use love

-Классно посидели, - Мапп делает затяжку, выпуская в воздух кольцо белого дыма со сладким запахом чего-то тропического, тут же делая вторую, мигая в темноте огоньком своей одноразки. -Да, - Акума кивает, переминаясь с ноги на ногу, пряча половину лица в вороте кофты - ночью на улице всё ещё холодно, несмотря на то, что на календаре давно зазеленел май. Кости мелко дрожат, искусанные ветром, и парень невольно щёлкает зубами, с завистью смотря на друга в тёплой куртке. -Нужно будет повторить как-нибудь, собраться снова вместе, а то тебя хрен выловишь, - Мапп улыбается, даже посмеивается тихо - Акума улыбается в ответ - правда колет то место, где должно быть сердце. -Как только так сразу, - пожимает плечами, перенимая чужую одноразку, чувствуя, как никотин медленно попадает в организм, позволяя на жалкие секунды забыться в тропическом дыме, краем уха уловить крик чаек и шум разбивающейся волны. Прекрасно знает, что все сказанные слова - ложь, но произносит их так уверенно, что сам в них верит - научился у кое-кого, за столько лет невозможно не научиться. И всё же совесть неприятно стучит по голове - Мапп слишком нормальный, чтобы посвящать его в эти странные дела, пусть лучше думает, что Акума хуёвый друг - а тот не будет этого отрицать. - Если жизнь сведёт, то обязательно. -Слушай, а не хочешь пойти ещё выпить? Можно по пиву взять, я челов знаю, кто вписать может. Будет весело. -Нет, извини, - Акума качает головой, выдавливая из себя улыбку, ногой пиная лежавший рядом камень, возвращая сигарету назад. - Сегодня точно не получится, у меня дела. -Какие могут быть дела в час ночи? - Мапп смеётся, пряча руки в карманы, щурясь от внезапного яркого света - в тихий двор, медленно, словно подкрадываясь, въехала машина, ослепляя спящие подъезды и детскую площадку. Колёса тормозят аккурат рядом с парнями, давая разглядеть плавные изгибы спорткара, с чёрными обтекаемыми боками, глянцево переливающимися под тусклой лампочкой у тротуара. - Это чт- -Мне пора, извини, - Акума не даёт другу договорить, хлопая его по плечу, накидывая капюшон на разлетающиеся волосы, прощально улыбаясь, всеми силами делая вид, что ничего необычного не происходит - но форд мустанг около обычной панельки всё же немного не вписывается в параметры «нормальности», от того Мапп давится воздухом, пытаясь сказать что-то ещё. - Я напишу позже, хорошо? Классно посидели, до встречи! Акума садится на переднее сиденье, кивая головой мужчине за рулём. Он знает, что его уже заждались, и даже не хочет представлять, что за это время успело произойти в квартире, где наедине с собой остался один музыкант, имеющий в телеграмме несколько ботов, а в холодильнике не одну бутылку вина. Выдыхает, прикрывая глаза, когда машина проезжает мимо удивлённого Маппа - нужно будет придумать, как сгладить эту ситуацию, не говоря лишнего. От того, что придётся врать - тошно, но совсем чуть-чуть - это ради его же блага. И немного ради блага крашенного репера, чья карьера не выдержит очередных громких слухов. Город за окном смазывается в одно пятно, с изредка мигающими звёздочками - водитель, естественно, молча крутит руль, не обращая внимания на подобранного пассажира. Акума сжимает в руках телефон, проверяя его на наличие новых смс - но все чаты одиноко пусты, даже друг не строчит ему бесконечные вопросы - парень мысленно благодарит его за это, кусая сухие губы. Впереди начинает виднеться шпиль стеклянного здания, на колонке играет трек с нового альбома. Улыбается одной стороной - в демке он звучал намного лучше. На подземной парковке тихо, где-то в углу мигает лампочка, пряча в тени чьё-то парковочное место. Мустанг тормозит рядом с красным корветом, ключи от которого хозяин никогда не давал никому, лично разъезжая на нём по ночным улицам города, позволяя закинуть ноги на переднюю панель, не переживая о том, что тело сомнёт при аварии - если и есть смерть лучше, чем во сне, то это точно вдвоём разбиться на спорткаре, впечататься в стену, чтобы даже от черепа остался лишь порошок, что потом снюхают ангелы на парной могиле. Акума выходит наружу, оставляя молчаливого водителя в салоне. Скидывает капюшон, поправляя волосы, раскидывая их по обе стороны от лица - наверняка бледного, с мешками под глазами и усталостью на дне зрачка. Он знает куда надо идти - ноги медленно плетутся в сторону лифта. Охранник даже не смотрит ему вслед - видел слишком много раз, в разных состояниях, одежде и позах, поэтому лишь бегло касается взглядом макушки, продолжая бездонно залипать в одинаковые квадраты камер. Акума жмёт на кнопку вызова: матовые стены, последний этаж, тихая музыка, мигающие на панели цифры и дверь, за которой сокрыто нечто большее, чем просто апартаменты временно-постоянного проживания - ведь все мы в этой жизни, на планете, временно, а значит ничего вечного попросту не существует, даже если куплено на деньги с тура, с договором и доверенностью от нотариуса. Акума делает шаг вперёд, прислушиваясь к звукам - из колонки льётся какая-то мелодия, на кухне не звенят бокалы и голоса не слышно в голых стенах. -Ты тут? - кричит, оглядывая гостиную, невольно сглатывая, когда замечает на журнальном столике две тонкие белые полоски и небрежно брошенную рядом кредитку. -Тебя долго не было, - доносится откуда-то сбоку, и из проёма показывается цветная голова, выплывающая, кажется, отдельно от тела. Акума дёргается, пугаясь столь резкого звука, чувствуя, как сердце сжимается, отдавая острой болью в грудине. - Я скучал, - парень выходит полностью, позволяя свету от люстры коснуться его бледного лица с трещиной улыбки. Он облизывает пересохшие губы, подходя ближе, настолько, что одеколон с его футболки бьёт по носу, заставляя поморщиться. Бледные руки обхватывают лицо, большими пальцами оглаживая щёки - Курсед неловко мнётся, чуть не падая, путаясь в собственных ногах, но это лишь смешит его, и он опускается ниже, примыкая к потрескавшимся губам, прижимаясь всё ближе и ближе, языком обводя кромку чужих зубов. Акуме кажется, он начинает терять сознание, хватаясь пальцами за тонкие кисти, но парень быстро отстраняется, заглядывая в зелёные стекляшки, тихо смеясь себе под нос. -Ты вмазанный? -Чуть-чуть, - опускает руки, зарываясь ими в тёмные волосы, ещё сохранившие в себе холод и свежесть улицы. Густые брови хмурятся, голова дёргается, уходя от прикосновений, на что Курсед начинает злиться, вновь сжимая ладонями чужое лицо. - Ой, да не парься ты! Всё у меня схвачено, понял? Я всё контролирую, запомни раз и навсегда, - тёмные глаза, где уже давно не было видно радужки, сверкали с неприкрытым недовольством, от чего по плечам и спине побежал болючий ток - Акума соврёт, если скажет, что такой Курсед не пугает его - взъерошенные волосы, не мытые уже несколько дней, тонкие бледные пальцы, сжимающие его лицо, не давая отвернуться, запах, которым пропитались и стены и одежда, с каждым разом становящаяся на несколько размеров больше, превращающаяся в лохмотья с дизайнерским логотипом. -Я вижу, - аккуратно освобождает себя из хватки, оставляя парня в коридоре, проходя внутрь комнаты, стараясь не смотреть на порошок и трубочки из ярких купюр. Тошнота давит на горло, смешиваясь с чувством вины - приедь он раньше, можно ли было этого избежать? - Что делал сегодня? - садится на диван, проваливаясь в его мягкое сидение, вытирая ладони о ткань свободных штанов. Кивает головой в сторону низкого столика, искренне надеясь, что это всё. - Помимо всего этого... -Писал. Музыку, - Курсед дёргается, словно заводная кукла, у которой наконец запустили механизм. Почти прыгает от радости, щурясь и ехидно посмеиваясь. - Очень, очень, очень много музыки. Но я её тебе не покажу, не заслужил ещё. -Вот как мы заговорили, - всё же улыбается, понимая, что хранить обиду долго не способен, прижимая к себе мягкую подушку с противными пайетками сверху, пальцами перебирая колючие блёстки. На кой чёрт он её купил? - ответ теперь знает только Курсед из прошлого, но тот давно умер, остался где-то на сидении старенького скайлайна, припаркованного прямо под окнами чужих родителей. - Передай господину музыканту, что в следующий раз я вообще не приеду, раз моя компания ему не нужна. Курсед продолжает улыбаться в ответ, пошатываясь, падая прямо на диван. Волосы на мгновение взмывают в воздух, открывая впалые скулы и тонкую, исписанную чернилами шею - на сгибе плеча всё ещё остался неровный след от зубов, из стыдливо-розового став почти фиолетовым. Акума отрывается от него, снова приковываясь к мазутному зрачку - нужно всё же быть аккуратнее, хоть мозг в такие моменты отключается с концами. Тонкая футболка почти слезла, открывая и ключицы и верх солнечного сплетения. Дизайнерская ткань сейчас выглядела не лучше обычной половой тряпки, прожжённая сигаретами и испачканная во всём на свете. А Курсед улыбается, не отводя глаз, в которых их совсем не осталось. Кожа местами треснула, покрываясь тонкими полосками, похожими на морщинки - так и состариться недолго, но они же хотели вместе и чтоб в один день, грех жаловаться теперь, да и поздно уже. -Ты был с тем парнем? -Его зовут Мапп, - отодвинутая назад горечь вновь всплывает во рту, неприятно щипая корень языка. -Он тебе нравится? - Курсед перестаёт улыбаться, сжимая пальцами край футболки. Акума видит, как напрягается его челюсть, как грудь начинает вздыматься всё чаще и чаще, как венка на лбу мелко пульсирует, азбукой морзе передавая своё послание. -Не говори ерунды, - выдыхает, сжимаясь внутренне. Чужое настроение менялось чаще, чем он успевал моргнуть - Акума понимает, Курсед себя не контролирует, это всё вещества, они руководят его разумом и организмом, но хочется искренне верить, что сердце ещё не забыло, как вместе сидели в подъезде, как целовались в гостиной, пока мама наливала чай на кухне, как пели песни после первого концерта, размышляя тогда о совсем ином будущем. - Если бы нравился, я бы тут не сидел, - откладывает подушку, замечая, что лицо напротив расслабляется, вновь становясь нейтрально весёлым. -Прости, - Курсед проводит рукой по чужому плечу, скатываясь вниз, сжимая ладонь в замок, переплетая пальцы. - Я же не знаю, вдруг тебе ещё какие члены нравятся, пока я сижу тут, совсем один, пишу песни эти ебаные, - выплёвывает слова, где каждый звук - яд, но Акума терпит, сжимая ладонь в ответ. - Прости, не хотел тебя обидеть. Курсед улыбнётся, проводя большим пальцем по нижней губе, и все обиды забываются вновь, словно их бросили в эти колодцы, что сейчас заменяли глазницы. Бездонные ямы, а на дне у них сотни ссор и горечь, не имеющие место в обычной жизни - в обычной жизни они не такие, в обычной жизни всё не так, всё совсем по-другому. Акума искренне в это верит. Акума никогда не злится на слова всерьёз. Клонит голову в бок, опираясь ей на руку, не желая видеть, как чья-то зарплата окажется в разлагающемся носу. Улыбается одним уголком губ, когда слышит протяжный вдох - выёбывается, показательно морщась, словно не он каждый раз оставляет на вздёрнутом кончике блестящий след от языка. Акума не употребляет, нет. Но если белая пыль остаётся на чужом теле, он без раздумий слижет её, растворяя меж обкусанных губ. Курсед дёргает головой, откидывая свёрнутую купюру так, что та с глухим звуком падает на пол. Секунду безучастно смотрит в стену, думая ни о чём и обо всём сразу - от липкой, протяжной музыки горько, тошно, атмосфера крутит его в большой стиральной машинке, по телу вниз начинает течь жар, умышленно царапая лёгкие. Моргает несколько раз, не понимая, кто решил поставить в квартире круглую дверь, ещё и с ручкой в виде стакана кофе. Опускается головой на чужие колени, ёрзая до тех пор, пока зелёные глаза не обращают на него внимание - улыбается, протягивая руку к чужому лицу - всё такое же мягкое и тёплое, с небольшой неровностью на щеке. -Обещай, - тихий голос даже не пытается разрушить звенящую тишину, лишь слегка царапает её, безуспешно утопая в тиках настенных часов, в медленной музыке и в гудящем стуке сердца - чьего? уже не понятно. Но Акума слышит, и слышит прекрасно, каждый дрожащий в груди звук, слегка опуская голову вниз - бездонные зрачки утягивают его, сквозными дырами сияя на мучном лице. - Обещай, что не уйдёшь. Обещай, что останешься со мной, - пересохшие, обкусанные губы с трудом выталкивают слова, но парень сверху ловит их, пальцами перебирая тонкие пряди красных волос, накручивая их в распускающиеся кудри. - Навсегда. Пожалуйста. -Останусь, - моргает несколько раз, лишь бы слёзы, что уже рождаются в уголках, не скатились вниз, царапая свои щёки, разбиваясь о чужие. На горло давит тугой ком, мысли путаются в и без того пустой голове - давно пора смириться, что стоит увидеть этого разлагающегося идиота, как весь мир отходит на второй план, заглушаясь и переводясь на беззвучный. Так было, так есть и так будет всегда - Акума сглатывает, пытаясь сделать это как можно тише - знает, что если его руки коснутся жилистого трупа, то место на кладбище придётся брать сразу два. - Останусь, не переживай. Останусь навсегда. Чужие веки смыкаются, мелко дёргаясь, дыхание медленно, но приходит в норму - грудь начинает размеренно вздыматься и опускаться, а из носа выходит тёплый воздух, щипая сожжённую слизистую. Музыка, кажется, начинает играть по второму кругу, а может уже по четвёртому - Акума не знает, сколько прошло времени с того момента, как в холодные руки попал пакет на зиплоке и несколько цветных таблеток. Брови хмурятся, стоит посмотреть на бегло стёртую дорожку на прозрачном столе - сам он не употребляет и не хотел никогда соприкасаться ни с чем, что синтетической пулей стреляет прямо в висок. И ведь получалось как-то, держался чистым очень долго - одного не учёл - пальцы замирают, сжимая красно-чёрную прядь - не заметил, как подсел на что-то сильнее фена и марок. Улыбается изломом пересохших губ: его наркотик - парень, что выглядит как учебное пособие из медицинского университета, одетый в дизайнерские шмотки, живущий на последнем этаже стеклянного цилиндра почти в центре города. Его наркотик - любовь, которую не купишь в аптеке и в боте телеграмма, её надо вводить дозировано, от неё ломает сильнее солей. И получить её можно только в такие моменты - когда на колонках играет однообразная мелодия, по чужим венам растекается искусственный дофамин, а слёзы высыхают на глазах, так и не решаясь выйти наружу. Курседу нравится юзать всё подряд; Акуме нравится, как он юзает. Ведь только в таком состоянии он его искренне любит. Только в таком состоянии он в нём отчаянно нуждается. И это его личный зелёный крест.