Сегодня волосы длинные, а завтра короткие

***

− Холмс! Вы никогда в это не поверите, − воскликнул я, удручённо вешая шляпу на крючок и швыряя пальто на кресло, где оно приземлилось в беспорядке. Я стоял посреди гостиной в доме 221Б и смотрел на своего друга, который в этот самый момент сидел за нашим столиком у окна и рассматривал что-то крошечное и, очевидно, непостижимое с помощью своей увеличительной линзы и пинцета. − Я уверен, что не поверю, − сказал он, глядя на меня снизу вверх, приподняв бровь, − но, полагаю, я должен рискнуть высказать предположение. Неужели у миссис Хадсон снова подгорела картошка? Хотя я не могу уловить никакого едкого запаха. Возможно, инспектор Грегсон сейчас лежит в кататоническом состоянии у подножия нашей лестницы, предприняв неудачную попытку подняться по ней, не сбившись с дыхания? Возможно... − Холмс, − прервал я его, − это гораздо хуже, чем любая из этих вещей! «Тейлор» закрыл свои двери! Холмс медленно моргнул, затем покачал головой и вернулся к работе пинцетом. − И это всё? − лениво протянул он. − Я думал, что это что-то важное. − Но это так! − раздражённо возразил я. − Тейлор − единственный компетентный парикмахер в пределах пешей досягаемости, и я посещал его раз в две недели в течение последних пяти лет, как вам прекрасно известно. А теперь он закрыл лавку, освободил своё помещение, и всё это без единого предупреждения, и Холмс, что, чёрт возьми, мне теперь делать? Мой друг вздохнул. − Найти другого парикмахера? − безрезультатно предложил он. − «Лэнгдонс» находится всего в нескольких минутах езды на извозчике, он вам очень поможет. − Нет, он бы не помог, − отрезал я, бросаясь в кресло и раскрывая утреннюю газету. − Он не имеет ни малейшего представления о том, что делать с моими волосами или усами, не лишив их ни того, ни другого возможности для спасения. Я больше не пойду к нему. − «Смит и Кертин» находятся в пяти минутах езды в противоположном направлении. «Рингерс» находится в десяти минутах езды. «Ларчерс» находится в семи минутах езды на восток, если вы не возражаете против того, что по пути вам придётся долго ехать по ухабам. − Пиф, паф, паф, − сказал я, непреднамеренно отбрасывая газету в своём ничем не сдерживаемом отвращении. − Все они ужасны, а расценки Рингера грабительские. Я бы скорее позволил миссис Хадсон огреть меня по голове розовыми ножницами. − Я совершенно уверен, что вы этого не сделали бы, − ответил Холмс. − Уотсон, вы ведёте себя как медведь. И медведь с невероятно высокими стандартами в том, что касается парикмахеров. На то, чтобы подстричь ваши волосы, уйдёт всего мгновение; теперь это вряд ли похоже на неухоженный лес, не так ли? Точно так же ваши усы не доходят до коленных чашечек; я не вижу ни проблемы, ни причины вашей паранойи. У меня есть маникюрные ножницы. Я подстригу ваши волосы, если вы позволите − хотя бы для того, чтобы прекратить ваше адское блеяние. − Вы когда-нибудь делали такое раньше? − проворчал я, выглядывая поверх своей газеты. Холмс пожал плечами, неопределённо жестикулируя пинцетом. − У меня есть опыт работы с инструментами различных размеров и описаний, − сказал он, − и я считаю себя знатоком всех из них. Маникюрные ножницы − это инструмент. Само собой разумеется, что я должен быть искусен и в этом. Я сделаю всё возможное, чтобы не задеть одну из ваших главных артерий, Уотсон, пожалуйста, поверьте мне. − Что ж, я надеюсь на это, − сказал я встревоженно, − потому что у меня здесь нет оборудования для проведения какого-либо экстренного переливания. Тогда очень хорошо, Холмс, если вы чувствуете себя уверенно. Вы не могли бы быть хуже меня. Мне нужна только самая маленькая стрижка, мой дорогой друг. Холмс встал, пересёк комнату и ненадолго исчез в своей спальне, после чего появился, держа в руках маленькие ножницы, которыми он для пробы помахал передо мной. Он поставил стул с прямой спинкой в центр коврика у камина и жестом пригласил меня сесть на него. Я сделал это с некоторым трепетом. Внезапно я задумался, не будет ли, в конце концов, более уместным посетить «Рингер». Я пригладил волосы, проверил их длину и прикинул про себя, сколько я могу позволить своему дорогому другу отрезать. Холмс раскладывал вокруг меня на полу старые газеты. Он выпрямился и уверенно улыбнулся. − Ну вот, − сказал он, чиркнув маникюрными ножницами в воздухе, − я думаю, мы готовы начать. Уотсон, не морщитесь, в моих руках вы в полной безопасности. − Пожалуйста, Холмс, помните, − сказал я, поднимая палец, − всего лишь на долю дюйма, не более. − Конечно, конечно, − нетерпеливо ответил он, − я знаю, что делаю. Я много раз наблюдал за своим собственным парикмахером в зеркале. С другой стороны, вы, случайно, не пользуетесь услугами моего парикмахера, но это не имеет большого значения. Не увиливайте, Уотсон! Успокойтесь, дорогой. Сейчас начнём. Мой друг начал подразать волосы на моём левом виске. Я едва заметно отшатнулся от него. Он фыркнул и крепко обхватил мою голову свободной рукой. Чирк. Чирк. Краем глаза я мог разглядеть отдельные пряди, падающие с моей головы на задумчивый новостной листок. Холмс что-то напевал, работая. Он довольно приятно провёл пальцем по моему левому уху, и я, наконец, начал расслабляться и снова прислушиваться к ритмичному звуку мягко скрежещущих ножниц. Дойдя до моего затылка, Холмс остановился, по-видимому, для того, чтобы обдумать наилучший способ передвижения по прямой, а затем принял решение и продолжил свой путь. Ещё одна пауза. − Там, сзади, всё в порядке? − спросил я, приоткрывая один глаз, скорее жалея, что у меня нет такого глаза на антенне, как у насекомого, чтобы я мог протянуть его назад, чтобы проверить достигнутый к настоящему времени прогресс. Холмс пробормотал себе под нос какое-то слово, которого я не расслышал. − Что это было, мой дорогой друг? Я не совсем вас расслышал. − Чушь собачья, − сказал Холмс. − Уотсон, похоже, я действительно сразал больше у вас на затылке. Я искренне приношу свои извинения. − Что вы наделали? − спросил я. В лёгкой панике я попытался повернуться, но Холмс крепко держал меня. − Не двигайтесь, − проинструктировал он, − и, ради всего Святого, перестаньте извиваться. Я не могу сейчас остановиться, иначе одна сторона вашей головы будет сильно отличаться от другой. Я должен продолжать. Я уверен, что всё обернётся к лучшему. − Холмс, что вы со мной сделали? − Я изо всех сил вытянул шею, чтобы посмотреть на пол. У моих ног было разбросано больше волос, чем я расчитывал увидеть. Но я не мог убежать, потому что Холмс добрался до моего правого уха и отрезал над ним так, словно от этого могла зависеть его жизнь. Он больше не напевал. Напряжение было ощутимым. − Холмс, если у меня пойдёт кровь, я брошу вас в камин, − строго сказал я. Он попытался рассмеяться, но смех получился пронзительным, задыхающимся и полным мрачного предупреждения. − Терпение, мой дорогой, терпение, − сказал он, всё же замедляясь. − Я почти закончил. Ой. Нет, Уотсон, не сопротивляйтесь, это было пустяком, теперь мы здесь... Прошло десять бесконечных секунд, и Холмс с размаху чиркнул надо мной маникюрными ножницами. Он с опаской обвёл взглядом мою голову. И попятился. Мои руки тут же потянулись к волосам. Я провёл по вискам, потёр за ушами и похлопал по затылку. И похлопал ещё немного. Я почувствовал несоответствие. Мои пальцы недоверчиво пробежались по линии роста волос. − Холмс, − тихо сказал я, − кажется, на этом участке у меня нет волос. − Я указал вслепую. − И здесь тоже. − Я снова указал пальцем. − И эта область здесь тоже кажется очень разреженной. Не могли бы вы передать мне зеркало? − Нет, − ответил Холмс, − у меня нет зеркал. − Он искоса взглянул на меня. − У нас действительно есть зеркала, − спокойно сказал я. − Пожалуйста, принесите мне одно. − Я бы действительно предпочёл этого не делать, − сказал он. − Прекрасно, − повысил я голос, − тогда я принесу одно для себя. Я вышел из гостиной и поднялся по лестнице в свою спальню, чтобы взять ручное зеркальце с прикроватного столика. Держа его под углом к затылку, я, прищурившись, посмотрелся в большое настольное зеркало на моём комоде. Если Холмс и услышал мой истошный вопль, то не соизволил поинтересоваться его причиной, поскольку, конечно, прекрасно всё понял. Я с грохотом сбежал вниз по лестнице и широко распахнул дверь в гостиную. Холмс стоял у дивана; он слегка отскочил назад, когда я вошёл в комнату. − Уотсон... − начал он. Я прервал его. − Ни слова, − сказал я. − Ни единого чёртова слова. Я снял с крючка свой котелок и нахлобучил его на голову. Я взял своё пальто и перекинул его через руку. − Я собираюсь обратиться в компанию «Смит и Кертин», − сказал я, − в надежде, что они смогут каким-то образом возместить ущерб, который вы мне причинили. − Искусство цирюльника сложнее, чем я думал вначале, − сказал Холмс в качестве бесполезного объяснения. − Я подумал, что, возможно, в следующий раз мне стоит попробовать ножницы побольше? − И ад замёрзнет раньше, чем вы это сделаете! − пролепетал я, изо всех сил стараясь не рассмеяться, но не смог удержаться от смешка, таким несчастным и сожалеющим было выражение лица моего друга. − Может, вы и великий детектив, Холмс, но талантливым парикмахером вы точно не являетесь. Я вообще не могу себе представить, почему я позволил вам приблизиться к моей голове. Холмс просиял, услышав мой смех. − Слепая вера, мой дорогой друг, − сказал он. − Но практикуя, станешь искусным, и конечный результат, несомненно, будет лучше, чем у миссис Хадсон с её розовыми ножницами? Да, я действительно так думаю. Оу! Уотсон! Похоже, я прицелился своей утренней газетой не лучше, чем Холмс своими маникюрными ножницами, хотя она достаточно удачно отскочила от его подбородка. Я спустился вниз и вышел на улицу, чтобы поймать экипаж для поездки в «Смит и Кертин». Солнце слабо пробивалось сквозь облака. Я поправил свой котелок.