Любовь в фиолетовых тонах

Под ветхим и дырявым навесом на втором этаже двухэтажного здания, кое-как собранного из старых и проржавевших железных листов — типичного материала здешних трущёб, стоял я, затягиваясь дымом дешёвой сигареты в уже порядком выцветшем клоунском парике. Жизнь живущего на Дикой территории нелегка, и дело далеко не в бандитах, которые и являлись основными «ценителями прекрасного» и наиболее обеспеченной публикой здешнего театра. Самой страшной и жестокой опасностью, помимо голода и болезней, являлся колючий холод, пронизывающий несчастных дикарей до костей. Впрочем, сейчас холод был не страшен, тлеющий дешёвый хабарик приятно согревал лицо и пальцы, а едкий дым обжигал лёгкие, создавая мнимое ощущение тепла и уюта. На горизонте виднелись острые пики серебряных небоскрёбов, словно протыкающих насыщенно-лазурный купол небес. В квартирах жила элита общества — дворяне и их доверенная прислуга, лучшие из лучших. Однако, это там, в безграничной дали, одновременно так близко, всего-то день пути пешком, но недостижимо далеко, а дикарям, без особого разрешения, по легендам, подписываемого чуть ли не лично Красной Королевой, невозможно попасть в регион, закреплённый за более высоким сословием. Но терзали юное сердце грёзы о прекрасной, райской жизни на сороковом этаже высотки, где никто не станет с пьяным свистом окликать: «Эй, Цветастый, давай тот анекдот про свинцовые трусы». Цветастый… это прозвище осточертело даже больше, чем сами свиньи в дырявых плащах, от которых несло душным перегаром дешёвого пойла за три версты. А верную компанию им составляли бордельные девицы, чьё наигранное восхищение «великой храбростью» этих пьяниц разъедало изнутри. Шут, Клоун, Цветастый, даже Пипидастр — бандиты придумывали каждый раз всё более отвратительные прозвища, бьющие хлёстко, словно рабский кнут, оставляющий на душе уродливые шрамы. Клокочущая и едкая ненависть иногда подступала к горлу, словно кислая изжога, подстигала плюнуть подобное прозвище в лицо обидчикам, которые сильны лишь кулаками, но ничтожны во всём другом. Единственным, кто ценил мой труд был Бритва — неизменный главарь этих отморозков и большой любитель одного из популярных и древних, как сам мир, радиоспектаклей, часто крутившихся на единственной радиостанции. Приходилось из раза в раз играть одну и ту же роль, повторять всё те же реплики. И пытаться не обращать внимание какого-то актёра из числа бандитов, который постоянно забывал текст и мямлил неразборчивую чушь. Но лишь благодаря покровительству авторитетного бандита, остальные не использовали слишком оскорбительные прозвища, а порой даже давали немного еды — величайшей ценности в этих краях, которой всегда не хватало. Погружённый в собственные мысли, не заметил, как огненно-рыжее тление медленно съело весь табак и тихонько подползло к пальцам, резкой болью обжигая их, заставляя выронить догорающие остатки сигареты, с пронзительным шипением затухшие в лужице, натёкшей сквозь небольшую дыру в навесе. Пришлось поднимать. Ещё раз взглянул на недостижимую роскошь дворянства и раскинувшиеся впереди уродливые одноэтажные трущёбы, и краем глаза я уловил движение, на мгновение даже показалось, что это двигался один из ветхих домишек, но нет. Это самый настоящий автомобиль, очень похожий на те, в которых учёные в Пустоши отправляются, только те грузовики бело-серые, словно снег и обычно проезжают спешно, не задерживаясь на Дикой территории. Эти же двигались аккуратно, будто боясь потревожить местных шелестом колёс. Цвет ещё странный — тёмно-фиолетовый, что в сочетании с полностью чёрной тонировкой и грозно возвышающимся над одноэтажками профилем вызывало необъяснимое чувство благоговейного страха перед неизвестными. Когда столь диковинный, для здешних мест, транспорт подьехал ко входу в сам театр, в сопровождении пешей охраны из фигур в знакомых чёрных плащах, я спокойно выдохнул — угрозы оказаться невольным участником в разборках нет, по крайней мере, сейчас. Бандиты на другой стороне улицы, после короткого диалога с пришедшими, засуетились и в спешке спрятались в хлипких лачугах. Один из сопровождавших машину подошёл к боковой двери, и когда уверенно схватил ручку, дёрнул её и недоумённо замешкался, явно удивлённый весом, но открыть смог. Коренастая фигура под два метра высотой в громоздкой и тяжёлой одежде сливового цвета предстала перед моим взором. Медленно осматриваясь, незнакомец изучал окружение, остановил свой взгляд на мне. Хоть за забралом шлема не видно глаз, чувствовалось, что он будто прожигает дыру в разуме и выворачивает наизнанку мысли, легко читая. Становилось не по себе, а липкий страх сковывал так, что аж пошевелиться было трудно. Когда он повернулся в дверном проёме, это чувство прошло, я решил спрятаться в здании театра, в надежде больше никогда не встречаться взглядом с ним. Я думал, скоро должен подойти сам Бритва, для чего же ещё таким необычным личностям появляться здесь? Так что лучше лишний раз на глаза не попадаться и вести себя, словно декорация на сцене. Прошмыгнул в дверь позади, спустился и спешно спрятался за сценой, благо в закулисье, являвшимся ещё и моей спальней, незваные гости вряд ли потревожат — все встречи Бритва проводил в зале перед сценой, так что опасаться нечего. Слышались знакомый скрипучий звук ржавых петель, и столь же знакомый голос. Судя по обрывкам фраз, рассказывающий про здание театра. Я прислушался. — Эй, Пип… — запнулся, бандит, пытаясь подобрать слово, — Артист, давай сюда быстрее, тут гости важные, и время у них дорогое. «Ага, не смог сейчас оскорбить, шавка бандитская.» — первая мысль пришла в голову, её сменила паника, уж больно неприятный был взгляд того типа в шлеме, да и зачем я им сдался? Однако следовало выйти, не хочу проблем для Бритвы из-за моего поведения. Снял цветастый парик, чтобы выглядеть хоть чуть-чуть лучше и вышел на сцену. Это не было очередное представление и не знал я, какую роль играть, настало время импровизации. Встретили меня четыре человека. Помимо знакомого до едкой душевной боли бандита и того огромного сливового господина, присутствовали ещё двое: Один, стоявший у двери, отличавшийся от первого ростом пониже и оттенком одяния — у него был ярко-пурпурный, вероятно охранник. Фигура, стоявшая впереди, из-за тёмно-лилового, почти чёрного плаща и невысокого роста напоминала миниатюрную смерть, не хватало лишь огромной губительной косы для завершения образа. Сливовый указал бандиту большим пальцем на дверь. Смысл был очевиден, и, после резкого и трусливого поклона гангстер спешно удалился. Хлопок двери оставил меня один на один с неизвестными. Пускай я и стоял на сцене, возвышаясь над ними, уверенности не прибавилось. — Извольте, уважаемый господин, подняться на сцену к вам, не желаю утруждать вас излишней суетой. — Голос-то у «смерти» мягкий, успокаивающий. Только гротескная вежливость, свойственная дворянам из юморесок оставила некий осадок страха, который тотчас сменился любопытством. — Конечно, прекрасная госпожа, позвольте помочь. — с этими словами я подошёл к краю лестницы и подал руку, чтобы помочь подняться по высоким ступеням. Дама откинула капюшон и моё сердце ударило сильнее чем обычно, разгоняя необычную, но приятную теплоту по телу. Хотелось смотреть на её светлое прекрасное лицо, светлые губы, которых так и хотелось коснуться и утонуть в её неестественно ярких, будто светящихся фиолетовым глазах, которые идеально сочетались с каре фиалковых волос. — Надеюсь, вас не сильно смущает обилие оттенков одного цвета? Нашему роду следует носить его, ведь он дарован самой Королевой. — Её спокойное объяснение, пронзило моё сознание острой иглой стыда, она явно заметила растерянность, ведь не могла дотянуться до руки и, поэтому, я постарался быстро собраться с мыслями, и, пробормотов какое-то неоразборчивое оправдание, помог ей подняться на сцену. — Должно быть, вам интересна цель нашего столь нежданного визита? — После моего нерешительного «Да», прекрасная госпожа продолжила. — Королева прознала о вашем таланте от господина, известного как Бритва, и приглашает на аудиенцию, завтра утром. Желательно, вам поехать с нами без промедления, иначе есть риск прибыть поздно ночью и сильно устать. Даже с тенью серьёзности у неё такое милое лицо. Но второе упоминание Королевы, словно ударом дубины по затылку, вернуло меня в реальность. Она говорила про Красную Королеву, нашего монарха, которая правит жизнью и смертью, если верить радио? Спустя несколько секунд меня «догнало» осознание фразы про цвет. Собрав все части мозаики воедино, осознал, что разговариваю с настоящей дворянкой! Склизкий страх неизвестного, внезапная согревающая теплота чувств, шокирующее, словно электричеством, удивление. Все чувства разом перемешались, вывернули моё сознание наизнанку, оставив лишь непонятную муть. Варианта отказаться у меня не было, а ехать приходилось в одной машине с аристократкой, в которую я ещё и влюбился. Главное, чтоб она ничего не заметила, а то ещё оскорбится, что смерд посмел чувствами воспылать, страшно представить, что они со мною сделают. Нужно прийти в себя. — Прекрасная госпожа, позвольте мне два десятка минут собраться. Простите, если отниму ваше драгоценное время. Она лишь мельком кивнула и, осмотревшись, сняла свой плащ, под которым скрывалось лёгкое фиолетовое платье чуть выше колен, подчёркивающее её изящную, утончённую фигуру, которую так и хотелось прижать к себе, защищая от ужасного мира снаружи, ощутить горячее дыхание у шеи, пальцем приподнять изящный подбородок, коснуться сладких губ поцелуем. Почувствовал волну возбуждения растекающуюся волною из области паха по всему телу, заставляющую сердце биться сильнее, а разум придумывать новые, всё более горячие образы. В попытке вырваться из медовой ловушки собственных фантазий опустил взгляд и увидел тонкие, идеальные ноги обтянутые чёрной тканью чулок, так и хотелось их раздвинуть… Сквозь туманную пелену похоти проскочила единственная разумная мысль, что нужно срочно уединиться, пока никто ничего не заметил. Закулисье для этого было местом идеальным. Я старался идти легко, не обращая внимание на возбуждённый член, упёршийся в ткань брюк, с каждым незначительныим движением ног разгонявший жгучее возбуждение по всему телу. Скрылся за сценой от посторонних глаз, слегка приспустил штаны, даруя столь необходимое сейчас облегчение. Думать всё ещё тяжело, похотливые мысли, в которых трепыхался разум, словно рыба в сетях, не отпускали ни на мгновение. Сопротивляться им я более не пытался. Закрыл глаза, в сознании предстала картина, как дворянка медленно снимает плащ, с игривой ухмылкой подходит ко мне вплотную, нежно обхватывает ствол пениса, ощущаю мягкую кожу её утончённых ладоней, лёгкое сдавливание, от которого импульс возбуждения прокотился по всему телу, срывая незримые барьеры. Поддавшись искушению, прижимаю хрупкое тело, горячее дыхание обжигает шею, словно пламя костра, а сладкие губы так и призывают завладеть ими и никогда не отпускать. Во рту сухо, сердце скачет галопом, разгоняя жидкую страсть по венам, кипящую, словно лава. Фиолетовая отпрянула, ткань платья коснулась головки, вызвав приятное жжение и сорвав с моих губ тихий стон. Вижу, она лежит на кровати, слегка сжимает ноги, будто стесняясь. Не решаюсь более медлить, нависаю над ней, призрачная мысль о коллосальной разнице в сословиях только подстёгивает похотливое желание доминировать. Руки без ведома разума подняли подол, несмотря на вялые попытки помешать, никак не соотносящиеся с выражением фиолетовых глаз, желавших большей настойчивости. Такой контраст затуманивал разум, рвал нить реальности, приглушал чувства. Не осознал момента, когда проник в неё. Жгучая похоть от быстрых, почти ритмичных движений смешивались с нежной романтичной сладостью, нежными, тихими стонами, ласкающиими слух, и завораживающим взглядом светящихся лиловым глаз. Я был счастлив, но желал большего, желал услышать несдерживаемые громкие стоны, увидеть блестящие капельки слёз удовольствия, прекрасное тело выгнутое волной яркого оргазма. Ускорившись, сквозь пелену ощутил небольшие содрогания внутри члена и приближающиеся чувство неизбежности конца, добавившее в сладкие ощущения нотки горечи. Несколько сильных внутренних толчков, доводящих тело до экстаза, затем резкое ощущение облегчения с привкусом приятной усталости. И вновь я один, в пустой комнате, окружённый всяким хламом, сердце всё еще бешено колотится, а в разуме всё ещё возникают прекрасные картины из развеяной фантазии, сладкой лжи, которой никогда не суждено сбыться. Этого должно хватить на какое-то время, чтоб страсть больше не брала верх над разумом, и я мог спокойно соображать, хоть каждая мысль о ней всё ещё вызывала романтические мечтания и неровный стук сердца, без эротического подтекста это не столь опасно. Остаётся надеяться, что доберёмся до дворца мы быстро, а там она обязана будет меня покинуть, к моему огромному несчастью, навсегда.