Его Тодороки Шото

Воздух под лунным светом тонко редеющий, поверхность снежная в бледной синеве. Под холодным и пронизывающим ветром прижимаются друг к другу ветви березы, всюду бегут, мчатся стайки снега, вихрем останавливаясь в облачко, и вот уже оно оседает под своей тенью. Видно как дрожат тонкие ветви березы, шумит и свистит ветер, светлым снегом наметая сугроб. Местность при тусклом свете луны простирается далеко — сколько хватает взору. Чередой проплывали облака, закрывая луну тонкой волнистой пеленой, и все небо наполнялось чем-то живым, и местность темнела, то облака полностью прятали в себе луну, то вдруг выпуская, и она светилась бледной открытой улыбкой. А пустынная местечко все равно оставалось, будто и не должна она здесь быть, будто все подстроено нам, словно какое-то значение всё же в нашем мире есть, возможно как раз у лунной ночи, предзнаменательное определение, которое мы еще не можем понять. Но обо всём этом можно не беспокоиться, оставив снаружи, за пределами прочных дверей и толстых стен, огромных окон и нагоняющего вкусного запаха имбирного печенья, смешанного с витающим ароматом ромашек и лилий, которые также разбавляли исходящую родную чуйку от каждого из семейства Тодороки. Здесь, в доме Шото, Изуку чувствовал себя под защитой, ему нравилось помогать Фуюми с готовкой и перемойкой, слушая её милые истории с детства, упуская печальные моменты, связанные с насилием Старателя. Она была милой и на самом деле привлекательной девушкой. Хотя подросток и должен признаться, что изначально, зная, что Тодороки по профессии учитель, не доверял ей, но вся бдительность уверенно слетела, после фразы, что «Сукихико, пятиклассник, просто обаяшка, он старается хорошо учится, ну, у него не всегда получается, но за такие усердные старания, я ему немножечко помогаю! Я опасаюсь, что до того как я преподавала там, раннее учителя пренебригали им. Но он ничего мне не говорит, и.». О, как же ему неловко было после этой тирады утешать девушку, зато атмосфера между ними смягчилась, а невидимая стена, разбилась об осколки. Они вдвоём бережно убрали их. Ему действительно симпатизировал Нацуо, и на самом деле было весело вести диалоги с ним, не смотря на том что темы были тяжкие и серьёзные, но самая интересная — беспричудность. Когда беловолосый парень проговорился, что его ледяная причуда слабая, Мидория робко увёл разговор на путь к такому термину, как «беспричудность». И был радостно удивлён, когда не встретил в глазах напротив привычной жалости или надмения, а наоборот — сочувствия положения в обществе и полного понимания. Иногда конечно, Изуку напрягался, ловя подозревающие и неуверенные взгляды от собеседника, потому что очевидно, было странно что зеленоволосый мальчик, с саморазрушительной и устрашающе сильной причудой, так хорошо разбирался в чувствах беспричудных людей, статистике самоубийств и различных видов насилия и буллинга над ними. И всё же, Нацуо подумал, что его братик имеет чуйку на славных детей. Но Изуку не может отрицать, что ему было некомфортно находиться рядом с Энджи Тодороки, хотя он и не мог скрыть своё уважение за то, что про-герой ступил на исправительную дорожку, поэтому в общем, в нём как музыкант испытывал новую музыку на инструменте, играли противоречивые чувства. Что бы он не испытывал, а остаться один на один в комнате с отцом его парня, да и в принципе, наедине со.. Старателем, уж точно не было тем, из-за чего он бы хотел рисковать своей здоровой жизнью. Но то, что Нацуо-сан поддерживал его своим присутствием, хотя и сам не был в восторге находиться рядом со своим отцом, грело душу. Давайте не будем упускать встреч их взглядов и хитрых смешков над всей иронией ситуации, до тех пор пока кто-то не зайдёт к ним. И верно, он не скрывал своей доброты и умиротворения, по отношению к Шото. А тот, в ответ, пытался скрыть внезапные вспышки желаний, не нормальных для друзей. Но невозможно не протянуть руку к кучерявым и мягким волосам солнечного мальчика, не подарить ему неумелую улыбку, и никак не устоять перед. жаждой коснуться его. А Изуку даже не отталкивал его, лишь подталкивая к действиям. И теперь, гетерохромные глаза смотрели на него сверху вниз, а Мидория, уютно устроившись макушкой на коленях Тодороки, ели слышно мурлыкал, от нежных поглаживаний большого пальца на его щеке, аккуратных настолько, что они всё чаще переходили к нервным, передавая волнение владельца тела через подушечки пальцев. И Шото остолбенел, почувствовав что-то инородное сверху на его ладони. Переведя взгляд на неё, он в немом вздохе сразу углядел потертую и избитую руку, сверху его собственной. Пальчики маленького мальчика проскользнули между чужими, и зрачки обоих парней заметно расширились. И Изуку наградил гетерохрома ломкой, лучезарной улыбкой, чуть облизнув свою нижнюю губу. Лёгкий, стыдный румянец тут же показался на щеках младшего Тодороки, и зеленоволосый не постеснялся задержать свой взгляд на нём. Деку медленно прикрыл глаза, начиная самостоятельно размеренными сдвигами водить, уже их обеими руками по его щеке, всё ещё ощущая нутром взгляд, и то, как он теплеет и становится ближе, в прямом смысле. Шото даже не осознавал, что тянется к другу, пока не оказался прямо перед его лицом, и. Находясь так близко, черты лица солнечного подростка притягивали и манили ещё больше, зачаровывая. Округлённое личико и гладкая, податливая для прикосновений кожа, и самое главное блюдечко на ней — розоватый румянец, идеально сочетались с пушистой и манящей шевелюрой на мальчишке. А его нос, слишком аккуратный и напоминающий фарфор, а единственное, что отдаляет его это этого звания — здоровый и средний размер для мужского пола. Взор опускается ниже, отчаянно цепляется за пухлые и манящие губы, заметно искусанные и пунцовые. И Шото карит себя за то что так долго задерживается на этом, пока не обнаруживает, что Изуку и сам не в силе отвести взгляд от его тонких и бледных губ. Ему хочется быть смелым для своего. возлюбленного, или быть приближенным к его самоотверженности и отдачи, быть не таким как всегда, просто чтобы его парень не гадал, а видел, чувствовал, слышал, и шёл навстречу. В глазницах сияет вспыхнувшая мотивация, и на губах ощущается вкус запретного плода, от того и самого привлекательного, аппетитного, и кто он такой, чтобы отказываться от возможности ухватиться, и ощутить стекающий сок по губам, свежесть фрукта, дурманящий реальность, надоедливое семечко, дополняющее плод, и выход? — Можно я поцелую тебя, Шото? — полушёпотом, неожиданно уверенно произносит Мидория, вкладывая всю любовь и ласку в поддерживающие слова. Небольшое разочарование окутывает вспыхнувшую неуверенность Тодороки. Он жаждал доказать ему, что у Изуку, Изуку Мидории есть постоянная и непоколебимая опора, Шото уже готовился произнести тот же вопрос, заданный нынче ему, только для того, чтобы опоздать? Опоздать. Он никуда не опаздывал, совершенно нет, может наоборот, это он ждал? Верно и упорно ждал действий со стороны своей любви, а та, в свою очередь, запрыгнула в последний вагон, углядев шанс проявить себя. Изуку Мидория сильнее Тодороки Шото, Деку превосходит его в прогрессирующих числах, так почему он отгораживается от заботы и безопасности, которую его парень так долго несёт для него, пригрев возле сердца? Поэтому. Ответом служит положительное мычание Его ладошки почувствовали жар румянца, заливающий щеки от прикосновения и соколиного взгляда глаза в глаза. И он усилился, увидев покорность красивых губ в ожидании поцелуя. Шото тоже чувствовал этот жар желания и предвкушения, окрашивающий щеки, рождающийся где то в глубине, разливающийся волнами по всему телу. Смущение охватило его, и он опустил глаза, прикрыв их пушистыми ресничками. Ожидание касания его желанных губ заполняло сознание, перед которым меркло все, и только одно не угасало. Любовь. Он трепетно коснулся манящих и столь желанных губ, прикусывая нижнюю губу его Шото, незаметно подымая голову с колен парня и возвышаясь над ним. Сердца окутало приятное чувство растекающегося тепла, и Половинчатый размяк под ласковым и внимательным взглядом партнера, закрывая подрагивающие веки. Обоняние уловило легкий запах парфюма, и тот неповторимый, едва чувствующийся аромат тела любимого, желанного парня. Его губы сухие, но горячие и жаждущие, едва коснулись нежных, пока еще холодных, безвольных, но уже ждущих поцелуя. Тодороки проникается волшебной прострацией мира его мечты, и он вовлекает его в свои липкие и смертоносные сети, и размякает, смягчается, не осознавая, что передает контроль. А Изуку, будучи удобно устроившись на коленях, закинул руки на шею, не смыкая глаз с лица любимого, и его можно понять. Понять, как фантастически смотрятся прикрытые глазницы и чернучие реснички, которым так и не хватает слез, как выделяется алый и аккуратный румянец на бледной коже, как красно-белые пряди путаются, теснятся между собой, затмевая территорию на лбу. Оторвавшись на миг от живительного источника он вдохнул, и коснулся еще, короткими, быстрыми как неуверенный мазок художника прикосновениями. Охватывая их своими губами он чувствовал как губы Шото становясь упругими, горячими. И только потом, уже чувствуя их так красочно и чётко, охватил, жадно вбирая своими губами. Он почувствовал как слабет его тушка, и не владея собой Тодороки вольно отдавался во власть неизведанных удушающих пут. Хотелось чего то, а что именно глупый подросток и сам не осознавал. Это «неиведанное» захватывало в свои тиски сознание, хотелось, что бы этот миг окрасил его комнату насыщенными красками излучаемых чувств. Прикосновения, лихорадочно шарящего у него во рту языка, дарят новые неслыханно приятные ощущения. Под его напором он не медля расслабился, подгибаясь. Язык зеленоволосого нагло скользнул по деснам, переходя к жемчужным зубам, которые под его напором приоткрылись как обычный смертный перед палящим и непокалебимым солнцем. Тогда и произошла долгожданная встреча двух языков, бесподобных в своей притягательности. Знакомясь, они невообразимо сплетались, лаская друг друга, касаясь губ, вызывая желание и страсть в душах целующихся. Шото, тлея под умелым языком Изуку, робко коснулся его своим, и безусловно, ему понравилось чувствовать его приятную упругую шероховатость, но это несравнимо с тем, как быстро и ловко Мидория отнял у него попытку на самодействие, забирая всё внимание на себя, самовольно доминируя над парнем и безжалостно атакуя. И Шото уже не просто упирался руками в пол, а полностью оказался поражённым, поваленным на пол, но найдя места длинным рукам на мягких плечах, стараясь слиться с парнем в одно целое, желая раствориться в его сильном, желанном, маленьком теле. Прикосновение своей грудью к его телу рождало новое, не известное ранее, но такое горячее и страстное чувство, которое заполняло и поглощало сознание. Они оба чувствовали этот трепет, страстную самоотдачу тел, прижимающихся, сплетающихся в объятьях друг друга на удачно чистом полу. — Ребят.. ваша еда остыла — послышался глухой, знакомый голос справа, от кого-то стоячего в двери. Затуманившиеся взоры невидяще взглянули вправо, на только что прозвучавший голос. В то время как младший Тодороки концентрировался на всё ещё размыленном силуэте, Деку резко спохватился, схватит его за плечи и торопливо, но бережно посадив. И до Половинчатого тут же дошло. Он сам уже тут же вскочил на ноги, скорость зашкаливала нормы, и на секунду в глазах привычно потемнело, как обычно бывает по утрам. Родная ладонь уверенной хваткой взяла его собственную, и Шото поднимает холодный и безэмоциональный взор на брата, но и его возлюбленный, и Нацуо легко видят в нём зароившуюся тревогу и смущение. — Простите меня пожалуйста, Нацуо-сан, я.. — Спасибо что это ты, Мидория другие варианты для Шото не принимаются! — весело прервал зеленца средний Тодороки, подмигнув парочке. Он подпрыгивая делает шаг назад, хлопая дверью, и за ней тут же слышатся отдаляющиеся в припрыжку глухие шажки. Высокий мальчик глупо таращится на закрытую дверь, чувствуя по вибрациям ладони Изуку, что тот ели сдерживает порывы упасть на пол и рассмеяться. А челюсть Шото стремительно сбежала на свидание с полом, даже не причесавшись. Поэтому он был готов вовремя схватить парня, чтобы он не разрушил свидание его разинутого рта, правда от оглушительного смеха в уши это его не спасло. Смех - заразителен, особенно если он так же беспечен и мил, как и сам Мидория Изуку. И если бы у зеленоволого подростка в этот момент не было истерики, тела в конвульсиях от разрывающего веселья, и слёз счастья, он бы очень, очень поразился тихому, скромному, но выразительному смеху своего парня.