Любовь и кошки

Два месяца без общения с домашними. Шестьдесят дней беспрерывного контакта с Джисоном и ежедневные разговоры с Джинни. Всего два дня, как Минхо начало отпускать чувство вины.  Парня больше не тянет написать отцу и поговорить, пропала нужда в понимании. Спустя долгих девятнадцать лет Минхо избавился от давления со стороны. Его отпустили, но почему же тогда так пусто где-то в районе груди? Забавно, легче стало, но ждать не перестал. Надеяться тоже. А ожидание так сильно ломает рёбра… Первый курс утонул в душевных разговорах, пылающих чувствах, редких тусовках с трирачей и ощущении себя «на месте». Минхо перестал чувствовать одиночество в толпе точно также, как и Хан. Рядом они расцвели по-новому. Заиграли яркими красками и уронили сомнения ненужной вещицей в пожар эмоций.  Минхо отпустил свои сожаления. Избавился от жгучего чувства потерянности, а дереализация, наконец, отступила. Всего месяц с небольшим до конца первого учебного года и начала долгожданного лета, но в этом году парень не вернётся домой. Там больше не ждут. Там он больше не нужен.  Мысли гуляют в голове шумным ветром, крутятся завихрениями ностальгии и рассеиваются, как только горячие руки касаются таких же холодных.  Вечереет. Минхо сидит в обнимку с Хани и разговаривает с Хёнджином по видео звонку. Тот сказал: срочно. — К чему спешка? В чём дело? — спокойный голос Минхо разрезает вечернюю идиллию. — Хо, я еду в Сеул. — Конечно едешь, мы же обсуждали, — не понимает Ли. — В этом году ты ко мне, а не я… — Нет, не летом, — мотает головой парень. — Я еду через два дня. Меня пригласили на выставку. Челюсть Минхо на мгновение пытается упасть на пол, но Джисон заботливо прикрывает рот первого пальцем.  — Ты… Что?! — счастью нет предела. — Ты приедешь послезавтра? — подскакивает с телефоном в руках Минхо, чуть не зарядив бедному Хану локтём по лбу. — Приеду! Хо, я еду на выставку, — уже не сдерживаясь, кричит в трубку Хван. — В Сеуле, ты только представать! Меня заметили! — О, тебя не могли не заметить, — говорит Минхо и уваливается на Джисона снова. — Я притащу туда трирачу и Ликса, чтобы массовки побольше было. А! Парни же могут тебя пропиарить. Они у нас что-то типа местных звёзд, — идеи проносятся в голове ярким метеоритным дождём. — Правда же, Хани? — поворачивается к парню, а тому остается лишь кивнуть и ждать, пока пылающая буря внутри Ли угомонится и превратится в маленький греющий огонёк.  — Кстати, насчёт этого Феликса, — говорит Хёнджин. — Помнишь, я просил познакомить? — Помню, познакомить? — Э, нет, — замялся парень. — Я так подумал… в общем, всё равно же в одной компании будем, верно? — отводит взгляд от камеры. — Не надо там ничего про меня затирать… — Кот, ты че, стремаешься? — усмехается Минхо. — Не парься, я не наговорю лишнего и лезть не буду. Просто познакомлю, дальше ты сам, — подмигивает и целует притихшего Хана в макушку. — Иу, тошнит от вас, — кривит лицо Хван. На самом деле, тошнит не от них, а от зависти. Белой, разумеется. Хёнджин тоже хочет любви и всяких милостей, но вот же незадача: Хвану никто не нравится уже лет пять, не меньше. — Ладно, жди. Я напишу, как приеду. — Мы встретим, — вставляет под конец свои пять копеек Хан, а Джинни коротко кивает и отключается. Вечер утопает в нежности объятий под мерные звуки старого аниме на фоне. Минхо засыпает в руках Джисона, а тот боится лишний пошевелиться: уж очень ценная звезда в руках теплится. Парень лежит, придавленный любовью, и дышит через раз. Минхо ощущается так реально и чувственно, что все посторонние мысли разом вылетают из головы. Столько раз они засыпали в одной кровати и просыпались вместе, но такие моменты - моменты доверия - безоговорочно занимают самое высокое место и являются интимнее и значимее физической близости.  Через два дня Джинни приезжает, и Сеул расцветает новыми (закатными) красками. Выставка юных художников назначена на шесть вечера, а значит, у Джинни времени в обрез, чтобы подготовиться.  Парни договариваются встретиться на самой выставке. Хван пойдёт раньше, а Минхо с ребятами придут к назначенному времени.  Джисон пишет в общую группу адрес проведения выставки, и парни постепенно начинают собираться. Первым приходит Бинни, затем Чан. Феликс пишет сообщение, что он на месте и вообще, что я тут делаю, у меня работы куча, когда время немного переваливает за двадцать минут седьмого. Парень с белым маллетом проходит по большому светлому коридору, восхищаясь архитектурой здания. Феликсу всегда нравилось рассматривать красоту людских творений, наблюдать за работой мастеров, если подворачивалась такая возможность, самому пытаться создать удивительное. Именно поэтому парень пошёл в архитектурный колледж и уже готовился посвятить всего себя любимому делу, да вот незадача: отец скончался. А именно он в семье Ли был человеком, обеспечивающим семью от и до. Мать пыталась устроиться на работу, но денег всё равно катастрофически не хватало. Оплачивать учебу стало в разы сложнее, и тогда Феликс принял единственное верное решение: для начала взять академ, заработать собственным трудом средства, а потом уже думать, что делать дальше. Возможно, вернуться и закончить учебу, возможно, перейти на заочную форму обучения и параллельно с учёбой подрабатывать.  Парень нагрузил себя работой с ног до головы и не расчитал свои силы. Почти захлебнулся в ней. Часто вырубался после смены в той же кофейне, будучи не в силах элементарно дойти до дома. Джисон не раз замечал это, вызывал парню такси и обещал закрыть смену самостоятельно. Ликс, конечно, пытался возражать, но Хан лишь толкал его в желтую машину и шёл обратно в здание. Феликс был той причиной, по которой Джисон не хотел уходить из кофейни ещё очень долгое время. Бросать парня было почти физически больно.  Феликс, ответственный до мозга костей, нелегко переносил заботу о себе со стороны близких, хотя и ценил её бесконечно. Не знал, как отблагодарить, поэтому не позволял помогать. Ни материально, ни физическим трудом. Принимал лишь попытки друзей разделить с ним тяжелую ношу, находясь рядом. Когда вся трирача собиралась у Чана или у Ликса дома, когда они приходили к нему на работу, чтобы подбодрить и незаметно подбрасывали чаевые в коробочку «на мечту», а тот всё равно замечал, но не одергивал, когда Хан разделил с ним красоту закатного неба на одной высокой заброшенной этажке, на которую Ли набрёл, когда на душе совсем паршиво было - самые ценные моменты для Феликса. Самые дорогие сердцу воспоминания.   Парень подходит к большому помещению, за закрытыми дверьми слышатся тихие разговоры и приглушенный стук каблуков. Парень отворяет дверь, оглядывается, но своих не находит. Решает пройтись по помещению и поискать кого-нибудь из знакомых, параллельно рассматривая висящие на стенах холсты.  Феликс идёт по коридору, пока взгляд блуждает по картинам: вот уголочек, посвящённый всевозможным портретам, вот тут ютятся животные и природа, а здесь… взгляд прилипает к холсту с изображением заката. Яркого, почти осязаемого. Феликс впивается в картину намертво и не может отвести глаза. Рассматривает каждый мазок, изучает палитру. Затем пробегается взглядом по другим картинам на этой стороне и замечает сходства: все они имеют общий стиль написания. Картины показывают Феликсу великолепное: завораживающие абстракции, силуэты людей, сплетенные из эмоций художника, небо… очень много холстов с изображением неба.  — Нравится? — звучит приятный голос откуда-то справа. Феликс переводит внимание на высокого парня. Тот немного выше него, тёмные волосы собраны в небрежный пучок, а тело покрывает тонкая объемная рубашка. Выглядит как настоящее искусство. На мгновение Ликс теряется, не зная, что сказать. Ко встрече с такими красивыми людьми жизнь его не готовила. — А… да, — наконец произносит Ли. — Мне нравится, как художник передаёт атмосферу, — возвращает своё внимание к полюбившейся картине. — Как будто это было написано на сильных эмоциях, — взгляд скользит по холсту, растворяется в нём. — Все картины на этой стороне похожи по стилю, но эта какая-то особенная что-ли.  Хван смотрит на Феликса ещё с минуту и только сейчас понимает: парень никогда его раньше не видел. Ликс не знает, как выглядит Хёнджин. Он пришел на выставку «лучшего друга парня своего лучшего друга». Запутанно, однако. Джинни улыбается своим мыслям, а сознание шепчет: парень так верно передал твои эмоции. И ведь действительно. Картина, что так понравилась Ли была написана в тот самый день, когда Минхо впервые взялся за писательство. Тогда Хван своими словами подтолкнул друга навстречу искусству, тогда Хо исполнилось… шестнадцать лет. Этот холст поистине был чем-то бóльшим, чем просто красиво подобранной палитрой цветов. Закат кислотно-малинового цвета, что отпечатался на белой поверхности, хранил в себе самые ценные воспоминания и «саму душу Хвана» - как выразился Минхо. — Вы правы. Художник слишком много вложил в эту работу, — говорит Хёнджин после недолгого молчания. — Откуда вы знаете? — отзывается Ликс. — Потому что художник - я, — легко улыбнувшись, пожимает плечами парень.  Смысл брошенной фразы до сознания доходит не сразу. Феликс ещё с минуту пилит взглядом полотно и только потом догадывается посмотреть имя, написанное на белой бумажечке внизу рамы. «Хван Хёнджин» - гласит надпись. И как только Феликс прочитывает эту строчку, живот скручивает от неизвестных ранее чувств, а сердце начинает биться быстрее. Парень резко оборачивается назад, но Хвана уже нет рядом. Сначала Ли выдыхает, а затем понимает, что совершенно не знает, где его теперь искать. Феликс не планировал задерживаться здесь надолго, даже предупредил, что уйдёт пораньше: поступил заказ на редактирование новой статьи, а парень, как известно, присылает тексты раньше срока на день-два, чтобы успеть взять побольше новых. И этот раз не планировался стать исключением… Оборачивается ещё раз, пристально смотря по сторонам. Перебирает всех людей поблизости, но так и не находит нужного человека. Не будет же он теперь бегать по всей выставке в поисках парня, похожего на мирское искусство? Будет. И побежал бы прямо сейчас, если бы не подошедшие вовремя трирача и Хо. — О, вижу ты нашёлся, — говорит Хан. — Джинни не видел? Он куда-то смылся минут десять назад, а телефон на беззвучном, видимо.  Феликс чувствует подкравшийся к горлу комочек переживай. Да что с ним происходит, чёрт возьми? — Я его видел, но поздно понял, что видел его, — пытается собрать мысли в кучу и объяснить происходящее Ликс. — Что он тебе сказал? — спрашивает Чан, а Минхо расплывается в довольной кошачьей улыбке. — Да так, — Феликс отводит взгляд. — Поболтали о картинах… — Он сказал куда пошёл? — спрашивает Бинни, а Ликса начинает раздражать ситуация. — Чёрт, да говорю же, я только потом понял, что это был он. — То есть, ты трепался с каким-то парнем о картинах и даже имени не спросил? — щурится Чан в непонимании.  — Я потом посмотрел… на картине, — бубнит Ликс и опять отводит взгляд в сторону. «Что не так с этим днём?» - крутится в голове.  — Ребят, — Хан привлекает всеобщее внимание и кивает в сторону двери, куда подошел Хван и ещё пара человек, видимо, организаторы. Каждый из них протягивает руку парню, на что тот отвечает крепким рукопожатием и улыбкой до ушей.  Вся компания выдыхает и начинает двигаться в ту сторону. Вся, кроме Феликса. Тот стоит как вкопанный ещё несколько секунд, пока мысли градом бьют по черепной коробке: «что сказать?», «почему я так теряюсь?», «или, может, лучше не лезть…». Джисон оборачивайся с выражением лица, мол: «чего встал?», и Ликс шагает навстречу. Время переваливает за два ночи, когда растворяясь в приятном полумраке квартиры Хо под мерные разговоры рядом сидящих друзей, Ликс ловит себя на мысли, что давно вот так просто не зависал с друзьями, и как же всё-таки был прав Бинни. Отдых был просто необходим пашущему 24/7 Ли. Парни после выставки предложили пройтись, а Феликс, как всегда, предложил не мешать ему работать. Но потом Чанбин закидал аргументами, мол, ему нужно отдохнуть, скоро совсем загнётся дома сидеть, так сегодня ещё и смены в кофейне нет, так что он просто обязан пойти. Ну и не смог Ли отказаться. Конечно же, короткое от Хёнджина: «Пошли с нами, будет весело», никак не повлияло. Разве что интерес пробудило. Совсем чуть-чуть. Феликс сидит, устроившись на уютном диванчике Хо и уже не вникает в разговоры друзей. В голове гуляет приятная дымка блаженства, которая рассеивается, когда откуда-то сбоку долетает: — Ликси, ты же останешься? — спрашивает уже готовый отрубиться из-за выпитого алкоголя Чан. Парень поворачивает голову, задумываясь всего на мгновение, а потом отвечает: — Нет, — смотрит на наручные часы. — Мне, кстати, уже пора. Я пойду, — собирает встать, но, секунду погодя, замечает: в комнате кого-то не хватает. — А где Хёнджин? — спрашивает Ликс, осматривая квартиру. — Покурить вышел, ты не заметил что-ли? — отвечает Минхо, аккуратно поддерживая Хана, спящего на его плече, чтобы тот не клюнул носом в пол. — А я говорил! — вставляет свои пять копеек Бинни. — Он так перерабатывает, что, когда выдается свободная минутка на передохнуть, сразу выпадает из реальности.  Феликса начинает изрядно подбешивать этот разговор, поэтому тот быстро прощается с компанией и выбегает на улицу, по пути распутывая наушники.  Выйдя из подъезда, свежий воздух пробирается в лёгкие прохладным спасением. Ли вдыхает полной грудью и уже готовится сделать шаг вперёд, но его окликают. — Уходишь? — спрашивает Хван. Парень стоит, облокотившись спиной о стену этажки и скользит взглядом по Ликсу. — Да, иначе завтра совсем не встану, — говорит Феликс, продолжая распутывать наушники. — А мне режим желательно не сбивать.  — Желательно, — усмехается парень и тушит сигарету об асфальт. — Да ты уже вроде, — парень делает два шага навстречу к Ли и останавливается в полуметре. Фонарь, еле горящий рядом, окутывает полупрозрачным светом лицо Хёнджина, а в глазах зажигает маленькие звёздочки. Феликс в наглую рассматривает парня напротив, но Хван взгляда не отводит. Оба стойкие. — Ты останешься у Минхо? — зачем-то спрашивает очевидное Феликс. — А ты уйдёшь домой, — такой же очевидный ответ. Ликс улыбается, а Хёнджину приходит идея. — Хочешь, я тебя провожу?  — Дорогу хоть потом найдёшь? — усмешка скользит по губам Ли. — Это Минхо у нас топографическим кретинизмом страдает, а не я, — пожимает плечами парень, а Феликс задумывается. Всего на минуту. Потому что больше времени на размышления Хван ему не даёт. Легонько тянет за локоть, и Ли выбирает сбитый режим, приправленный лёгкими эмоциями.  Идут по ночным улицам города незамысловатыми маршрутами. Хёнджин за Феликсом, а Феликс кругами. И такое странное чувство где-то в животе. У обоих. — Можно спросить о картинах? — немного погодя всё же решается озвучить свои мысли, так навязчиво лезущие в голову с той самой первой встречи на выставке. — Валяй, — кивает Джинни, поглядывая на парня сбоку.  — Почему ты рисуешь только небо и абстракции?  Хёнджин на миг как бы задумывается, подбирая слова, а потом спрашивает в ответ: — Хороший вопрос, — улыбается парень. — А с чего ты взял, что я рисую только небо и абстракции? — Хороший вопрос… — а ведь и правда. На выставки не обязательно тащить все свои работы. Если художник талантлив, он будет оценен, даже имея при себе единственное творение. — Но ты прав, — вдруг неожиданно добавляет Хван, а Феликс удивлённо поворачивает к нему голову. — Если говорить о том, что я рисую именно для себя, — «для души» - крутится в голове. — Это именно небо и разные абстракции. А так, — засовывает руки в карманы и немного сокращает расстояние между ними, подходя к парню немного ближе. — Я хоть что могу написать. Минхо раз двести рисовал, наверное. А заказчики постоянно просят либо природу, либо кошечек-собачек. Ну и конструктивизмом иногда страдаю, — заканчивает он, а у Феликса в глазах яркий огонек интереса играет. Надо же, парень и впрямь талантлив. На минуту Ликс задумывается о том, что хотя бы раз хотел бы оказаться на месте Минхо и получить собственный портрет от человека, что источает искусство на каждом шагу. Подойдя к перекрестку и неплохо разговорившись, Феликс смотрит вдаль: коротенькая дорога к родной этажке через дворы и та, что подлиннее на минут 20, через парк.  «— А мне режим желательно не сбивать.  — Желательно, — усмехается парень и тушит сигарету об асфальт. — Да ты уже вроде» Время на часах показывает полтретьего ночи. Завтра по-хорошему уже нужно отправить текст заказчику, чтобы взяться за новый и не отставать от своего графика. Нужно… кому? — О чём задумался? — спрашивает Хван, уловивший перемену в состоянии Ликса. — Да так, — на светофоре загорается зелёный и Феликс делает выбор. Хёнджин шагает следом. Заработать больше или дать себе расслабиться? Парни сворачивают на ту дорожку, что чуть более многолюдна и освещена. Феликс выбирает послать свою ответственность хотя бы раз. Парк красуется высаженными декоративными деревьями по центру и двумя широкими дорожками для жителей по бокам от неё. Слева и справа мелькают всевозможные уже давно закрытые ларьки с едой, завлекаловки для детей и взрослых.  Прохладный воздух окутывает с ног до головы, заставляя захлебнуться в блаженстве ночи. Люди, изредка встречающиеся в столь просторном месте либо влюбленнее парочки, либо те, что захотели раствориться в моменте. Или же в нём утонуть.  Каждый день по этим дорожкам проходит огромное количество сердец: разбитых, склеенных вновь, любящих, тех, что уже никого не ищут и тех, что готовы ради любви на великое. Сейчас эти сердца принадлежат двум едва знакомым парням. Одному мирскому искусству и другому романтику до мозга костей, что так упорно игнорирует собственные желания. Двум людям, которые, по ощущениям, знакомы целую вечность. — Атмосферно… — протягивает Хван, слегка прикрыв глаза. Феликс оборачивается всего на секунду, а сердце успевает пропустить удар. Хёнджин, подобно ночному цветку, распускается во мраке. Сливается с ночным городом, становится его неотъемлемой частью. Ликс впервые в жизни видит настолько красивого и в то же время донельзя уютного человека. С ним Феликсу дышится свободнее. Может, в силу того, что они едва-едва знакомы. А, может, из-за того, что внутри что-то подсказывает: ему можно доверять. — Ой, смотри, тот ларек ещё открыт, — показывает пальцем в сторону Хёнджин. — Странно, я думал, никто уже не работает так поздно. Парни подходят ближе. «Ларёк», как его назвал Хван, на деле же является мини тиром. На стене приклеена краткая инструкция: «маленький приз от 15 попаданий, большой от 19».  — Не хочешь пострелять, раз тут открыто? — глаза у Хёнджина загораются, а Феликс слегка выгибает бровь. — Че, думаешь просру? — Да я даже не сказал ничего, — поднимает руки вверх парень. — Ага, да у тебя на лице всё написано, — наигранно обижается Хван. — В школе мы с Хо часто соревновались в меткости. Он всегда достаточно хорошо стрелял и был лучшим в классе, а я… за компанию, — говорит Хёнджин, доставая деньги из кармана. — Тоже не пальцем деланый, знаешь-ли. Разве что слепой слегка, — Феликс усмехается его словам и наклоняет голову вниз. Через мгновение в тире появляется работница, которая принимает деньги и объясняет правила: всего двадцать попыток, стоять так-то, руки держать так-то и тому подобное. Хёнджин лишь один раз кивает и начинает стрелять. У Феликса в этот момент челюсть отваливается. Парень попадает по всем банкам с первого раза, стреляет не раздумывая и чертовски метко. На семнадцатой промахивается. Пробует сбить её опять, но не выходит. В итоге тратит на одну несчастную банку в углу ещё 2 пули, всё же сбивая, и немного расстроенный отдаёт девушке винтовку. — Чёрт, я бы все сбил, если бы не эта херовина, — с раздражением говорит Хван, а Феликс искренне его не понимает. — Дурной что-ли? — голос Ли заставляет Хвана поднять на него глаза. — Да я бы в жизни ни в одну не попал! Это было так круто, Джинни! — говорит на эмоциях, а последнее слово не успевает отфильтровать. Ликс первый раз назвал его так. Назвал его «Джинни». Парню вообще не свойственно использовать уменьшительно-ласкательные, а тут на тебе. Аж самому не по себе стало. Смущённо отводит глаза в пол (что тоже крайне несвойственно Феликсу) и говорит уже менее эмоционально. — Приз хоть хороший выбери. Хёнджин кивает и подходит к витрине. Ещё несколько минут о чем-то говорит с девушкой, но Феликс не разбирает. Не вслушивается. Ли тонет в мыслях о том, как странно всё закрутилось. Планировал сходить на выставку «проветриться», а в итоге стоит посреди парка в три ночи и ждёт парня, который, видимо, ошибся профессией, став художником, а не снайпером.   Через несколько минут Хван возвращается, кинув девушке напоследок что-то вроде «берегите себя», и протягивает Феликсу две сжатые в кулаки ладошки. — В какой? — Серьёзно? — Феликс закатывает глаза, мол, что за детский сад, но потом всё же выбирает левую. — Да ладно, ты что, экстрасенс? — в руке оказывается маленькое колечко в форме сердца. А у Феликса разгорается пожар где-то на щеках. Видно, что кольцо детское, украшенное мелкими белыми камнями по краям и с бордовым крупным камушком посередине. Парень ещё несколько секунд рассматривает маленькое чудо в руке Хвана. — Симпотное, — улыбается он. — Это тебе, — подмигивает парень, а щёки Ликса, кажется, из нежно-розового становятся ничуть не бледнее того самого красного камня в украшении.  — Мне? — переспрашивает он. — Но ты же… — Ох, ну что ж поделать, — перебивает его Хван, оставляя в руке Ли кольцо и убирая свои за голову. — Придётся теперь повторить нашу прогулку. Не одному же тебе теперь с таким красивым кольцом на пальце щеголять?  — Хочешь, чтобы я выиграл тебе тоже? — план кажется до ужаса детским и таким простым, что аж зубы сводит. Но Феликс почему-то продолжает. — Ну хорошо, — согласно кивает он. — Только денег у меня нет.  — Не-а, не сегодня, так не интересно, — загадочно улыбается Хёнджин.  — Давай встретимся здесь же? Ну, скажем, завтра? Я уезжаю через два дня, по-другому не получится.  Чёрт… он же даже не местный. А Феликс только начал наслаждаться приятной компанией. Только подумал о том, что нашел человека по душе, как тут на тебе: реальность ломает розовые очки. Те самые, от которых Ликс избавился ещё будучи ребёнком. Так по какому такому поводу опять нацепил на глаза? Ну получи теперь, распишись. — Точно, ты же не отсюда, — говорит Феликс, не скрывая ноток грусти в интонации, от чего сердце Хвана начинает побаливать. Да что за дела? Он не планировал привязываться в первый же день. Конечно, Феликс запал в душу, ещё когда парень увидел его на фото, но не думал, что прикипит настолько. — На самом деле, я летом приезжаю к Хо, — вдруг вспоминает Хёнджин о своих планах, а Феликс сразу же оживляется. — Ты, наверное, в курсе, что он признался отцу и всё такое, — конечно Феликс был в курсе. Даже пытался поддержать. — Так вот, мы решили, что в этом году я приеду к нему на каникулы, а не он ко мне. Конечно, жить буду не в его квартире, а то уж слишком большая концентрация розовых соплей в одном месте, — задумывается на секунду. — Или лучше сказать «голубых»? Феликса пробивает на лёгкий смех и парень чувствует, как с груди падает что-то тяжелое. «Он приедет» - проносится в голове, а Ли не успевает прогнать эту мысль и улыбается ей себе под нос. Выглядит, наверное, как дурак. Хёнджин не лучше. Тоже плетется рядом и не знает, куда деть руки, которые вдруг стали мешаться, волосы, которые вдруг стало постоянно хотеться поправить, а губы вообще сухие - давайте обкусаем их до крови. Когда спустя десять минут подходят к небольшой этажке и наступает время прощаться, оба ещё ненадолго задерживаются у дверей подъезда. Как будто оторваться друг от друга не могут. Как будто боятся… потерять? — Спасибо, что проводил, — говорит Феликс, опуская взгляд в пол. Сегодня зрительный контакт - особенно с Хёнджином - ему даётся с трудом.  — Спасибо, что позволил проводить, — мягко улыбается парень в ответ. — Мне с тобой комфортно, — брошенная невзначай фраза, от которой по телу Ликса пробегают мелкие электрические разряды. — Дашь свой номер? — Слушай, Джинни, — опять это грёбанное Джинни! Чтоб его. Второй раз срываться с языка. — Эм, не хочешь… остаться? — Будет странно, если я останусь, — «да и вопросов лишних от парней потом не оберёшься» - думает про себя. — Ты меня уже и так до дома проводил, куда ещё страннее? — говорит Феликс, чувствуя некоторую неловкость. — И всё же, я пойду, — протягивает Феликсу свой телефон, чтобы тот вбил номер.  Феликс отдаёт мобильный, но всё никак не может заставить себя зайти в подъезд. Так и стоят: в тишине и пульсирующих где-то в висках чувствах.  Хёнджин первым разрывает зрительный контакт и делает шаг в сторону. А Феликсу кажется, что тот отдаляется на тысячи километров. Уходит, унося за собой спокойствие мирного вечера и живых эмоций, которых, как оказалось, так остро не хватало Ликсу. Парень с небрежным пучком и сигаретой в руке теперь уже один идёт по ночному парку. Сейчас он сродни тем несчастным, что бродят здесь в тени в ожидании чуда. Хёнджин не ждёт. Потому что уже нашёл своё. Проводил его до дома и усилием воли заставил себя уйти. Светлые волосы и солнце в глазах, веснушки, словно звёздочки на небе, и звонкий-звонкий смех, так ярко контрастирующий с низким голосом. Хёнджин почти утонул в парне, что на вид серьезный донельзя, а в душе отчаянный романтик, радующийся детскому кольцу, выигранному в тире, и разговорам об искусстве. Зайдя в тихую квартиру друга, Джинни с порога натыкается на Хо. Почти влетает в него, когда распахивает дверь.  — Ёмаё, ты меня чуть не прибил, — говорит Хван, отскакивая на метр.  — Ты вернулся? — выгибает бровь Ли. — А что, мне по-твоему теперь в подъезде спать? — говорит Хван, хотя прекрасно понимает, о чём говорит друг. Но остаться на ночь у мало знакомого, пусть и чертовски симпатичного парня, даже для Хёнджина слишком.  — Покурим? — дожидается кивка и закрывает за собой дверь квартиры Хо. Парни выбегают на улицу. Хёнджин достает пачку, закатывая глаза и показушно цокая, когда Минхо стреляет у него сигарету - свои в квартире забыл, гений.  — Кто выходит покурить, забывая при этом сиги дома? — Хёнджину пора бы уже давно привыкнуть к памяти друга, которой, иногда кажется, и нет вовсе.  — Зажигалку зато взял, — пытается оправдаться Хо, а затем переводит тему. — Ты же его проводил, да? — Заодно прогулялись чутка по парку, — кивает Хван, а Минхо улыбается себе под нос: Феликс никогда не ходит через парк. Говорит, там слишком шумно и людей больше, чем в Африке. И всё бы ничего, погуляли по парку, да разошлись, но Минхо родился с мозгами, поэтому в состоянии понять: дорога через парк увеличивает время пути не намного. Минут 15-20. Парни же пропадали больше часа.   А Хван тоже далеко не дурак, и Минхо это знает, поэтому говорит, не боясь разрушить идиллию:  — Ты же понял, что он тебя кругами водил, да? — спрашивает у друга, получая счастливую улыбку в ответ.  — Я обратный путь сократил раза в два, иначе до сих пор шел бы сюда, — усмехается парень, чувствуя, как в сердце распускается эйфория счастья. — Хо, я выиграл ему колечко в тире, и позвал погулять завтра! — говорит, закрывая лицо руками. А Минхо впервые видит Джинни таким счастливым. И таким… влюблённым. — И он согласился, верно? — спрашивает для приличия. И так знает, что ответом будет «да». — Кстати, почему тир работает в такое время? — совершенно обоснованно смущается этому факту Хо. — Пока выбирал колечко, разговорился с девушкой, что у кассы стоит, — начинает объяснять парень. — В общем, немного грустная история, — шумно выдыхает. — Она ждала молодого человека на первое свидание. Обещал зайти за ней ближе к ночи, но тот так и не явился… Она простояла там три часа, выплакала, наверное, всё что можно и нельзя. Я немного поговорил с ней, сказал, что могли возникнуть какие-нибудь проблемы, а если нет, парень её недостоин, и в любом случае ей лучше пойти домой.  — А Феликс что? — спрашивает Хо.  — Да он в телефон втыкал, не увидел, — отмахивается парень. — И хорошо, я думаю. А то атмосфера пошатнулась бы. Стоят ещё какое-то время в тишине, а потом Хёнджин говорит: — Хо, я волнуюсь, — смотрит на друга щенячьими глазками. — Я хочу его удивить, но не знаю, как. — Дурачок ты, Джинни, — мягко говорит Хо, кладя руку на родное плечо. — Тебе не нужно из кожи вон лезть, чтобы его удивить. Ты только подумай, он вёл тебя кругами к своему дому, лишь бы подольше не расходиться, согласился на второе свидание и даже принял детскую безделушку, выигранную в тире.  Слова Хо пульсируют в висках чем-то необыкновенным. Сегодня абсолютно всё кажется нереальным: первая в жизни большая выставка, прогулка с самым красивым парнем в мире, атмосфера ночного сеульского парка. Хвана от этого волшебства аж глаза щиплет. Ещё немного и радугой проблюётся.  Ещё немного Хёнджин стоит на свежем воздухе, окутанный сигаретным дымом и эмоциями прошедшего дня. Поднимает глаза к звёздам, чей свет изрядно глушат городские фонари, но даже так видит в ночном небе сходство с рассыпавшимися на лице Ликса веснушками.