Запредельно громко

Звонок раскатом пролетает по коридорам, отрывая детей от стульев. Они быстро-быстро скидывают тетрадки в рюкзаки и сбегают, сверкая пятками. Выдох. Она смачивает тряпку, и формулы почти исчезают с доски, когда я аккуратно обнимаю её со спины. Она не ожидает, поэтому вздрагивает в моих руках. Всё тело напрягается на мгновение, а уже через секунду она доверчиво прижимается в ответ. — Что же Вы так громко ругаетесь? — моё дыхание над самым ухом, отчего кожа у неё покрывается мурашками. Хочется поцеловать, но пока — лишь носом слегка щекочу её, распаляя. Знаю, что она любит такое. — Пономарёв опять домашнюю не сделал, а Антипов пытался самостоятельную скатать с Интернета, — она хмурится, поджимая губы. Паутинки вен в уголках глаз образуют такую ловушку, что невозможно не попасться. — Надоели, — слегка раздражённо. Она чуть откидывает голову назад, и веки сами по себе становятся тяжелее. — Нас застукают, — заговорщический шёпот утопает в глубоких и громких вдохах. — Я закрыла дверь, — убеждаю и её, и себя, скользя ладонями по рубашке женщины. — Весь шестой «А» сегодня безумен, но даже они не смогли заглушить доносящиеся от Вас крики, — тихонько посмеиваюсь, ожидая реакции. Она как-то неестественно кривится, складывает губы трубочкой, но глаза всё так же закрыты. Ресницы дрожат. — У тебя урок в соседнем кабинете был? — интересуется, зная ответ на этот вопрос. Просто она терпеть не может молчание и неловкие паузы в диалогах, а вот против очевидных ответов ничего не имеет. Я запускаю руки ей под рубашку. — Был. Последний, — ладони проходятся по рёбрам и выше. Кожа влажная. И я даже не знаю, виной тому я или невозможная духота. За окном солнцем в футбол играет весна, деревья почти от макушки до пят позеленели. А в школе по-прежнему топят так, что воздух обжигает лёгкие. Женщина выгибается, подставляя себя под мои ладони. Губами я целую её за ухом, потом чуть ниже — у ключицы. Приспускаю рукава рубашки, чтобы осторожно коснуться плеч. И ладонями, и губами. — Мне бы так, — вздыхает, сглатывает с трудом. Во рту резко становится суше, чем после корпоратива, хоть она и не любит алкоголь вообще. — Ещё три урока осталось, — едва проговаривает, боясь опуститься до банальных стонов. Жарко и почти невыносимо. Мыслить холодно не получается, вот и накрывает каким-то мороком, бредом. Тотальное отсутствие контроля — вот проблема при таких температурах. Батареи горячие — не дотронуться. А страдают люди и здравый смысл. — Я помогу настроиться на нужный лад, — хитро шепчу, а руки уже, добравшись выше, накрывают грудь через бюстгальтер. Она едва не оседает в моих руках. Кажется, она может заработать первый сегодня оргазм ещё до начала всего. Я держу её крепко. — После такого... — опять сглатывает, — как вообще работать? — в голосе смешок, но его почти не слышно и не видно. Всё пространство занято учащённым и грандиозным дыханием. Грудь вздымается, и мне страшно, что нам не хватит воздуха на двоих. Пальцы легко приподнимают чашечку, и я немного сжимаю сосок. Тут же его отпускаю, чувствуя, как он твердеет. Женщина закусывает уголок рта. По нижней линии белья средний и указательный пальцы доходят до второй чашечки. Действие повторяется. — С воодушевлением, — говорю, а сама наблюдаю, как она извивается в моих руках, требуя большего контакта, дальнейшего развития событий. Она ловко поворачивается ко мне лицом, хоть и стоит сама на ногах из последних сил. Взгляд затуманен. А я — наконец-то — могу поцеловать её в губы. Если бы кто-то знал, что происходит в этих стенах, нас бы распяли. Она почти сразу мне сдаётся, поэтому инициатива в моих руках. Хочется целовать её грязно, как в фильмах для взрослых, ведь мы уже давно взрослые. Но я целую нежно. Чувствую на своих губах вкус её помады. Пальцы же сами расстёгивают половину пуговичек на рубашке. Не раздеваю женщину до конца, ведь перемена всего двадцать минут. А без этих нескольких пуговичек как раз удобно устроиться губами ниже, на груди. Язык обходит кругом сосок. Ладонь женщины в какой-то момент оказывается на моём затылке, а второй рукой она упирается в свой рабочий стол, лишь бы не упасть. Обстановка накаляется. Я уже заранее чувствую, что она готова, прежде, чем губы заменяют мои руки на втором соске. Она стонет в голос. Тихо, но так, чтобы моё эго полетело к небесам. — Малышка, давай не будем, — будто пытаясь спрятать в ненужных словах стоны, она всё равно тянет гласные. И я знаю, что она хочет не меньше, чем я. Глаза полуприкрыты, губы полуоткрыты. — Скоро урок, — бормочет, но не останавливает меня. Я усмехаюсь. Снова возвращаюсь к её губам с поцелуем, и в этот же момент мои руки, обнимающие тонкую женскую фигуру, двигают её ближе к первой парте среднего ряда. Совместными усилиями мы усаживаем женщину прямо на парту. Тут же моя рука оказывается под её юбкой. Женщина от неожиданности распахивает свои огромные глаза. Улыбаюсь, целуя уголок губ. Смотрю на смятение в её глазах, чувствую желание, пульсирующее в моих руках, — и мне хорошо. Я сделала то, о чём многим остаётся только мечтать. Ещё недавно я училась у этой женщины, вздыхала по ней на её уроках, не могла перестать думать о том, какая же она волшебная. Теперь же я у неё не учусь, а работаю с ней. И могу больше не мечтать о близости с ней — она сама тянется, сама отдаётся. Она доверяет девчонке, с которой секс у неё определённо лучше, чем с каким-нибудь мужиком. Она вся дрожит. Мои пальцы скользят вверх-вниз по мокрой ткани трусиков, задевая за живое. Задевая ту самую точку, которая заставляет почти скулить. Я знаю, что ей нужно. И я даю ей это: хотелось бы поиметь её всей пятернёй, но я вхожу лишь тремя пальцами. Воздух из её лёгких выбивает. Она секунду-другую вообще не двигается, прислушивается к ощущениям. Я тоже медлю, наслаждаясь тем, как горяча она бывает. Затем я чувствую слабые покачивания бёдрами ко мне навстречу, поэтому начинаю двигать пальцами в ней. Она сама задаёт ритм, сама направляет мою руку, цепляясь за запястье. Я покусываю кожу на её плече, стараясь не зарычать. Во мне тоже всё кипит, моё бельё тоже влажное. Но я здесь для того, чтобы кончила она. Растрёпанная и раскрасневшаяся, она стонет. Негромко, но звучно. Я даже не пытаюсь заткнуть её поцелуем, потому что знаю — голос она срывает лишь на уроках. В постели она всегда, как школьница, тиха и скромна. Хотя кто бы подумал! — Быстрее, — вдруг куда-то в потолок шепчет она, а мне хочется услышать «жёстче». Обе её руки за её спиной, и она держится ими за край парты, чтобы не свалиться. Всё тело в мелких точках испарины, а сухие губы не спасает уже даже сотню раз прошедшийся по ним язык. Я постепенно набираю ритм и стараюсь войти в неё глубже. Вытаскиваю пальцы полностью, а затем резко ввожу их во всю длину. Повторяю. Опять повторяю. Много раз. Женщина, понимая, что я издеваюсь, вдруг смотрит на меня в упор. Огромные глаза смотрят мне в душу, держат за грудки над обрывом в десятки километров. Она всем телом дрожит в такт моим движениям. — Боже... — глотает воздух, неосознанно двигается ближе, так, что лобком почти упирается мне в бедро. Я ощущаю обильно стекающую по моим пальцам смазку. Мне это нравится. — Боже... просто дай мне кончить, — задыхается, потому что финал уже близко. Она на грани. — Пож... пожалуйста... Меня дважды просить не надо: большим пальцем мне хватает нескольких стимулирующих движений клитора, чтобы услышать победный стон. В этот момент женщина принимает мои пальцы по самые костяшки, и я ощущаю ещё больший поток естественной жидкости. Какое-то время, пока стенки продолжают меня сжимать, я целую ей щёки, стараясь сбить жар. А она просто никак не может прийти в себя. Дыхание тяжёлое, и слышно, как колотится сердце. Мне хочется опуститься перед ней на колени, чтобы растянуть момент единения. Но звонок на урок — с минуты на минуту. Женщина с великим усилием поднимает руку, чтобы взглянуть на часы. — Однажды я заставлю Вас кричать во время секса так же громко, как Вы кричите в классе, — смеюсь, касаясь её губ и помогая ей спрыгнуть с парты. Она одёргивает юбку и тоже смеётся.