Точка опоры

Борис выходит из Охотничьего домика, и удручающая картина Нескучного сада — тёмные голые деревья, свистящий холодный ветер, заволоченное тёмными облаками небо и чуть накрапывающий дождь — вполне отвечает его убитому настроению. Он расстроен — да, но иначе, чем прежде. Это чувство теперь, кажется, связано не столько с конкретно с этим поражением, а вообще со всем, происходящим в его жизни. И не то чтобы что-то плохое случилось дома, или за сегодняшний день что-то сильно изменилось в общей обстановке, или в команде внезапно произошёл какой-то страшный раскол. Нет. Набралось понемногу отовсюду, и какие-то совсем незначительные при прежнем состоянии духа факторы превратились в ужасающую совокупность. Боре как-то странно всё кажется в последнее время. Следовать старой рутине, поддерживать старые отношения, даже заниматься тем, чем раньше в течении стольких лет занимался и что приносило искреннюю радость, теперь кажется… неправильным. Боря чувствует, что он впервые с тех пор, как себя помнит, пережил момент «остановки», «вынырнул» из казавшегося прежде таким естественным и единственно возможным мира. Как в тот миг после пробуждения, когда, ещё не успев до конца осознать, кто ты такой и где находишься, лежишь и тупо смотришь в потолок, прогоняя в мыслях весь свой сон от начала до конца. Каким смешным и неестественным кажется всё то, с чем так легко мирилось сознание всего пару минут назад! Как болезненно остро вдруг, за одну только секунду, осознаёшь иллюзорность того чувства полной защищённости, всегда бывшего с тобой во сне! По какой-то неясной причине Боря вдруг стал чувствовать себя именно так: будто он проснулся и лежит в полнейшей тишине уже не спящий, но всё ещё не до конца вернувшийся в реальный мир. А какой он — реальный мир? То, что казалось раньше таким важным, теперь может оказаться совсем незначительным, и наоборот. Может выясниться, что сегодняшний проигрыш — ужасающее событие, знаменующее начало страшного этапа жизни Бориса, и эту унылую картину, самый этот страшный момент он будет вспоминать годы и десятилетия спустя. Если есть хоть малейшая доля вероятности такого исхода, то… Боря не уверен, что хочет просыпаться. Боре и раньше было плохо и страшно, и во «сне» тоже. Тогда, было, когда проигрывали из-за глупой невнимательности и несобранности, когда ведущий несправедливо засуживал, когда, казалось, сама фортуна была против них. Боря, привыкший видеть себя во всём покровительствующим «капитаном», всегда считал, что он в такие минуты один страдает больше всех остальных. И он действительно страдал, и придумывал тысячу и один способ вновь вернуть в команду веселье и надежду на завтрашний день: покупал билеты в музей, звал в кино, в конце концов предлагал всем собраться у кого-нибудь и просто поговорить. И это всегда помогало. Будто каждый брал по кусочку от общей беды и у каждого её оставалось совсем чуть-чуть, так что и не страшно совсем. А теперь беда обрушилась так внезапно и, кажется, совершенно из ниоткуда. Сковала Борю и заставила его думать, что она слишком большая, сколько её ни дели, а потому не стоит и пытаться. Что же это, не постарел же он? Всё ещё один из самых молодых знатоков клуба, всё ещё зрители пишут в комментариях поддерживающие слова, всё ещё все восхищаются его умом, активностью, красотой. Десятый сезон — разве это много? Вот некоторые уже сороковой досиживают, и всё у них хорошо. Только в комментариях пару раз грязью обольют как «стариков» и «засидевшихся», да и всё. А Боря, тот самый «капитан новой формации», чуть ли не ребёнок в глазах ведущего, чувствует себя старее их всех вместе взятых. Может, потому что ему всегда надо было быть во всём первым?.. Тот же круглый стол, тот же волчок, те же звуки: глубокий голос ведущего, гонг, извечное «против вас играет». Меняются только даты и — время от времени, но чаще, чем хотелось бы — лица в команде. И в тех, и в других Боря запутался. То есть, конечно, не запутался, но, может, и хотел бы запутаться, чтобы только не так остро ощущать бешеное течение времени, всё увеличивающее пропасть между далёким «раньше» и неясным «сейчас». Смешно! Борису и тридцати нет, а рассуждает как старик. У него всё впереди, он человек деятельный. Но, может, от своего энтузиазма, от вечной занятости и от этого чёртового синдрома отличника всё чувство уныния и исходит. Все двадцать девять лет — вихрь, непрерывная деятельность, вечный процесс постановки целей и их достижения, всепоглощающее желание быть первым во всём, стремление к невозможному — сохранению баланса между работой и личной жизнью. Когда-то должно было случиться так, что Белозёров «вынырнет» из своего лихорадочного сна, чтобы перевести дыхание, оглянуться по сторонам и увидеть вокруг себя взбитую пену. Он как человек, по какой-то причине забывший, что не умеет плавать, и, вдруг остановившись, с леденящим кожу ужасом осознащий отсутствие опоры под ногами. Ещё немного, и он пойдёт ко дну. Боря вздрагивает, когда слышит позади себя голос прощающегося с кем-то и попутно пытающегося открыть свой зонтик Кима. У того на лице написана усталость и обычная в таких ситуациях досада на самого себя. Поразившись глубине отразившегося в глазах друга чувства и внезапно вспомнив, что не только он один сегодня проиграл, Боря испытывает отчаянное желание сказать что-то утешительное, хоть бы эти слова и были произнесены им прежде десятки раз. —Ты ведь знаешь, что это не конец света? Ты виноват не больше нашего… вернее, никто не виноват. Просто сегодня такой день. И тут на лице Кима появляется выражение, которого Белозёров никогда не забудет. Гнев рассеивается из его взгляда, уступая место чему-то спокойному и нежному. Он вдруг улыбается так мягко и искренне, и, наклонив в лёгком удивлении голову, смотрит на Борю в доброй насмешке. —Конечно, знаю. А как ещё? Боря моргает пару раз от неожиданности, и Ким смеётся. Вот оно. Ким делает то, что заставляет Борю ему поражаться: он падает и встаёт. Вот, кажется, совсем убит, наповал — а через минуту снова собирается с силами, распрямляет спину и улыбается, а в глазах блестит что-то, чего никто до конца понять не может, но что всех бесконечно восхищает. Наверное, поэтому его все так любят. Может, даже ведущий — ведь не стал бы он так придираться, если бы тоже этого «чего-то» не чувствовал и проверить на деле не хотел. Боря никогда так не умел. Он давно ещё избрал себе главный принцип жизни и с тех пор ему неустанно следует: не падать. Никогда. Если кажется, что упал, то смеяться и убеждать всех, а в первую очередь себя, что ничего-то на самом деле не случилось. Принцип простой, даже очень. Превращает жизнь в нескончаемую лихорадку, правда, но как всё-таки помогает продолжать чувствовать себя «самым лучшим». И Ким… Ким появился в команде как раз вовремя. Тогда Боря начинал уже чувствовать ту медленно подкрадывающуюся усталость от слишком большой ответственности, что так легко было игнорировать на словах, но тяжело переносить в одиночестве, безуспешно пытаясь обмануть собственный измождённый разум и обессиленное тело. Боря никогда никому не признается, насколько восхитительно это ощущалось — вдруг получить право переложить часть груза ответственности, пусть и совсем малую, на другого. Не само даже действие, но осознание этой имеющейся у него возможности назвать имя Кима на вопрос ведущего «кто остаётся за столом?» — словно обретние почвы под ногами, передышка, глоток воздуха. Боря повторяет как мантру, что это не делает его хуже, глупее, неидеальнее. Так, конечно, оно и есть, но разум Бори привык искать во всём упрёк самому себе, в друзьях и помощниках видеть конкурентов. И всё-таки он не знает, что делал бы без Кима. Боря про себя усмехается. Надо же, никогда в голову не приходило! Тогда, наверное, тяжело было до прихода Кима в команду? Не было никого, кто помог бы Боре, увидел бы, какую страшную ответственность он взваливает на свои плечи, и разделил бы её. Ведь так? Вдруг Боря чувствует на своём плече тёплую руку, в знакомом дружеском жесте узнавая Никиту. —Ну что, всё в порядке? Совсем убитый вышел, я прям от тебя не ожидал, — говорит он своим мягким, заботливым, но ненавязчивым голосом. Боря поворачивается, и в его добрых умных глазах читает: «В другой раз обязательно повезёт. Завтрашний день точно будет лучше». И это Боря тоже помнит. Так было всегда, ещё до прихода Кима в команду, с самого начала, когда ещё никто и не знал, что это — начало, что из их идеи создать полноценную команду что-нибудь да выйдет. Боря помнит, как однажды, на их самой первой игре, он, предельно сконцентрированный на собственных страхах, нервно кусающий губы и думающий только о том, как изменятся цифры на экране, вдруг вздрогнул, услышав взрыв общего смеха от непроизвольной шутки Никиты: —То есть вы утвеждаете, что ваша мама не всегда понимает, что вы имеете в виду, поэтому?.. —Когда я был маленьким, конечно, младенцем!.. ну, и да, в общем. Тогда в голове Бори на миг пролетела недовольная мысль о том, как при таком счёте вообще можно шутить, но потом он увидел легко улыбающегося Никиту, и всё встало на свои места. Никита всегда был таким, всегда был рядом. Голос на перифирии сознания, способный утешить, найти положительное в самой безысходной ситуации. Никита отвечал так, будто над ним не висели тяжелым грузом злосчастные цифры, будто никого, кроме него и ведущего не было в зале, а камеры не следили за каждым его движением. Он отвечал так, как отвечал бы любой человек, находящий в игре истинное наслаждение. Старун всегда будет последним, кто выйдет из Охотничьего домика. Боря иногда думает, что если бы даже участие в клубе сделалось платным, Никита не подумал бы бросать. Ему это нравится — вот и всё. И в этой вечной энергии, в этом внутреннем свете и в буре эмоций Боря всегда черпал силы продолжать бороться. Удивительно! Боря искренне улыбается Никите, беззвучно отвечая на его вопрос, и, когда тот отворачивается, прыскает от смеха, успевая, впрочем, подумать о том, как странно он смотрится для других знатоков — проигравший в пух и прах капитан, чья команда ещё долго не сядет за стол, сразу по выходе из Охотничьего Домика глупо улыбается и старается сдержать запоздалый смех. Ну и чёрт с ними! Никто и никогда не мог понять этого — чего-то необычайного, тёплого и задушевного в команде, отличающего их от всех, что Никита привык называть «ламповостью», комментаторы из ютьюба — «энергией», а Боря попросту никогда не мог до конца увидеть. Значит, проблема всегда была в одном Боре? Эта простая мысль вдруг страшным ударом обрушивается на него, придавливая к земле. Значит, всё это время он собственноручно тянул всю команду вниз, находя в оправдание тысячу и один довод, почему это не зависело от него. Он капитан, он должен вести всех вперёд без оглядки на трудности, но выходит, что всё было совсем наоборот? Раскрасневшийся и чуть ли не задыхающийся от внезапно нахлынувшего чувства вины, Боря испуганно озирается по сторонам, пока его взгляд не натыкается на Дашу. Она беседует с кем-то из команды Повышевой, но, поймав растерянный взгляд Бори, находит время для того, чтобы ответить на него своей мягкой, сочувственной и обнадёживающей улыбкой. Она не произносит не слова, но Боре кажется, что он слышит её тихий, но уверенный голос: Я тебя понимаю. Мы все тебя понимаем, знаешь ты это? Понимаем и любим. Всё будет хорошо. Одна улыбка! Её достаточно, чтобы Боря снова смог вздохнуть. Пусть не насовсем, но избавиться от грызущей изнутри тревоги и давящего чувства вины. Все чувствуют то же самое, только у них хватает сил этому противостоять. Одна улыбка!.. Боря знает, что девушки в его команде всегда были умнее парней. Если олины выдающиеся способности были видны всем во время обсуждений и её метких, уверенных ответов — не зря же у неё дома целая полочка отведена под «Атомы»! — ум Даши ничуть не слабее, хоть и проявляется в другой форме. Даша считывает людей, глубоко понимает их эмоции и копит все эти знания где-то глубоко внутри, пока не настанет верный момент, чтобы их использовать. Всегда собранная, тихо-радостная или тихо-грустная, Любинская долго оставалась вне поля зрения капитана. После ухода Оли — Боря всё ещё не может до конца осознать этот факт, — дашина тихая энергия во время обсуждений стала своеобразным связующим звеном, крепкой нитью, на которую нанизываются версии. Даша, как бы ни больно ей было самой, всегда умела считывать общее настроение команды и своей мягкой, кроткой и в то же время обнадёживающей улыбкой буквально спасать всех и каждого. Она всегда привносила в бойкую, резкую и иногда излишне эмоциональную команду элемент гармонии, одним своим присутствием уравновешивая общую работу. Наверное, без её доверительной улыбки и вечной готовности выслушать и помочь Ким точно сошёл бы с ума от перенапряжения, Никита чувствовал бы себя абсолютно потерянным, а Боря… наверное, Боря бы и вовсе ушёл. «Ушёл… да как же я могу уйти? От чего я бегу, чего ищу? Неужели мне недостаточно… их?» Хочется и плакать, и смеяться. Хочется забыть о том, сколько ошибок было им совершено, как сильно он всех подводил и как это мучительно сложно — привыкать к новой реальности. Но больше всего хочется одного — вернуться к ребятам, посмотреть на каждого из них так внимательно, как давно уже не смотрел, и, может, даже обнять. Ему необходимо видеть их рядом с собой, несмотря ни на что. Боря вздыхает полной грудью и делает несколько шагов вперёд, уверенно ступая по земле и не обращая внимания на мелкий дождик, наприятно бьющий в лицо. Никита и всё ещё не оставляющий попыток открыть сломанный зонтик Ким следуют за ним; со стороны подходит Даша; Боря слышит рядом всё ещё непривычные, но уже сделавшиеся приятными голоса Аси и Андрея. Он разворачивается к ним и окидывает каждого взглядом, стараясь запомнить каждую деталь и сравнить с тем, что было раньше. Да, чуть старше стали выглядеть все: в глазах стало чуть меньше юношеского пыла, больше степенности; в кругу из пяти человек Боря недосчитался двоих, особенно важных лично для него; а вместо столь желанной радости победы все видимо испытывали лёгкую досаду и недовольство собой. Но… разве это так много, чтобы потерять связь с реальностью, не узнать в этих светлых лицах своих ближайших друзей, всегда бывших рядом в моменты взлетов и падений и готовых протянуть руку помощи, несмотря ни на какие обстоятельства? Это что-то большее, чем дело привычки. Это что-то, способное дать ему столь необходимую в такие кризисные моменты, как сейчас, точку опоры и заново научить ходить. И Боря готов заплакать от радости, когда слышит чуть печальный, но по-прежнему уверенный и спокойный голос, владельца которого он не может определить: кажется, что это говорят они все, и он сам в том числе: —Ну что, у кого завтра собираемся?