***
Они прошли огонь, воду, Измерение «Х», но совершенно не понимают друг друга. И пока Лео спорит с Донни, абсолютно обесценивая всю работу несчастного Гения, Микеланджело в очередной раз пытается донести до Рафа понимание, что у людей есть чувства. У них всех есть чувства. И у него, Микеланджело, в том числе. Но всё, как об стенку горох, и Майки впервые начинает думать, что проще запустить в эту металлическую, непробиваемую дверь консервированную банку. Может, хотя бы её острые края заденут этого олуха…***
Микеланджело моргнул, прогоняя своё первое воспоминание о том, как захотел проявить жестокость, когда в его голове впервые зародилась мысль о том, что на самом деле надо отвечать такой же грубостью и резкостью. Пусть и не так скоро, но эти мысли переросли в действия. В весьма агрессивные действия, отпугивающие и злящие братьев, осуждающих его при каждой возможности… подумаешь, убил мафиозника, подумаешь, согласился убить кого-то ещё, но уже за оплату. Разве не мафия пыталась разрезать Донни на куски, словно какую-то подопытную мышь? Разве Лео в своё время не убил Шредера? Так в чём проблема убить ещё пару-тройку людей? Словно бы хоть один из этих тварей — идеал и пример для подражания. Их жизни не стоят ломанного гроша, но кто-то готов отдать кучу зелёных ради мести, власти и прочей, совершенно не интересной Микеланджело, фигни. — Что мы сделали не так? Почему… почему ты так возненавидел нас? — искреннее негодование Рафа раздражает. Темперамент всегда был слеп, когда дело касалось чувств, но иногда Микеланджело казалось, что его брат превосходит самого себя. Какой чертовски глупый вопрос. — А ты не догадываешься? — иронично спрашивает, Майки, подмечая, как брат сделал шаг в его сторону. Ему не нравится то, как Рафаэль пытается сократить с ним расстояние. И не только физически. Они больше не одна милая и дружная семья. Нет, не так, они никогда не были идеальной семьёй, где старшие оберегают младших, а младшие — послушные и мягкие булочки. Это были игры на выживание: кто кому быстрее измотает нервы, кто сильнее, кто умнее, кто любимей у отца. Так смешно, что во всём, абсолютно во всём, Майки проигрывал по всем фронтам, получая с самого детства непонимание, отвержение и подзатыльники Рафа. Перед глазами проносится спор старших братьев…***
— Почему я всегда остаюсь с Майки?! — возмущается Донни, хотя они посреди базы пришельцев, в любой момент их обнаружат, а им надо успеть взломать систему крэнгов ради спасения людей. И почему же в такой момент Гений решает устроить разбор полётов? — Мне он не нужен, а я главный, — выдаёт их Лидер. В то время он больше был похож на мало смыслящего в происходящем ребёнка. Хотя… они все были ещё детьми, впервые увидевшими мир. Но как же отвратительно звучали его слова. Настолько, что даже спустя годы они будут проноситься в голове младшего брата, вызывающим боль, отголоском. — Тогда пусть Раф возьмёт Майки, — предлагает Донателло, забывая о том, что в команде нужен хотя бы один адекватно мыслящий, и не сказать, что на тот момент Раф или Микеланджело преуспевали в логике или стратегии. Тем более, их командная работа… всё ещё оставляла желать лучшего. — Только через мой труп, — вот что сказал тогда Рафаэль. Иронично, что спустя пару лет Майки действительно попытался его убить. Только в тот момент Рыжик уже не хотел от брата ни понимания, ни поддержки, ни, упаси его Всевышний, любви. Да и сейчас, честно говоря, не хочет. Осознание того, что он никому из семьи не нужен, сделало так больно, как, пожалуй, не было даже при расщеплении на атомы, но одарило тем, чего у Микеланджело не было никогда: свободой.***
— Что ж… насколько я помню, ты был готов принять меня только через собственный труп, — в голосе Майки так и сквозит сарказм. Всё-таки, при всём желании, умерщвлять кого-то из братьев он не планировал. Пока они не вставали на его пути, кидаясь какими-то высокими фразами о чести, долге, клане, отце… а ему плевать на всё вместе взятое и по отдельности. Они ниндзя, а не благородные рыцари, их работой было и будет — убивать людей, а все напускные бравады отца были лишь брошенным в глаза туманом, чтобы не превращать усыновлённых детей в простые орудия. Вот только Микеланджело видит всё насквозь, ощущая, как бегает мороз по коже каждый раз, когда Лео повторяет за учителем слово в слово. Словно отец всё ещё живёт глубоко в каждом из них, произнося свои речи их устами, а порой откликаясь глубоко в подсознании своими напутствиями или воспоминаниями… нужно признать должное, иногда они помогали Микеланджело выжить. Особенно, когда приходилось сражаться сразу с тремя братьями и воевать против людей с огнестрелом, а в руках только пара кусаригаме да отточенные до автоматизма движения. — Я никогда такого не говорил! — не верит Раф, и то верно, это ведь было достаточно давно… как Темперамент может помнить что-то настолько древнее, если даже вчерашний день для него загадка? Тем более, всё усложняет несколько нашествий крэнгов, пребывание в Измерении «Х», в космосе и… действительно так много событий, что Микеланджело сам удивляется, как запомнил такую, казалось бы, мелочь. — Да ну? — растягивает младший, отходя на шаг, когда видит очередные поползновения брата в его сторону. Рафаэль растерянно замирает, не решаясь больше сделать и шага. — Очередное проникновение к крэнгам, а вы стоите и спорите, с кем мне, нахрен никому не нужному, надо остаться. Рафаэль сначала качает головой, не понимая о чём речь, но неожиданное озарение заставляет его уставиться на Майки расширенными глазами. — Это же было так давно… всё уже триста раз поменялось! — конечно же поменялось, Рыжик и сам это знал. Вот только Темперамент совершенно не учитывал, что дело было не только в отношении старших к Майки. Между ними разрасталась пропасть. Огромная пропасть недоверия Микеланджело к собственной семье. — Ты прав, — пожал плечами младший, как-то расслабленно, с горькой усмешкой от понимания, что на самом деле произошло после стольких передряг, после целой череды неприятностей, что они прошли бок о бок. — Теперь мне вы тоже не нужны. Ужас и боль в зелёных глазах выдают Темперамента с головой. Рафаэль не желал хоть когда-то услышать такое от брата. Он мог подозревать, мог строить теории, мог искать опровержение в действиях, словах, взглядах младшего брата. Но теперь всё вставало на свои места, не позволяя больше идти по тонкому краю самообмана. — Перестань меня звать в эту помойку. Сколько ещё мне нужно сказать, что я не хочу возвращаться? — казалось, что Микеланджело высмеет все те чувства, что испытывает брат, что уколет только больней, заметив спектр эмоций, вызванный его горькими словами. Но он только меланхолично просил… отпустить его. Привязанность Рафа странно давила на него всё больше и больше с каждым разом. Майки жалел, что пришёл сюда в первый раз. Жалел, что не отказал сразу же, что заглянул в глаза брата и шагнул навстречу раньше, чем обдумал и взвесил своё решение. Снова пошёл на поводу у внутреннего ребёнка… у ребёнка, который когда-то разрыдался после очередной тренировки. Не потому что проиграл, а потому что испугался собственного брата. И тогда он впервые увидел этот извиняющийся, напуганный взгляд Рафаэля…***
Ещё мелкий и, пожалуй, впервые так сильно вспыливший, черепашонок растерялся, увидев слёзы младшего брата. Вернее… растерялись все. Ведь это не был их первый спарринг. Даже не второй. Им было лет по пять или шесть, они частично прошли основы и часто дурачились даже без спаррингов. Но Майки помнил, как от бешеного вида Рафаэля пропустил пару ударов, предпочтя в конце и вовсе самостоятельно упасть и зарыдать, чем продолжать этот бой с осознанием, что ему намеренно хотят причинить боль. Никто сначала не понял, что именно произошло, Донни посчитал, что Рафаэль просто что-то задел, а Лео, что брат переусердствовал во время спарринга. И только они двое знали правду. Наверное, именно поэтому Раф принёс младшему тогда плюшевого медвежонка, с которым Микеланджело куда быстрее успокаивался. А вместо возмущения или негодования на лице Темперамента отразилось неловкое извинение и тихий страх, что его попытки позаботиться, его просьбу простить, не примут… Ровно такое же выражение Майки увидел в тот день, когда брат попросил прийти в эту часть канализации, где другие братья слишком редко бывают и вряд ли наткнутся на них, просто говорящих, без склок и попыток навредить друг другу.***
— Я не прошу вернуться… — тихий голос Рафа заставляет Микеланджело удивлённо взглянуть на него, позволяя, наконец, сократить расстояние и… обнять его. Так тепло и крепко, как способен только Рафаэль, настолько искренне, что у Майки предательски защиплет в глазах, а сердце пропустит удар. — Я не хочу заставлять… я просто… я хочу быть рядом. Хоть иногда. Поэтому не отталкивай меня, не говори, что я тебе не нужен. Ком в горле заставляет Рыжика рвано выдохнуть, на мгновение сжимая руки. Он не знал, отвечать ли на эти объятия, ведь стоит ответить, как дороги назад у него уже не будет. Но… была ли эта дорога в принципе? Или всё решилось уже в тот момент, когда плачущий Майки принял плюшевого мишку от взрывного брата? Неуверенно, даже боязливо, Микеланджело поднимает руки, обняв Рафа в ответ. Кажется, он снова повёлся на эту искренность, на горячую любовь Рафаэля к своей семье. Наверное, он и сам всё равно любит братьев, а потому готов сделать навстречу шаг. Даже если обожжётся снова.