Обними меня

      Чун Юнь, не жалея ног, из-зо всех сил мчится в сторону реки. Его дыхание до ужаса сбилось, хотя в его случае это весьма удивительно, ведь с такой физической подготовкой и ежедневными пробежками не должно быть безобразной отдышки, словно у ленивого домоседа. Щеки Юня буквально горят от смущения, а сильный, прохладный ветер, который бьется ему навстречу в лицо, помогает хотя бы немного остудиться.       Когда-то в тени одиноко стоящего дерева, покачивающегося из стороны в сторону, Чун Юнь прятался вместе с Син Цю от испепеляющего солнца. Последний лежал на траве, положив голову на колени молодого мага, облокотившегося о широкий ствол дерева. Пока мальчишка ел увлеченно любимое мороженное, Син Цю внимательно рассматривал его лицо. Тогда Чун Юнь впервые услышал странную фразу, вырвавшуюся из уст друга. «Обними меня», — сказал он. Однако, увидев непонимание во взгляде собеседника, Син Цю сразу же отшутился, придумав, что это короткая и бессмысленная цитата из очередной прочитанной им книги. Но Чун Юнь не глуп и понял все с самого начала. А позже, когда они расходились по домам, он прижал его к своей груди, как тот и хотел. С тех пор просьбы об объятиях стали слышаться все чаще, и они не были проигнорированы. А со временем они вовсе стали зависимы от нежных прикосновений друг друга.       Сейчас Син Цю даже просить не надо, крепкие, но весьма нежные руки экзорциста сами обвивают его талию, и он всегда оказывается прижатым к чужой груди. А ведь все взаимно, и это баснословно кружит головы обоим. В душе Чун Юня бушует огромное количество эмоций после объятий, отчего он каждый вечер переполняется мыслями только об одном человеке. «Тетушка, мое сердце бьется, как в агонии, и тело бросается в жар, когда он находится рядом. Я не понимаю, что это за простуда такая странная...» — признался он при последней встрече с Шэнь Хэ, на что та предположила о так называемой любви, которую сама знала лишь понаслышке.       Как только Чун Юнь добегает до раннее договоренному месту встречи, тут же обессилено, больно падает коленями вниз и пытается перевести дыхание, твердо оперевшись руками о песчаный грунт. Он не может понять, то ли сам прибыл рано, то ли друг соизволил опоздать. Хотя в последнее не охотно верится, ведь сын торгового представителя всегда пунктуален, если сам проявляет инициативу. Чун Юнь оглядывается по сторонам, но никого не замечает. Время подходит к вечеру, солнце касается горизонта и раскидывает свои оранжевые лучи по всей округе, окрашивая в нежные цвета небо и землю. Тут вновь поднимается прохладный ветер, заставляя шелестеть листья рядом стоящего песчаного дерева, а под ним слышится шуршание страниц, что перелистываются одним за другим. Лежащая в зеленой травке книга принадлежит Син Цю, а это значит, что он должен быть здесь, но где? В груди Чун Юня от волнения начинает бешено стучаться сердца, нагоняя больше тревоги. Он сидит на своих согнутых ногах и, вытянув голову, пытается найти взглядом знакомый силуэт. Однако до его ушей быстро долетает звонкий, задорный смех.       — Син Цю? — спрашивает Чун Юнь, поднимаясь с колен.       Он подходит ближе к реке и, раздвигая по обе стороны длинную сухую траву, растущую из-под воды, замечает лежащего юношу, расслабившегося на гладкой поверхности воды. Худенькое, аристократично бледное на вид тельце легонько покачивается на месте из-за появившегося ветра. Дорогие одежды из импортного материала давно промокли до ниточки, а синие локоны нежно колышутся в воде. С лица Син Цю не спадает жизнерадостная улыбка, однако, несмотря на веселый нрав друга, Чун Юнь бросается к нему в воду, чтобы помочь выбраться.       — Ты из ума вышел что ли? А если с тобой что-то случится? — он оказывается по пояс в прохладной воде и грозно смотрит на Син Цю, нахмурив домиком брови, но в ответ получает лишь задорный смех, какой и слышал ранее.       — Ха-ха-ха! Ты бы видел свое лицо! Я всего лишь хотел охладиться, — парнишка довольно вздыхает и уже спокойно устремляет взор на небо, переливающееся нежными оттенками вечернего солнца. — Знаешь, мне всегда было интересно: а что, если я прыгну в реку, за мной кто-нибудь нырнет? Хах, это, наверное, глупо, да?       Чунь Юнь внимательно следит за чужим выражением лица и молчит, не давая ответы вопросы. Он подмечает, что глаза друга чуть красные, но вот не может определить: это вода стекает по его лицу или слезы? Возможно ли то, что сильный на вид духом господин позволил себе поплакать в одиночестве? От этих мыслей у молодого экзорциста перехватывает дыхание, однако он тут же приходит в себя, когда ощущает на своей груди что-то влажное. Два мокрых кулачка обхватывают ткань одежды Чун Юня и тянут вниз. Син Цю пользуется моментом, прижимается своими тонкими губами к горячим губам юного мага и утягивает за собой под воду.       Позже, выбравшись из реки, Чун Юнь плюхается на землю. За последние полдня его сердце не переставало бешено биться: то это из-за порхающих в животе бабочек, то из-за злости или даже страха. Молодой господин выглядит так, будто его знатно потрепало. На коленях откуда-то все еще кровоточащие ссадины, одежда вся насквозь мокрая, а тяжелые волосы прилипли к розоватому лицу. Он падает безмолвно возле Чун Юня, и они продолжают вместе молчать. Юнь вспоминает неожиданный поцелуй и касается пальцами своих губ.       — Холодно, — процеживает сквозь стучащие от холода зубы Син Цю и обнимает себя за плечи.       — Тебя обнять?       — Угу.       Чун Юнь обхватывает рукой Син Цю, прижимает поплотнее к себе и робко целует того в висок, отчего уши его загорелись, словно обжигающим пламенем. Но никто из них никак не отреагировал, будто так оно и надо. Это правильно.       Так они и досидели молча в обнимку, провожая закат за горизонт.