Сквозняк

      Форточка была приоткрыта, и с улицы несся леденящий душу ветер, такой, который заставил меня вздрогнуть, когда я пересекла порог кухни. На мне была лишь футболка и нижнее белье, и потому оледенела я моментально. Захотелось съезжиться и окутаться в плед, сесть у камина, которого в этой квартире не было, и выпить чашку горячего чая. Мои пятки превратились в лёд сразу же; дыхание свело. Но она...       Она стояла прямо у форточки, находясь в майке и домашних пижамных штанишках. Кажется, что она даже не дрожала. Просто смотрела куда-то вдаль, будто загипнотизированная светом луны, и курила сигарету. Я поняла, что это была не первая, потому что на столе валялось еще несколько окурков. Я уже собиралась возмутиться их нахождению на деревянной столешнице, но когда Элина посмотрела на меня, я замерла, припечаталась в стену. Это был слишком суровый взгляд, он пронзил меня, ударил по рёбрам и заставил ощутить себя так, будто я... Будто я убила кого-то. Почему она так смотрит на меня?       На часах 4:00, я уснула несколько часов назад, после прошепченного «Спокойной ночи, котик». Она поцеловала меня с нежным и влюблённым взглядом, не давая ни на минуту усомниться в том, что происходит между нами. Но за эти часы она изменилась, а от её теплой улыбки и того взгляда не осталось и следа – все растворилось. У меня заболело где-то внизу живота, волнение настигло с бешеной скоростью, а сердце забилось по всем канонам тахикардии. Я была напугана.       – Что... Что произошло? – резко выкрикнула я и подбежала к ней, совершенно забыв, что в комнате стоял сквозняк. Она оттолкнула меня, когда расстояние между нами стало несоизмеримо малым. Я совершенно не поняла этого.       – Я все знаю, – это звучало, как выстрел по вискам.       – Что? Что ты знаешь? – нервно переспросила я, а сердце упало куда-то в пол. Неужели она...       – Не делай вид, будто ты не понимаешь, о чем я говорю, – её тон был низок, в голосе звучали металлические нотки, она была самой сталью. С холодным взглядом и ледяными пальцами, которые я почувствовала, когда она оттолкнула. – Как долго ты ещё планировала скрывать свой обман? Как долго ты ещё собиралась держать меня в дураках? Где оно?       – Кто?! – от нервов я снова закричала. Наверное, я уже в этот момент догадывалась, что она имеет в виду.       – Твоё обручальное кольцо.       После этой фразы мир у меня разделился на до и после. Обычно в такие моменты в голове в тарелки бьют обезьяны, а у меня звучал крик отчаянных чаек и шум волн, разбивающихся о скалы. Я зажмурила глаза и отошла назад, уперевшись в газовую плиту. Свет в комнате вдруг показался мне слишком едким.       – Элин, я могу все объяснить, – процедила я, осознавая, что мой обман был раскрыт.       – О да, я верю, что ты можешь объяснить. Придумаешь очередную историю о том, как тебе нужно уехать к родственникам?       И правда, мне можно было выдать Нобелевскую премию в сфере лжи. Почти полгода я скрывала от своей любимой женщины факт, что была замужем. Когда я не могла с ней видеться, то врала, что уезжала к семье в родной город, а когда я была у неё, то врала об этом своему мужу. Но с счастьем в сердце я переступала порог лишь её квартиры, где каждый раз мечтала быть затисканной в тёплых объятиях.       Мне стоит объяснить: я её любила, и это было самое важное в данном вопросе. И ещё... я ненавидела своего мужа. Он гадкий и подлый мужчина, заставивший верить меня в то, что моё место лишь у плиты, что все мои друзья – подонки, что я не должна по пятницам выходить гулять с подругами и вообще заниматься чем-то, что мне по-настоящему нравится. Долгие годы он вселял в меня эту мысль, в которую я искренне верила, пока жизнь не столкнула меня с ней – моей любимой, как я теперь её называла, которая показала мне, как это – чувствовать, что тебя любят и любить в ответ. Всем сердце. Каждой капелькой души. Которой у меня, наверное, в этот момент не стало.       – Элин, но как ты..., – начала произносить я, но договорить не успела. Девушка меня перебила.       – Как я узнала, Ань? Как я узнала? Серьёзно? Посмотрела в твой паспорт! – она размахнула руками и потушила сигарету о пепельницу, бросив окурок к остальным.       – А зачем ты туда полезла! – вскрикнула я, хотя совершенно было очевидным: злиться и что-либо предъявлять я не имела право. От слова совсем.       – Эм... Сейчас так важно, зачем я полезла туда? Больше интересно, что я там нашла.       Девушка криво ухмыльнулась, и я увидела, как её рука потянулась за очередной сигаретой. Мне хотелось выкрикнуть «Прекрати курить! Ты уже скурила почти всю пачку!». Но этого не потребовалось. Ведь она уже скурила всю пачку. И нервно отбросила упаковку в сторону, обнаружив в ней пустоту, а затем одарила меня прожигающим взглядом, от которого мне сейчас хотелось спрятаться. Он испепелял и до этого я никогда не видела её такой злой и разочарованной. Точно не по отношению ко мне. Моя милая нежная Элина. Где она была сейчас?       По её действиям и стеклянным глазам было понятно, что её душа наполнена болью, расцарапана, и не кинжалами, а лишь одной страницей в моем паспорте и правдой, которую я тщательно пыталась от неё скрыть. Но, видимо, в этом я была не так хороша, как в придумывании лжи.       Мне хотелось наброситься на неё, стиснуть в своих объятиях, согреть от жуткого холода. Но я испугалась. И не её действий, которые она могла бы сделать по отношению ко мне или к этой кухне и предметам, находящимся в ней. Я испугалась того, что она почувствует в этот момент. А что она чувствует сейчас? Любит ли меня так же сильно, как в прошлом дне? Считает ли она меня омерзительной? Сможет ли дать шанс хотя бы на объяснение? Вопросы нависли в воздухе, моё дыхание уже давно свело, а из носа от запредельно низкой температуры в комнате потекли сопли. Я подошла к окну и захлопнула форточку.       – Ты простудишься, – произнесла я, думая, что проявив заботу, смогу растопить её вмиг заледеневшее сердце.       – Плевать, – грубо отчеканила она, дав мне понять, что насчёт заботы я была не права.       – Элин, я все объяс...       – Аня. Может, ты уже свалишь? – выпалила она фразу, которая меня отрезвила, подбросила к какому-то мучительному озарению. Эта девушка не хотела меня больше знать. И что я могла с этим поделать? В этот момент уже ничего. Я горько вздохнула и подошла к графину, в котором, как назло, не было воды и поэтому мне пришлось подойти к крану и выпить оттуда. Сделав это, я медленно попятилась в комнату собирать свои вещи. Каждый шаг до спальни Элины ощущался, как поход по гвоздям.       Слезы потекли градом, в душе меня растерзало на миллионы кусочков. Я выла, и делала это хоть и громко, но совсем не наигранно. И не потому, что хотела, чтобы она меня услышала. А потому, что мне казалось, что так я смогу заглушить разрастающуюся боль. Я просто ненормальная. Неадекватная. Я предала человека, которого любила больше всего. Рассказав я ей сейчас правду о том, что я на самом деле ненавижу своего мужа и что собираюсь развестись с ним, я ничего не добьюсь. Я уже потеряла её доверие и смешала её чувства с грязью. И навсегда вычеркнула себя из её жизни. А вот её... Навряд ли теперь я смогу забыть о ней и о всей той любви, которую она мне давала. Черт, надо было рассказать ей с самого начала! А я всего лишь трусиха. Меня научили быть таковой. Мне ведь внушали, что я беспомощна. Без людей я никто. И без Элины – никто.       Собрав вещи и одевшись, я встала в дверном кухонном проеме, глядя на Элину, которая зачем-то вновь открыла форточку и теперь нервно вдыхала воздух оттуда. Она меня, наверное, не заметила или сделала такой вид, а вот я увидела рядом с ней открытую бутылку коньяка. Мне захотелось снова подойти к ней, отобрать у неё алкоголь и прижать к себе – от страха потерять её, ведь сейчас я ещё не осознавала, что уже потеряла её. И это... навсегда?       После двух минут непрерывного разглядывания своей девушки, я наконец решилась переступить порог и собрать со стола все окурки и выкинуть в мусорное ведро. Пока что-либо сказать я боялась. Я положила на столешницу ключи от её квартиры, которые она мне дала, чтобы я смогла заходить к ней, даже когда ее нет дома, и кормить её пса, расставание с которым мне так же, я была уверена, дастся тяжело. Только после того, как ключи стукнули по деревянной поверхности, я смогла заговорить.       – Пока, Элина. Пока.       В комнате царило молчание. Элина стояла ровно, даже ни разу не пошатнувшись. Я зачем-то вспомнила, что эти пижамные штаны, в которых она сейчас находилась, подарила я, и эта мысль в моей голове была разрушающей. А ветер продолжал бить по лицу Элины.       Я неуверенно подошла к ней сзади и легонько прикоснулась кончиками пальцев к её спины, отчего девушка вздрогнула, но не развернулась. Я оставила на её плече мягкий поцелуй и постаралась обвить её талию руками, но она остановила это действие своим цепким хватом.       – Не думай, что ты сможешь этим что-либо изменить. И извинений мне от тебя не нужно. Аня, просто уходи! – она буквально прошипела последнюю фразу.       – А можно... Можно тебя хотя бы поцеловать на прощание? В последний...       – Нет, – отрезала Элина, а затем перестала быть такой резкой. – Уходи... Прошу...       Последние её фразы звучали как безысходность. Как смирение. Как принятие неизбежного. Я понимала, что и мне, и ей это дастся крайне болезненно и ядовито. Но это было ничто иное, как необходимость. Понимание, что я не смогу её поцеловать в последний раз и больше никогда заставило меня разрыдаться вновь.       – Прости меня... Я люблю тебя... Я могла бы все объяснить... Если бы ты мне только позволила! – я перешла на крик, но Элина была непоколебима. Она всегда была таковой. Сдержанной. Рациональной. Уверенной. Я понимала, что бессильна. Мне ее не переубедить. Мне ничего не исправить. Мне ее не вернуть.       Поэтому я пошла в коридор и когда открывала выходную дверь, то разбудила пса Элины – чёрного лабрадора, который тут же подбежал ко мне.       – Ричи... – с горечью произнесла я, до безумия разрываясь внутри от того, что этой ночью я потеряла двух близких. – Я знаю, что ты, в отличие от меня, никогда не предашь её. Ты хороший пёс. Береги её.       Больше я уже не могла выдерживать, поэтому схватив свою сумку, я молниеносно выпорхнула из дома и когда очутилась уже на улице, то пала на землю. Наверное, я сделала это с такой силой, что разбила коленки. Но мне было все равно. Пока на улице стояла метель, в моей душе проносилось цунами. И я схватилась за голову, утопая в море своих слез.       Я поняла, что перед выходом не закрыла форточку.