Одеяло

У них на глазах убили ребёнка, которого они пытались спасти. Это был первый раз, когда Гурен с ребятами столкнулись с подобным. Они убивали товарищей и видели, как умирают мирные граждане, но никогда ещё это не были дети. Только что произошёл конец света, и это было просто очередным ударом для всех них. Ребята знали, что дети тоже умирали. Но видели впервые. Все они были измотаны этим жутким заданием Курэто, в ходе которого погиб невинный ребёнок, бывший всего лишь приманкой вампиров. Отвратительно, умно и бездушно. Как раз в духе кровососов. Гурен видел, что на всех них это оставило определённый след, лица каждого из ребят были мрачными, когда они возвращались в казармы. И, конечно, он видел, что тяжелее всех это восприняла нежная Саюри. Это он виноват в том, что такой милой девушке приходится воевать за него. Он виноват и в том, что так привязался к ней и остальным и привязал их самих к себе в ответ. Всю дорогу до общежития она выглядела так, будто вот-вот заплачет, но, видимо, она сдерживалась как могла. Как только они оказались в комнате Норито, дабы отдохнуть и поочереди сгонять в душ, Гурену и Шинье одновременно доложили о приказах Курэто. Шинье — о том, чтобы он явился к брату с отчётом о прошедшей миссии, Гурену — чтобы они с командой заступали на обход, и дальше могли быть свободны. Гурен вздохнул, и в этом вздохе была вся вселенская усталость. Шинья пожал плечами и слабо улыбнулся. — Ну что ж… — он пробормотал, — дальше без меня. — Да, — Гурен положил руку ему на плечо, — встретимся позже. — Ага. — И отдохни. Ты же пошел с нами после ночного патруля. — Какой ты внимательный. Гурен проигнорировал его и ухмыльнулся. С тем Шинья вышел из комнаты, на прощанье тоже хлопнув его по плечу и помахав ребятам. После этого Гурен развернулся к Саюри. Она сцепила руки в замок, кажется, пытаясь скрыть, как они дрожали. Гурен упёр руки в бока. — Так. Значит, мы с вами отправляемся… — Гурен обвёл Мито, Гоши, Шигуре и Саюри взглядом, дождавшись кивка от каждого. После кивка последней он ещё раз внимательно вгляделся ей в глаза. Её ресницы трепетали. — Четверых из нас будет достаточно для обхода, так что, я думаю, кто-то может остаться… Саюри, — он выразительно посмотрел на неё. В её глазах напротив разбились тысячи надежд. Теперь Гурен ясно видел, как слёзы заполнили глаза её. Вот поэтому он и не хотел брать её. Ей нужно было прийти в себя, а не идти на очередной обход. Так он думал. Но сейчас он также не хотел оставлять её одну. Сколько психологических травм он был способен оставить своим близким людям, желая сделать только лишь то, что помогло бы избежать их? Шигуре неловко схватила Гурена за рукав. Она начала было: — Господин Гурен… Гурен перевёл взгляд на Шигуре и решил было разрешить ей остаться с Саюри, ведь девочки всегда были как сёстры, но… четверых их и так было бы мало в случае, если бы на них неожиданно напали… Это не было рациональным решением. Гурен подавил вздох, погладив Шигуре по голове. Он шагнул на встречу Саюри, сделав тоже самое, когда её ресницы затрепетали. — Почему, господин Гурен? — Голос Саюри дрожал. — Это… Я самая бесполе… — Нет. — Но тогда… — Я же сказал, четверых будет достаточно. Прямо сейчас у нас достаточно своих талисманов с заклинаниями с собой, так что в случае чего мы должны справиться. Вампиры редко нападают ночью, так что если даже это случится, масштабного сражения не будет, и мы сможем справиться без твоего колдовства, так что я хочу, чтобы ты отдохнула. Я бы хотел дать всем такую возможность, каждому из нас нужен отдых, но сейчас это невозможно. Поэтому я просто хочу, чтобы хоть кто-то остался на случай, если нужно будет послать за нами, заодно воспользовавшись этим шансом перевести дух. Ты неважно выглядишь, Саюри. Саюри долго смотрела на него, всё также сжимая пальцы в замке своих рук, но потом тихонько вздохнула. Она глянула на Шигуре, и та ответила ей грустным взглядом. — Хорошо, господин Гурен… Как прикажете.

***

Как только дверь за её господином закрылась, Саюри упала на пол и разразилась рыданиями. Она ещё слышала удаляющиеся шаги друзей из коридора, когда плач её стал совсем неудержимым и стал рваться будто из самой её души отчаянными всхлипами. Она чувствовала, что должна была оплакать невинного ребёнка и уверяла себя, что её рыдания — как скорбная песнь по маленькой девочке, которая ушла так быстро, прямо на глазах тех единственных людей, кто мог ей помочь, однако у неё не получилось. Саюри знала, что она просто жалела себя, что ей просто было слишком стыдно и больно из-за того, что она сама не смогла быть достаточно полезной, чтобы их команда сработала немного быстрее… совсем чуточку… они бы успели… Какое-то время она просто сидела на полу, не в силах подняться от тяжести в своей груди, и только когда внутри неё, казалось, не осталось чувств, она почувствовала, как сильно замёзла, утёрла слёзы и нерешительно встала. Ноги плохо держали её после долгой истерики, но она дошла до дивана Гоши, неловко сжалась на нём, обняв свои колени в попытке согреться, но всё равно продолжила вздрагивать, как от холода. В этот момент дверь тихонько скрипнула, и она услышала тяжёлый выдох. Это был господин Шинья, Саюри не нужно было оборачиваться, чтобы знать это, ведь он пришёл один. Шинья зашуршал одеждой, очевидно, стягивая с себя куртку и разуваясь на пороге, но в какой-то момент стало так тихо, что Саюри стало… тревожно. Это длилось всего три секунды или около того, но за эти три секунды это чувство так сильно сжало её сердце, что слёзы снова непроизвольно набежали ей на глаза, собираясь в их уголках. Сразу после этого недолгого затишья, рождённого растерянностью, Шинья, судя по шагам, устремился к ней. Саюри зажмурилась прежде, чем всхлип сорвался с её губ, и через несколько мгновений почувствовала сильные, но нежные руки на своих плечах. Она осторожно взглянула на Шинью из-под мокрых ресниц. Его лицо было уставшим и обеспокоенным. — Саюри? Саюри молча упала на его грудь, по какой-то причине снова заходясь в плаче. Она нуждалась в утешении, вот и всё. Ей хотелось, чтобы кто-то знал, как ей было плохо, чтобы кто-то понял её и защитил. Саюри всегда так сильно чувствовала себя беззащитной, и ей всегда так сильно хотелось почувствовать себя в безопасности — в чужих объятиях. Она на самом деле не хотела вот так просто заходиться в плаче на груди у Шиньи, но… она хотела поплакать так, чтобы кто-то знал, что ей плохо, чтобы кто-то погладил её по голове, обнял и жалел. Это было слишком эмоционально с её стороны, поступать так, но… ей хотелось. Шинья удивлённо выдохнул, но мгновенно перехватил её, аккуратно укладывая на диван снова. Ему стоило раздеться и сходить в душ, но… они давно стали семьёй, так что это не имело никакого значения, особенно в такой ситуации; было вполне естественно, что Шинья решил, что куда важнее для Саюри сейчас было почувствовать, что он просто готов был побыть с ней рядом, даже грязный и очень измотанный, ведь, в конце концов, Саюри, такая чистоплотная обычно, сейчас тоже совершенно не волновалась из-за засалившихся локонов. Сейчас было совершенно не до этого. Так что Шинья просто лёг рядом, уткнув её лицо куда-то себе в шею, поглаживая её волосы. Саюри продолжала плакать так горько, что у Шиньи сердце рвалось. — Ну всё, тшшш… Что такое, Саюри, что случилось? — Она была такой маленькой… такой маленькой… — Шинья немного развернулся, так что теперь Саюри буквально лежала на нём, но это положение совершенно не было смущающим по какой-то причине. Всё ощущалось само собой разумеющимся. Всё это ощущалось правильным и родным. — А мы её не спа… не спасли-и… — к концу фразы голос Саюри сорвался и она лишь немо шевелила губами. Шинья провёл рукой по её лицу. — Тише, — он прошептал, — мы не могли ничего сделать. — Я… — Ты не могла ничего сделать. Никто из нас. Это не твоя вина. Ничья. Никто не виновен. Ужасный несчастный случай. Так бывает. Дети, к сожалению, тоже часто обречены на смерть… — в голосе Шиньи зазвучало такое искреннее сочувствие и печаль, которых Саюри не ожидала услышать и не могла понять. Он тоже оплакивал её? Он действительно чувствовал тоже самое? — Г-господин Шинья… — М? — Вы уже видели раньше… как у-умирают дети?.. Шинья вновь провёл рукой по её лицу, отбросив со лба прилипший локон. — Да, — в его глазах застыло какое-то странное пустое выражение тоски. — Да, я видел. Саюри вгляделась в его лицо. Шинья был такой уставший, встревоженный и милый. Ей было его жаль. Теперь она понимала. Она не смогла избавиться от слёз в своём голосе, когда: — Как мно… — Очень много, — он оборвал её, будто на внутренней стороне век его всплыло непрошеное воспоминание. — Очень много раз, Саюри, — Шинья обнял её, и Саюри растворилась в этом, несмотря на то, какие трагичные, страшные вещи он говорил. — Не плачь, Саюри… Саюри немного затихла и положила голову на его грудь в районе сердца. Тудум-тудум. Тудум-тудум. Его сердце. Это были звуки жизни. По её щекам сбежала ещё пара слезинок. Шинья пребывал в странной прострации, продолжая беспрерывно поглаживать её по волосам. — Саюри. — Ч-что? — Почему ты спросила «как много», а не… ну, что-то ещё? — Ну… Вы выглядели так, будто это вам… очень знакомо. — Вот как, — Шинья усмехнулся и накрыл второй рукой свои глаза. — Ясно. — Господин Шинья. — Да? — Вы плачете? Тишина. — Не плачьте. Шинья слабо рассмеялся. — Не буду, Саюри. Его пальцы снова запутались в её волосах, ласково массируя, но Саюри ясно чувствовала, как по её лбу, касающемуся шиньиного подбородка, стекают его слёзы. Но она ничего ему не сказала. Он ей тоже. Они просто продолжали лежать так. Шинья водил рукой по её голове, словно баюкая маленького ребенка, а Саюри забывалась в этом чувстве умиротворения и скорбной печали одновременно. Она не хотела расстраивать Шинью. Она не хотела говорить что-то лишнее. Но она также не знала, что она могла сделать с этим, что она могла сделать, чтобы исправить всё. Она даже не была уверена, что творилось в голове у Шиньи. Всё, что Саюри могла — прижаться к нему покрепче, разрешая воспользоваться своим присутствием и теплом. Она знала, что это даёт почувствовать себя утешенным. Это то, чего она сама так хотела. Это то, что Шинья давал ей самой прямо сейчас. Но эти мысли быстро утомили её. Через какое-то время Саюри впала в забытьё. Шинья продолжал ласково перебирать её волосы, боясь, что как только он перестанет, она проснётся, ведь та и без того не переставала болезно дрожать в тревожном сне после столь длительного плача. Щёки её были мокрыми и красными, ресницы трепетали, и всё это делало вид Саюри таким измученным… Рука Шиньи стала тяжёлой, глаза постепенно переставало так сильно жечь — вместо этого он почувствовал лёгкую пульсацию в висках, как при нарастающей головной боли. Он тоже начал засыпать.

***

Гурен первым вошёл в пустынно тихую комнату Гоши, утомлённо зевая. — Эй, девочки, — по привычке командным голосом сказал Гурен Шигуре и Мито, когда те вошли следом, — идите-ка первыми в душ и позовите Саюри, а мы с Гоши сходим за Шиньей и тоже по… — Гурен оборвал себя на полуслове, когда дошёл до дивана, на который собирался плюхнуться прямо сейчас вместе с Гоши, потому что на самом деле обычно Шинья заходил за ними, а не наоборот, так что он собирался просто ждать его, а не идти в другой конец общежития. Норито присвистнул: — Вот это зрелище. — Заткнись, Гоши! — взвилась Мито. Шиньина рука безвольно свисала с дивана, пока Саюри во сне прижималась к нему, обняв руками его шею. Шигуре тихонько присела рядышком и ласково сжала ладонь Саюри в своей. Саюри зашевелилась во сне, издала какой-то странно задушенный звук, и в это же мгновение Шинья тоже дёрнулся — его рука взметнулась вверх и легла на волосы Саюри, плавно ведя по ним сверху вниз. — Тише, тише… — пробормотал он, после чего они оба затихли. Гурен быстро сообразил, в чём тут было дело. Его вздох был таким же тяжёлым, как его жизнь. — Умаялись, — цыкнул он. Шигуре выпустила ладонь Саюри из своей, взглянув на своего господина. — Господин Гурен, стоит ли нам… — Нет, давайте не будем будить их! — громким шёпотом попросила Мито. Её голос был полон искренней мольбы и сочувствия. — Саюри выглядела неважно, когда мы возвращались, а господин Шинья и вовсе был на ногах почти сутки! Мне их жалко… — Мне тоже, — голос Шигуре звучал хоть и сдержанно, но не холодно. Норито растянул лыбу: — А-а, что с них взять, тогда можем пойти в душ все вместе, так мы там поместимся и не по половине… — Гоши!!! — Мито яростно развернулась к нему, и Норито тут же поднял руки в жесте отступления. — Пощади! — И не подумаю. — …Это значит, что ты всё-таки пойдешь с нами в душ? — Что? — Мито на секунду замерла, не поняв его издёвки. Гоши было расслабился, но в эту секунду её лицо вспыхнуло и стало такого красного цвета, как и её волосы. Она схватила с дивана подушку, лежащую на другом конце от Саюри и Шиньи, и замахнулась ей на Норито. — Ты сейчас сказал, что я недостаточно красива, чтобы видеть моё тело обнажённым не было пыткой, или что?! — Нет! Мито!.. Гоши выбежал в коридор, и Мито помчалась за ним. Как дети малые. Гурен усмехнулся. — Шигуре. — Да? Гурен взглянул на уставших друзей, с сожалением разглядев застывшие солёные дорожки на щеках обоих. — Принеси одеяло. — Хорошо.