Глоток свежего воздуха

      Неглубокий сон Арса был потревожен глухим шёпотом, прерывающимся в моменты всхлипов. Ни стоны бушующего позади него ветра, ни шелест листьев под его усердиями не тронули сердце юного проводника, призывая к судорожным воспоминаниям, также, как услышанное горе. Душа мальчика содрогалась, как никогда раньше — прежде ему не доводилось испытывать чувство сочувствия и эмпатии по отношению к другим, обращая внимание лишь на собственные проблемы, и ныне при пробуждении ощущалось до нельзя остро.       Длинные ресницы плотно сомкнулись и переплелись, не поддаваясь желанию их молодого хозяина узреть окружающую его картину и принять решение дальнейших действий. Устало выдохнув, он сосредоточился на звуках, мелодично сочетающимися за окном и грубо звучащими на фоне предыдущих в комнате. Напряжение постепенно покидало глаза, и по истечению многого времени те всё же распахнулись, явив представшего перед ним Генриха. Тот безутешно плакал, в потугах склоняясь над давним, давно уже загнившим от сырости в хижине огрызком дерева. Мужчина сжимал его как последнюю надежду, держа по возможности ближе к сердцу, стуком отдавающемуся в ушах старца. Доведённое увидеть Арсу вызывало у него глубокое отторжение, отнюдь не связываясь со стойким и боевым нравом старика.       Он тихо приподнял ткань, идущую как одеяло, позволяя трескучей прохладе места окутать его. Вместе с тем мальчик разыскал предоставленный и дарованный Генрихом наряд. Тяжёлая ткань упала вниз, ложась на постиранную и ныне светлую рубаху. Руки, ранее защищённые лишь покрывалом от озноба местности, погрузились в приятное тепло и расслабились, избавляясь от прежнего напряжения.       Голову тотчас кольнуло болью, стоило Арсу лишь приподняться. В нос ударил тяжёлый запах гари — неподалёку от падшего в сожаления пожилого мужчины мирно тлела свеча, низом опущенная в подсвечник, как и большинство мебели и располагающихся на полках вещей, созданных плавными движениями кисти с заточенным ножом из крепкого дерева. Прежде упомянутый вскинул голову и удивлённо рассмотрел расплывающиеся на фоне потемневшей от времени и встречных по его прошествию преград стены контуры детской фигуры. — Чего не спишь? — сухие, потрескавшиеся губы с трудом шевелились. Голос звучал устало, надломленно, необыкновенно хрипло — последний фактор старил своего владельца, ровно как и последующие за ним: кожа на скулах обвисла, потеряла при ночном освещение загар, плотно связавшийся у мальчика с образом старика; под веками появился выраженный красный цвет, там же кожа значимо распухла; без того явные морщины стали в разы глубже, казалось, появились прежде не существующие… Внешность говорила за себя, и незнающий дал бы не менее девяноста лет. Привычной агрессии не было и в помине — лишь томный взгляд блуждал по хижине, избегая взволнованного взора золотых глаз. — Молчишь, значит. Что, удивлён? — повеяло запахом табака и крепкого алкоголя из приоткрытого рта, после чего Арс испустил тяжёлый вздох в попытке сдержать нарастающий кашель.       Тяжёлая атмосфера окутывала их плотной завесой. — Почему ты плачешь? — с большим промежутком времени между выговоренной им фразой и словами Генриха задал терзавший его душу вопрос мальчик с прежним страхом сыскать неодобрение и злость. Ему хватило поразительно мало времени, дабы свыкнуться с надёжной защитой Ями, и в данный момент, — с открытой спиной, былая боязнь засела в его голове — прятаться от появившегося гнева было негде.       Натёртый палец указал на виновника горя, прямой линией целясь в расширившиеся зрачки Арса. — Знаешь, ты так походил на него… — Глубоко печальная улыбка сменила прошлое выражение лица, скудное запечатлёнными на нём эмоциями. Опережав дальнейший интерес юного существа, перетекающего в озвученный вопрос, старик пробормотал нежеланное, осветив белокурому ситуацию, в которой ему довелось учавствовать, — На Мина. Он был столь чудесным человеком. Несмотря на озорные поступки, ему неотъемлемо сопутствовала удача с моим прощением. Да вот только его нрав был неисправим, несмотря на мою строгость по отношению к нему! Ты, Арс, чрезвычайно похож на него. Известно ли тебе, что я испытал при твоём отчаянном взгляде в первую встречу? А как бы ты не поступал, сколько же воспоминаний пробудил во мне вместе с эмоциями! Мин бы выставил меня на смех, наблюдая за убогими попытками отвлечься! Однако, к моему прискорбию, — Генрих подавил протяжный всхлип, — круговорот смертей унёс и его.       Вуаль тишины накрыла их. Юный былой проводник плутал среди потоков мыслей в нескончаемых догадках. Стоило ли ему так и не открывать уста для произнесения фразы? Или, иначе, произнести пару слов в попытке утешить мужчину. Но тогда что именно? Как не допустить ошибку, усугубив ситуацию? Поймёт ли он сам, если пересечёт границы дозволенного?       Арс тихо, практически идентично безмолвию ответил на речь, разрывая пучину молчания: — Где… он умер? — прикладывает усилия, дабы говорить чётко, стать услышанным и ясно понятым, ровно как и его настрой. — Мне неизвестно, — наконец поведал об известном старик, — Его доставили сюда со стороны моря. Он упокоен в лесу.       В уточнениях они не нуждались. Понимали, кого имели в виду, избегая упоминания имени как отдающего жаром огня и не поясняли в каком лесу. Мальчику был известен и представлен лишь единственный из возможных многих. Озвученного Арсом было достаточно, и Генрих, более не проронив ни одного слова в хижине, а также на протяжении всего дальнейшего пути, пустил на пламя свечи слабое дуновение дыхания, и та затухла, погружая их в утреннюю тьму.       На улице царил полумрак — многие звёзды притаились за кучевыми облаками, наблюдая за своими немногочисленными сёстрами, продолжавшими дарить волшебный свет. Однако Арс не наблюдает. Он безмолвно следует за седовласым стариком, пока перед глазами мазками является картина, чрезмерно напоминающая происходящее в сиё время.       За прогнившими деревянными прутьями виднелся пустырь, заросший крапивой, сорняками и многочисленными прочими растениями. Ярый ветер утих, и те лишь изредка колыхались. В щелях на небольшом расстоянии было возможно разглядеть зелень и груды палых листьев. Генрих обошёл давнее строение, осторожно, словно со страхом потревожить дух погибшего сына, ступая по влажной почве. Взойдя на возвышенность, окинув взволнованным взглядом территорию и обращая внимание на малейшие детали, он в последнюю очередь перевёл взор глаз на надгробие. От того веяло холодом, а имя покойника то ли стёрлось, то ли и вовсе не было занесено на камень, потревоженный растущим на нём цветком.       Алое растение обрамляло его, крепким кольцом заключив в «объятия» и пустив корни внутрь. Вскоре старческие ладони подложили к нему на камень подле надгробия сорванный репейник. Щёки оказались под прозрачной стеной капель слёз, раздвигались по бокам перед нечитаемой, с трудом заметной, улыбкой Генриха.       Арс одарил могилу значительным взглядом, вскоре скрытым движениями век. Он не мог сожалеть столь же сильно, как приютивший его старче, однако в уважении прикрыл глаза, взывая спокойствия и умиротворения впредь для души мужчины. Вторив бормотанию отца покойного, мальчик ясно выразил свою мысль, сосредоточившись лишь на ней — «Покойся с миром».

* * *

      Светало. Генрих вместе с его спутником возвращался в обратном направлении, более не ступая по павшим веткам. Арс тенью следовал за ним. Не смея разрывать пучину молчания, он накрепко погрузился в думы о дальнейших событиях, опечалено вглядываясь в собственные ступни. Они покинули густой и богатый кронами лес, ступая на неровную поверхность поля. Приличия ради, вопреки удручённому настроению, оглядев местность: с восходом горизонт запылал малиновым и раневым, а с противоположной стороны неба облака начали стремительно синеть. Луна до сих пор светила, хотя и не ярко, постепенно растворяясь в ярких красках.       А затем птенец жизни поражённо замер, с замиранием сердца, внимательно всматриваясь в представившийся лишь ныне вид. Ибо на горизонте появился тёмный силуэт, закрывающей своей фигурой встающее солнце.       Осознание чуда реальности перекрыло все мысли, ранее неприятно осевшие на ранимом детском сердце — те были в мгновение ока затмены, канув в лету. Оставалась лишь одна, волнительным шёпотом произносившая имя путника, ранее шагом идущего позади былого, на тот момент ведущего проводника. Счастливые эмоции наполняли тело ровно до настигнувшего опасения, повергшего в удручённость: мальчик неверяще вглядывался в растрёпанную тёмную шевелюру, опасаясь, что то лишь жестокая шутка жизни. Единожды приобретя защитника и невероятного спутника, бóльшим страхом стала потеря недавно обретённого. И если старые раны дают о себе знать, будучи задеты, вновь они не выдержат тяжёлого расставания.       Потоки ветра проникали под накидку, служившую верхним слоем одежды и тревожили кожу, в полной мере покрывшуюся мурашками. Лучи солнца стремились в глаза, однако он упрямо не отводил взгляд, предпочитая надежду слёзам. Опасные сомнения развеялись лишь под конец — в миг, когда Ями Сукехиро предстал перед ним в полный рост.       Генрих позади него хранил молчание, настороженно изучая профиль мечника. Тот окинул его беглым взглядом и перевёл взор тёмных, как вороново крыло, глаз на Арса. — Живой, — утолённо усмехнулся он и вскинул голову. Лазоревое небо парня совершенно не интересовало, о чём свидетельствовало прикрытие век, — желание сна на редкость поразило его и затмевало многие чувства.       Изумлённо распахнув глаза на кровоточащую рану, Арс резко обернулся и впился молитвенным взором в старика. Тот тяжко выдохнул, но выразил своё согласие кивком головы. Он и сам был истощён. — Поспешим, пока парень не потерял сознание, — хмыкнув своим мыслям, убеждённо кивнул старче и повёл в надлежащем направлении.       Белокурый обвёл Сукехиро взглядом и, не переставая оглядываться, убеждаясь в его следствии за ним, поспевал за Генрихом.       Они двигались в тишине, изредка прерывающейся неожиданным звуком, причиной которого было спотыкание. Ни Арс, погрузившись в обдумывание данной ситуации и лучших вариантов дальнейших действий и слов, ни тёмноволосый мечник, лишённый сил, не обращали внимания на углубления и возвышенности, из чего исходило подобное.       В умеренном темпе добравшись до ветхой хижины, мальчик с облегчением преодолел порог. Подобно этой фразе, счастливая мысль засела в юном разуме: «Прогулка» завершилась на нейтральной ноте со стороны Генриха, в то время как ему самому довелось повстречать Ями! Медленно, с немалым опасением протянув к руке упомянутого мага собственную детскую ладонь, он сжал её в последствии желая провести к кровати. По телу прошла судорога от ощущения чужой кожи, однако её владелец вновь не высказал особых эмоций, протяжно вздыхая. Посему Арс осторожно потянул его и неспешно прошёл до комнаты под одобрительный взгляд хозяина дома.       Сукехиро не понадобилось большое количество времени, и вскоре он погрузился в беспамятство, мирно засопев. Белокурого юношу, расположившегося подле него, также накрыла усталость, однако он преодолел её, обернувшись на зашедшего Генриха. — Спит. Всю кровать занял. И спит крепко, — насмешливо пробормотал пожилой, — И я хочу — да и тебя клонит в сон. Пошли давай, разместимся на одной.       Для устроившегося под слабо согревающей тело тканью старика, похоже, инцидент был исчерпан, однако Арс бросал на Ями мрачный взгляд, по-прежнему опасаясь непредвиденного. Ему до сих пор был неизвестен целиком нрав мага, что побуждало в нём подобные страхи, несмотря на осознания их глупости. «Не оставит ли меня здесь?» Бесспорно, в этом месте ему было вполне комфортно, оглядываясь на былые дни в «Дыре», однако мальчик продолжал хранить верность и наиболее тёплые чувства к тому, кто послужил причиной его нахождения именно здесь — в месте, не наполненном злобой, алчностью и ненавистью погрязших во тьме людей. Там, где он мог высказать собственное мнение и желания, где он не был заточён в цикле идентичных друг другу дней.       Однако отрицать не стоило, что будущее терзало отнюдь не лишь его собственное. Отправившись далее, что, несомненно, принесло бы ему счастье, также и одарило бы, пожалуй, не муками совести, но тяжёлыми мыслями об оставшемся в одиночестве старче. Стоило откинуть возможности о длительном периоде времени, которое удастся провести вместе с обоими. Предстояло сделать выбор.       Он не знал, что за события будут должными повстречаться в жизни. Но засыпал с рьяным желанием превратить в те, что принесут счастье ему, ровно как и отныне существующим близким для него людям.