоши и пошли. Ну, и вместе (тоже в темпе Хоши) опоздали.»       Только, Сережа понимал: товарищ Захаров не последняя шишка в их пищевой учено-начальнической иерархической цепочке — попробуй ему что в упрек сказать, ни то пальца, ни то руки, а может и вообще — головы лишишься. Не то что Сережа — тот самый палец, который в стычках больших голов за всех страдает.       Но видно на лбу у Сережи всё это было написано: и вина, и раскаяние, и стыд — потому что лицо начальника-Сеченова-шефа немного разгладилось и на губах его проскочил даже какой-то намек на шкодливую улыбку — всё этот жук сразу понял, ещё когда не увидел на привычном месте своего П-3. Сам же (ещё когда!) и попросил Сергея за своим хорошим (лучшим и просто замечательным) другом-учёным присмотреть. Вот он и присматривает. До сих пор.       Но долго довольствоваться собой Сеченову не дали. Захаров, когда обижают уже теперь его мальчика, не любил и больше всего не любил, когда это делал Дима.       — Ну, проспал он и проспал, Дима, что ты к мальчику, — Захаров бы с удовольствием начал со слова покрепче (видно сказывалась их совместная с Сережей жизнь), но сдержался и с паузой закончил, — пристал.       И посмотрел зло и недобро из-под дужек своих очков.       — Он у тебя и так ходит по струнке смирно, как недавно выпущенный на волю новобранец-солдат. А ты и рад. Только ты его ни черта не хвалишь, зато упреков и замечаний раздаешь с лихвой.       — А не охренели ли вы, товарищ Захаров, — мальчик то явно из-за вас и «проспал»?       И после второго заветного вопроса полилось гавно рекой. Они: Хоша с Димой тогда процапались всё утро и часть рабочего дня. Припомнили, казалось бы, все старые обиды и недомолвки: сначала Хоша активно поносил ДимСергеича за него, Сережу, что постоянно тот из-за его дурных и необдуманных заданий-указов иногда не приходит, а приползает (и даже бывает не сразу) домой. Потом, недолго думая, перешел и за себя: как он лично его забодал своими нестандартными идеями (или наоборот) чета-там дальше свое по списку, — Сережа предпочел не вслушиваться.       По итогу этого перфоманса, довольные и порешавшие в пылу криков и брани рабочие вопросики, старые друзья и по совместительству важные начальники разошлись. Ну и Сережа, выданную Сеченовым работу, пошел работать. Решил, что если вдруг таковая ситуация повторится, то просто заранее предупредит ДимСергеича утренним звонком — позвонит и скажет:       «Доброе утро, шеф, сегодня буду в темпе Хоши».