Искусство любви

      – …а потом она отдалась мне, забыв все свои клятвенные заверения в том, что между нами, тёмным магом и светлой жрицей, ничего общего не может быть. Мне стоило лишь посмотреть ей в глаза, коснуться её руки – и вот она уже готова забыть все священные догматы своей веры. Мы слились в единое целое под всевидящим оком Паладайна, и нам обоим это доставило большое наслаждение.       Даламар слушал Рейстлина с вежливым вниманием, кивая в нужных местах и старательно изображая на лице восхищение талантами своего шалафи – он, оказывается, не только в магии силён, но и в соблазнении непокорных жриц! Про себя он тихонько посмеивался, даже пару раз не смог сдержать улыбку, но Рейстлин, торжественно расхаживая по кабинету и повествуя о своих подвигах на любовном поприще, ничего не замечал. Когда он бросал испытующий взгляд на ученика, Даламар, за годы жизни в Башне изучивший шалафи как много раз перечитанную книгу, смотрел с неподдельным восторгом и признанием его, Рейстлина, превосходства. Да, господин мой, я нисколько в вас не сомневался, сразу было понятно, что жрица не устоит перед вами, одного вашего слова достаточно, чтобы она сорвала с себя платье и позволила вам делать с ней что угодно… О, разумеется, вы искусный любовник, и ночь, проведённую с вами, Крисания Таринская будет вспоминать до конца своих дней.       Чрезвычайно довольный Даламаром – но в первую очередь, конечно, самим собой – Рейстлин ушёл в спальню, даже не догадываясь о диалоге, который получасом раньше состоялся у Даламара с Крисанией в этой же самой комнате.       – …это было ужасно. Прости за столь интимные подробности, но я так и не смогла с ним расслабиться и уж тем более получить удовольствие. Он был занят только собой. И к делу приступил сразу же, словно это ещё одно заклинание, которым ему нужно овладеть. Он буквально набросился на меня, я была не готова, я не хотела этого, и он ничего не сделал, чтобы изменить это… даже не пытался! Как с неживой куклой обращался, даже до поцелуя не снизошёл, что уж говорить о… ты понимаешь, о том, что настраивает женщину на нужный лад. Мне кажется, Рейстлин видел женщин только на картинках в книгах. Мне бы хотелось забыть эту ночь, но, боюсь, я буду вспоминать её до конца своих дней.       Даламар внимательно слушал Крисанию, сочувственно качал головой и соглашался с ней в том, что магией Рейстлин Маджере владеет, несомненно, лучше, чем искусством любви. Но всё-таки был подчёркнуто невозмутим, держал свои эмоции под безупречным контролем, даже не позволил себе ни разу улыбнуться. И только оставшись один, дал волю смеху, который шалафи не услышал, потому что был слишком занят воспоминаниями о торжестве своей победы над жрицей.       Даламар знал, что скоро Рейстлин придёт к нему снова – и Рейстлин действительно пришёл. Три дня спустя, с несвойственной ему робостью замявшись на пороге, явно сомневаясь, стоит ли вообще откровенничать с учеником. Но Даламар, как всегда, был бесконечно предупредителен: поднялся из кресла, опустил перед учителем голову, посмотрел на него с обычным выражением готовности исполнить любой приказ, что угодно выслушать, помочь, поддержать – любое ваше желание, шалафи, будет исполнено. Рейстлин успокоился. Опустился в кресло, коротким жестом разрешил ученику тоже сесть, уставился в камин и замолчал надолго. Впрочем, Даламар его не торопил и всем своим видом показывал понимание и уважение к этой затянувшейся тишине. Да, мой господин, вам нужно собраться с мыслями, не торопитесь, я буду ждать столько, сколько потребуется.       Наконец Рейстлин повернулся к нему и нарочито небрежным тоном начал:       – Мне… нужен твой совет, Даламар. Я не понимаю, что происходит с Крисанией. С тех пор, как мы провели ночь вместе, она будто… не хочет видеть меня больше. Из своих покоев почти не выходит, если случайно сталкивается со мной – торопится скорее уйти прочь, на вопросы отвечает уклончиво. Я правда не понимаю, ведь наши с ней отношения должны измениться? Она же стала моей… во всех смыслах этого слова, душой и телом, она принадлежит теперь мне, а не своему бесполезному богу, разве не должны были исчезнуть все преграды между нами, разве она… в конце концов… не должна возжелать повторения той ночи, предложить мне себя… снова? Она, кажется, говорит с тобой больше, чем со мной, объясни мне, что происходит, я запутался совсем.       Таким растерянным и смущённым выглядел Рейстлин, когда, запинаясь и путаясь в словах, пытался говорить о вещах, в которых ничего, совершенно ничего не понимал, так внезапно он растерял всё своё высокомерие, что Даламару стало его по-настоящему жаль. Он терпеливо дослушал до конца сбивчивой тирады, выдержал паузу, чтобы Рейстлин смог хоть немного прийти в себя, и ответил:       – Шалафи, вы знаете, как глубоко я восхищаюсь вами, как благодарен вам за те сокровенные тайны и знания, которые вы передали мне, за то, чему вы научили меня. Но, и прошу прощения за свою непозволительную дерзость… любовь – искусство не менее сложное, чем магия. И, к сожалению, вы ещё не вполне им овладели.       – Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что я неправильно обращаюсь с Крисанией? Что та ночь… как бы это ни было невероятно… не понравилась ей? Что она сказала тебе, говори же, ну!       О, этот повелительный, резкий тон, так хорошо знакомый Даламару. О, это презрительное выражение лица и надменно сжатые губы, этот взгляд, испепеляющий на месте того, кто посмел усомниться в величии Рейстлина Маджере. Всё исчезло за секунды – Рейстлин обмяк в кресле, беспомощно обнял себя руками за плечи и вскинул на Даламара отчаянные, полные мольбы глаза.       – Объясни мне, что я сделал не так. Мне казалось, ей было… так же хорошо, как мне. Она же… ну… не сопротивлялась и позволяла мне делать с ней всё, что угодно, по её лицу и… звукам, которые она издавала… по всему её поведению мне казалось, что всё идёт как надо и даже лучше. И… когда мы подошли к высшей точке наслаждения, она… вместе со мной, одновременно… я же видел, что она получает удовольствие, я видел!       – Шалафи, – Даламар продолжал говорить тихо и вкрадчиво, ничем не выдавая своих истинных чувств. – Женщинам куда труднее достичь… высшей точки наслаждения, чем мужчинам, и, если не быть особенно чутким к тому, как они реагируют на ваши действия в постели, можно и не заметить, что на самом деле им… не так уж хорошо. Женщины, к тому же, умеют притворяться, чтобы не оскорбить мужчину, который не смог… как следует их удовлетворить.       На лице Рейстлина отразился такой явственный испуг, что Даламар пожалел о последних словах – видимо, всё-таки перегнул палку. С шалафи нужно быть аккуратнее, его болезненно хрупкое самолюбие может и не выдержать такого удара.       – Но почему… почему ей не было хорошо со мной? Она испытывает ко мне страсть, я в этом не сомневаюсь, я видел все эти жаркие взгляды, которые она украдкой бросала на меня… и ведь она же в ту ночь сама пришла ко мне, почти неодетая, с очевидными намерениями, которые я и поддержал. Что мне нужно было делать, Даламар? Пожалуйста… прошу тебя, объясни.       «Неужто сам Рейстлин Маджере унизился до того, чтобы о чём-то попросить… да ещё кого – жалкого эльфа, своего нерадивого ученика, который и близко не стоял к его величию?» Даламар усмехнулся про себя, встал и подошёл к Рейстлину – пока ещё не совсем вплотную, стремительное сближение могло его спугнуть.       – Если вы доверяете моему опыту в столь важном вопросе, я, разумеется, помогу вам, шалафи. Как вы открыли мне тайны магического искусства, так и я… поведаю вам о некоторых секретах искусства любви, которыми успел овладеть. Да, и мои знания в этой области не безупречны, но даже не сомневайтесь, что вторая ночь с Крисанией пройдёт неизмеримо лучше первой.       Рейстлин ловил каждое слово, в его глазах разгорелся лихорадочный огонь. Он даже не заметил, как ученик сделал ещё несколько шагов вперёд и теперь смотрит на него сверху вниз, пристально, изучающе. Он слишком сильно хотел подчинить себе Крисанию и заполучить в свои руки ключ к Вратам Бездны, и ради этого был готов поступиться даже своими строгими принципами насчёт отношений ученика и учителя. Сейчас они поменялись ролями. Даламар повелевал, а Рейстлин покорно следовал его воле. Перспектива этого, признаться, вскружила Даламару голову и вызвала сладкую дрожь вдоль позвоночника. Что ж… пора начинать урок.       – Нельзя просто накинуться на женщину, даже если вам обоим хочется, чтобы ваши отношения перешли в несколько иную плоскость. Предварительный этап ничуть не менее важен, чем основной процесс, не стоит пренебрегать им. Женщина должна расслабиться. Почувствовать себя в покое и безопасности рядом с вами… доверие, шалафи, в такие моменты особенно значимо. Нужно создать атмосферу, которая поможет и вам, и вашей возлюбленной настроиться на романтический лад. Например, свечи…       Даламар повернулся спиной к Рейстлину, напряжённо внимавшему его словам, и достал с верхней полки шкафа пару красивых витых свечей. Установил их в подсвечники, зажёг простеньким заклинанием – по комнате поплыл лёгкий сладковатый аромат; огоньки плавно качались на фитилях, Рейстлин наблюдал за ними, как заворожённый, словно впервые в жизни видел.       – Вам нравится, господин мой? Не забывайте об этом в следующий раз, атмосфера очень важна. И немного вина, на вкус вашей избранницы, добавит к ней особую дурманящую нотку. Вино раскрепощает, помогает унять тревогу и волнение, естественные перед первой ночью как у мужчин, так и у женщин…       Заранее приготовленные бокалы, наполненные вином, стояли на столике возле кровати Даламара. В стекле красиво отражались отблески свечей. И Рейстлин сосредоточил взгляд уже на них, старательно избегая смотреть ученику в глаза; даже в полумраке комнаты было заметно, как румянец залил его обычно бледные щёки, как неловко и скованно он двигается… да, раскрепощение ему не помешало бы.       – Попробуйте, шалафи. Это самое изысканное вино из ваших запасов.       – Я и не знал, что у меня есть какие-то запасы… – пробормотал Рейстлин, принимая из рук Даламара бокал и осторожно поднося его к губам.       – Не так давно появились, – ответил Даламар, улыбаясь в меру загадочно, и легонько прикоснулся своим бокалом к бокалу Рейстлина.       – Ну, что дальше? Крисания… то есть женщина достаточно расслабилась, чтобы я мог перейти к следующему шагу?       – Нет, шалафи. Вы слишком торопитесь, а в подобных делах вовсе не стоит спешить… наоборот, растягивайте удовольствие, женщины это любят. Да и вам самим, безусловно, понравится, если распробуете. Вы, может, не согласитесь со мной, но поцелуй бывает куда интимнее, чем само соитие.       – Бред! Это же просто… ненужные никому сентиментальные глупости.       – А вы точно в этом уверены, господин? У вас есть такой опыт?       Рейстлин отшатнулся и вскинул руки в странном жесте, будто пытался отстранить Даламара, закрыться от него и от этой бесконечно смущавшей его темы. А Даламар между тем снова подошёл очень близко – и, бережно накрыв ладони Рейстлина своими, невесомо погладил их кончиками пальцев.       – Прошу прощения, шалафи, я не знал, что вы… не испробовали до сих пор этот особый вид наслаждения. Позвольте показать вам.       Рейстлин посмотрел на него широко распахнутыми от изумления глазами, попытался что-то возразить – но Даламар мягко накрыл его губы своими, притягивая к себе за талию одной рукой, а второй отводя спутанные пряди волос с его лица. Рейстлин дёрнулся только один раз и замер, в миг превратился в неподвижную статую – не сопротивлялся, вырваться больше не пытался, но и губы держал плотно сомкнутыми. Даламар ощутил под пальцами, как сильно он дрожит.       – Вот так, – почти шёпотом сказал Даламар, отстраняясь, но из объятий Рейстлина не выпуская. – Мимолётного прикосновения губ может быть достаточно, но некоторым женщинам по душе долгие, сладкие поцелуи… они тают от этого, превращаются в мягкий податливый воск в ваших руках. Целовать, кстати, можно не только в губы… чувствительные зоны у всех людей разные, и опытным путём можно найти ту, которая доставит вашей возлюбленной самые острые ощущения…       Даламар аккуратно забрал из ослабевших рук Рейстлин бокал, поставил обратно на стол вместе со своим. Снова подошёл к нему недопустимо близко, чуть наклонился и прижался губами к шее. Медленно, нарочито растягивая каждое прикосновение, от которых Рейстлин вздрагивал, он чертил дорожку лёгких поцелуев к шее, к ключицам, видневшимся под расстёгнутой сверху мантией. Даламар распахнул её ещё сильнее, стянул вниз и поцеловал Рейстлина в плечо, не отказав себе в удовольствии слегка укусить и оставить ярко-алый след. Шалафи не пытался его оттолкнуть, но крепко сжимал губы, явно собираясь не издать ни единого звука, который позволил бы Даламару о чём-то догадаться. Впрочем, хватило его ненадолго – ещё один, чуть более ощутимый, укус в шею вырвал у него тихий, совершенно недвусмысленный стон. Что ж, чувствительная зона Рейстлина не вызывала сомнений.       – Поцелуи – это далеко не все ласки, которыми вы можете одарить свою возлюбленную, господин мой. Даже не снимая с неё одежды, доставьте ей удовольствие… и она, возможно, в ответ доставит удовольствие вам, ведь и мужчины любят, когда к ним прикасаются в разных… особенных… местах.       Ладони Даламара скользнули под мантию Рейстлина – удивительно, но рубахи там не было – и принялись ласково поглаживать его грудь, ни пропуская ни одного участка кожи, не совсем случайно задевая соски. Сдерживаться Рейстлину было всё сложнее – он, сам того не замечая, подавался навстречу рукам Даламара, сбивчиво дышал, и дыхание это порой срывалось на слабые стоны, едва слышные, но доставлявшие Даламару большое наслаждение. Ученик неспешно изучал тело своего учителя, опуская ладони всё ниже – и наконец коснулся его сквозь ткань штанов.       – Что… что ты себе позволяешь, не трогай меня, я не…       – Вы хотите, господин мой, и ваше тело говорит об этом красноречивее любых слов. Если вы будете внимательны с женщиной, чутки к её реакциям, вы тоже поймёте, когда она действительно хочет зайти с вами дальше предварительных ласк…       Рейстлин снова сделал неубедительную попытку вырваться, но тут же застыл, зажмурив глаза и кусая губы, позволяя Даламару делать с ним всё, что тому захочется. Хотелось многого, но с Рейстлином спешить не стоило, поэтому Даламар не ускорял движения – дразняще медленно поглаживал член шалафи через одежду, прекрасно зная, как распаляют такие прикосновения, как заставляют желать большего. В точно рассчитанный момент, когда Рейстлин толкнулся в руку Даламара и громко, протяжно застонал, Даламар отступил от него, скрестил руки на груди и нежно улыбнулся.       – Надеюсь, теперь вы поняли, как нужно обращаться с женщиной, шалафи. Мои объяснения были… достаточно наглядны?       Рейстлин несколько секунд смотрел на него с выражением растерянного недоумения на лице, потом внезапно осознал себя в крайне стыдном положении, резко натянул на плечи мантию и вылетел за дверь, так сильно ею хлопнув, что пламя одной свечки дёрнулось и погасло.       Даламар не сомневался, что шалафи придёт к нему снова, но даже его удивило, как быстро это случилось. Следующим же утром, едва солнце выглянуло из-за верхушек Шойкановой Рощи, Рейстлин вошёл без стука к нему в спальню. Замер на пороге, теребя рукава мантии, и долго не мог заставить себя хоть что-нибудь сказать; Даламар его не торопил – терпеливо ждал, потягивая остатки вина из бокала.       – Д-даламар, – наконец начал Рейстлин заметно подрагивающим голосом. – Кажется, мне нужно ещё… несколько твоих уроков по обращению с женщиной. Я… не совсем понимаю, что делать дальше, после того, на чём мы… вчера остановились.       – О, разумеется, шалафи! Мы обязательно продолжим наши занятия… сегодня вечером, например?       – Но я не… не хочу ждать так долго. Почему бы нам не приступить прямо сейчас?       Даламар окинул насмешливым взглядом Рейстлина – мантия застёгнута криво, волосы, всегда безупречно уложенные, растрёпаны, под глазами тени, явные признаки бессонной ночи. Жалко его было, конечно. Но ведь и обращение с тёмным магом, едва познавшим прелести интимной жизни с мужчиной, а не с женщиной, – это искусство, в котором следует придерживаться определённых правил.       – Господин, вы же сами дали мне довольно внушительный список заданий, которые необходимо выполнить именно сегодня. Вы настойчиво подчеркнули эту необходимость, а я, как хороший ученик, должен послушно следовать вашей воле… Не беспокойтесь, день пройдёт быстро, вы и оглянуться не успеете. А пока, может быть, вам наведаться к праведной дочери Паладайна, чтобы показать ей, чему вы научились вчера?       Рейстлин пару мгновений молча смотрел на него, потом отчётливо и зло выговорил: «Да иди ты в Бездну к Такхизис!», развернулся и кинулся прочь, снова хлопнув несчастной дверью изо всех сил. Даламар сладко потянулся, допил вино и взял в руки тот самый список поручений шалафи, который, разумеется, вовсе не требовал целого дня. Рейстлин об этом не знал. Зато Даламару было хорошо известно, что к Крисании он не пойдёт – наоборот, закроется в своих покоях и будет мучительно следить за песком, пересыпающимся в часах, отсчитывая минуты, ведь время в ожидании чего-то желанного тянется так долго…