***
Девочка с длинными каштановыми волосами свесила ноги с края балкона, упираясь ручками в каменные балки, поддерживавшие ее спину. — И что ты делаешь, девочка? Она слегка повернулась, улыбаясь. — Отец! Он шагнул вперед, проведя рукой по лицу. Морщины глубоко прорезали загорелую кожу, и она увидела усталость в его взгляде. — Усердно работал, отец? — Так усердно, как только может человек взобраться по ступенькам лестницы. — Отто Хайтауэр схватил ее за талию, заставляя отступить назад, чтобы она не была так близка к краю. — Что я тебе говорил насчет того, чтобы сидеть так высоко, Алисента? Если ты хочешь подышать свежим воздухом, посиди на сквозняке или спустись на нижний этаж. — Мне нравится чувствовать себя на высоте. Мы выше всего остального в мире. Ты когда-нибудь думали об этом? Даже маленькие птички не могут взлететь выше. Даже драконы не забираются так высоко. Отто усмехнулся ее гордости. — Ты права, моя дорогая, драконы не могут подняться так высоко, как мы. Просто будь осторожна. Тебе было бы стыдно упасть с такой высоты. Ты погибнешь еще до того, как коснешься земли. Наступила минута молчания. — Мама искала тебя, — нахмурилась Алисента. — Тебя не было в твоем кабинете. Она снова заплакала, потом заплакал Гвейн, и тогда близнецы продолжили в том же духе. Где ты был? Признав поражение, он вздохнул. — В библиотеке, девочка моя. — Отто оперся руками о большой, тонко ограненный камень и свесил ноги, чтобы можно было сесть. Весь мир казался здесь намного меньше. — Набирался знаний. Независимо от того, сколько тебе лет, ты всегда можешь узнать больше. Образование, девочка моя, интеллект — вот что поднимет тебя в этом мире. Вот почему я так усердно работаю — чтобы продвигать нашу семью. — Значит, ты можешь стать Десницей короля? — Да, ты умная девочка. Королям нужны такие люди, как я. Наш король Джейхейрис мудр, но чтобы быть в совете, ты должна быть мудрее. Лучше, чем даже король. У короля не было бы совета, если бы он сам управлял королевством. Алисента поправила юбки, сминая пальцами красивую ткань. — Я понимаю. — Девочка, восьмилетний ребенок, смотрела на другой конец Староместа. — Мудрость не заставит мать перестать плакать. Ты разбиваешь ей сердце, уходя так надолго. Мне не нравится, когда мама плачет. — Хелена — женщина с нежным сердцем, как и все Тиреллы. Вот почему их символ — цветок. Но ты не похожа на свою мать, Алисента. Ты не нежный цветок. Ты — крепкая каменная башня. — сказал ее отец, глядя на нее немного строго. Алисента тихо вздохнула. — Ты будешь вершить великие дела, Алисента, я вижу это по твоему лицу. Тебе следовало бы стать королевой или принцессой, а не дочерью второго сына. — В голосе Отто зазвучала горькая насмешка, потому что его истинный гнев был вызван его собственным положением. Такой амбициозный человек, ограниченный рангом второго брата. Он никогда не станет лордом Хайтауэром, или кем-то большим, чем второй сын. Он повернулся к дочери. — Я не хочу заставлять твою маму так плакать. Она хорошая женщина. Но она остановилась на таком мужчине, как я. На втором сыне. Тирелл могла бы добиться большего. Она не дотянулась достаточно высоко. — Ее отец пообещал, но его голос звучал неискренне; Алисента просто кивала в знак согласия с тем, что говорил ей отец. — Мама говорит, что вышла за тебя замуж по любви. — напомнила ему Алисента с легким оттенком надежды в голосе, но улыбка быстро растаяла, как дым, когда она услышала, что отец сказал ей дальше. — Это была ее ошибка. Дочери стоят ниже, чем даже вторые сыновья. Но они могут найти выгодную партию. У них могут быть эти первые сыновья. Они могут выйти за этих первых сыновей. Всегда стремись выше, Алисента. Всегда стремись выше. — Ее отец говорил строгим голосом, больше напоминая девочке ее мейстера, чем любящего отца.***
Чувство предвкушения наполнило воздух, когда Алисента грациозно направилась к роскошным покоям своей матери. Она крепко сжимала в своих нежных руках заветную книгу, желая преподнести ее в качестве продуманного подарка. Однако, как только ее ловкие пальцы коснулись богато украшенной дверной ручки, тишину пронзило леденящее душу заявление: — Принц Бейлон умер! — Слова эхом отразились от закрытой двери, достигнув ушей Алисенты, словно навязчивая мелодия. Заинтригованная и на мгновение застывшая на месте, она инстинктивно остановила свое движение, решив вместо этого прижаться ухом к полированной деревянной поверхности, вслушиваясь в каждый нюанс голоса своей матери. Затаив дыхание, она впитывала тяжесть этих слов, остро осознавая, что ее мир вот-вот изменится навсегда. Когда Алисента стояла по другую сторону двери с тяжелым от горя сердцем, она не могла не почувствовать укол разочарования из-за отсутствия эмоций в голосе ее отца, когда он произнес эти слова: — Такая трагедия. — Тяжесть тишины в комнате окутала ее, усиливая звук шагов ее матери, когда она ходила кругами, их эхо разносилось в воздухе подобно навязчивой мелодии. — Что теперь? — Голос ее матери эхом отдавался за тяжелой дубовой дверью, неся в себе груз неуверенности и трепета. Внезапная кончина наследника престола оставила пустоту, которую, казалось, невозможно заполнить, подняв вопросы, которые повисли в воздухе подобно темному облаку. — Наследник мертв. Кто будет править Семью королевствами? Королю осталось не так уж много времени. Я слышала от мейстера, что здоровье короля ухудшается, мейстер в Королевской Гавани говорит, что королю осталось всего несколько лет. — Уши Алисенты уловили слабый шепот голоса ее матери. И все же, когда Алисента стояла там, борясь с тяжестью ситуации, она не могла не заметить едва уловимую перемену в голосе. В нем не было обычной хрупкости, которая сопровождала ее слова, вместо этого в нем звучали вновь обретенные сила и решимость. — Королева? — Голос ее отца разнесся по комнате, рассекая воздух с оттенком неудовольствия, как будто он полностью проигнорировал ее слова о короле. Алисента не могла не задаться вопросом, что вызвало такую реакцию. Пока ее мысли блуждали, она не могла не вспомнить истории, которые шептались по всему Вестеросу о королеве Алисанне, уважаемой «Доброй королеве», завоевавшей сердца всего Королевства. Одна только мысль о том, чтобы подражать такой почитаемой грации и доброжелательности, наполняла юное сердце Алисенты жгучим желанием однажды самой стать королевой, такой, которую будут помнить и обожать долгие века. С ноткой беспокойства в голосе она заметила: — Ничего. Похоже, молодой принц оказывает на нее глубокое влияние, моя дорогая. Мейстер даже предполагает, что она может пережить короля. Ее отец, излучавший ауру авторитета и уверенности, ответил голосом, в котором звучала абсолютная убежденность. — Она не имеет для нас большого значения. Даже если она переживет короля, она не сможет править самостоятельно. Нет, однажды короля Джейхейриса не станет. Королем должен стать принц Визерис Таргариен, — провозгласил он, и его слова несли в себе тяжесть судьбы, как будто им было суждено сбыться, как будто само его высказывание обладало божественной властью самих богов. Голос ее матери пронзил воздух настойчивостью. — Что, если принцесса Рейнис станет королевой? — вопрос сорвался с ее губ, полный интриги и любопытства. Хотя она не могла мельком увидеть действия своей матери, слабая симфония жидкости, льющейся каскадом в хрустальный бокал, достигла ее ушей, пробудив любопытство. Поздно вечером Алисента ломала голову над этим необычным происшествием, поскольку ее мать никогда не отказывала себе в удовольствиях, связанных с вином. Когда ее мать задала этот вопрос, в комнате воцарилась тяжелая тишина, окутавшая фигуру ее отца покровом тихого созерцания. С усталостью, которая, казалось, исходила из самой его сути, он испустил долгий, усталый вздох, тяжесть его мыслей ощутимо повисла в воздухе. Почувствовав напряжение, ее мать на мгновение заколебалась, ее рот был готов произнести следующие слова. Комната наполнилась предвкушением, когда ее голос нарушил тишину. — Ты знаешь, что лорд Корлис такой же гордец, как и принц Деймон. Я уверена, что это было бы даже хуже для Королевства, — в голосе ее матери послышались едва уловимые нотки, смесь осторожности и беспокойства, когда она размышляла о последствиях. Неуверенность витала в воздухе подобно изящному танцу, заставляя их всех гадать, кто из этих двух грозных мужчин окажется более сложным испытанием. В голосе ее отца звучала уверенность, когда он провозгласил: — Король предпочел принца Бейлона своей племяннице, он сделает то же самое снова. — Алисента наблюдала через маленькую щелку в двери, как брови ее матери нахмурились, ее беспокойство было заметно по тому, как ее пальцы нервно постукивали по подлокотнику кресла. Пренебрежительно махнув рукой, ее отец продолжил: — Королева будет против, но ее голос все равно уступает голосу короля. — Любопытство пробудилось в сознании Алисенты, когда она внимательно прислушивалась к разговору, разворачивавшемуся перед ней. Голос ее матери слегка дрожал, когда она задала вопрос, в котором, казалось, было дурное предчувствие: — Но как насчет юного принца? Ты знаешь, что говорят о нем и его связи с Каннибалом? — Алисента не могла не задаться вопросом, почему голос ее матери звучал так озабоченно, а в ее словах сквозило беспокойство. Имя принца Эйнара никогда не было темой для обсуждения в их доме, и все же оно было упомянуто в разгар этого напряженного разговора. Упоминание о Каннибале заставило Алисенту слегка вздрогнуть; хотя она никогда его не видела, она слышала достаточно слухов, чтобы знать, что черный дракон поедал других драконов. Каннибализм считался одним из самых больших грехов, которые можно было совершить, исповедуя веру семерых. — Знаешь, однажды я знал человека, у которого был самый большой меч, который я когда-либо видел, настолько большой, что он был больше самого владельца. Этот человек хвастался своим мечом каждый день и каждую ночь, говоря, что с этим мечом он непобедим, но однажды он попал в засаду, и знаешь, что произошло? — спросил ее отец; Алисента ожидала, что ответит мать. Вместо этого она молчала, ожидая, когда он продолжит. — У этого человека даже не было времени поднять меч, чтобы защититься. Ножа размером не больше ладони было достаточно, чтобы убить его, — закончил ее отец с выражением удовлетворения на лице. Глубокая тишина окутала комнату посреди притихшей атмосферы, которая, казалось, длилась целую вечность. Алисента обнаружила, что сбита с толку напряженным разговором шепотом, развернувшимся между ее родителями. Их оживленные жесты и приглушенные голоса наводили на мысль о тайной дискуссии о уважаемой королевской семье, но Алисента чувствовала невысказанное напряжение, как будто у ее родителей были какие-то сомнения или даже особые мнения. Хотя ее грызла неуверенность, она безоговорочно доверяла своим родителям, зная, что за их действиями всегда стоят веские мотивы. Шли секунды, и Алисента подумывала о том, чтобы уединиться в своей собственной комнате. Как раз в тот момент, когда она собиралась бесшумно удалиться, слабый, но знакомый голос прорезал тишину, привлекая ее внимание. Это был голос ее матери, с оттенком мимолетной уязвимости, который выдавал ее истинные эмоции. Сердце Алисенты екнуло, когда она уловила меланхоличный подтекст вопроса своей матери. — Ты… ты уедешь? — Голос ее матери слегка дрогнул, выдавая глубокую печаль, которая задела какую-то струну глубоко в душе Алисенты. С непоколебимой решимостью голос ее отца разнесся по залу. — Да. Пришло время дому Хайтауэр подняться выше, чем когда-либо прежде, — сказал ее отец без колебаний и гордости; она не могла удержаться и украдкой взглянула на лицо матери, выглядывавшей сквозь узкую щель полуоткрытой двери. Зрелище, представшее ее глазам, было глубоким опустошением. В этот мимолетный момент Алисенте стало ясно, что будущее их семьи зависит от грандиозного замысла ее отца, замысла, который, если его не умерить, потенциально может погубить их всех. — Ты погубишь нас всех. Королевская Гавань Алисанна стояла, не веря своим ушам, ее разум боролся с суровой реальностью, которой она никак не ожидала. Она никогда не думала, что снова окажется в подобном положении, и ее сердце разлетится на бесчисленные осколки. Когда ее глаза осмотрели помещение, они остановились на ее безжизненном сыне, его хрупкое тельце было деликатно укутано нетронутыми белыми простынями. Глубокая печаль охватила ее, когда до нее дошло: теперь он был частью мрачной толпы, ожидающей огненных объятий традиции Таргариенов. Торжественный ритуал сожжения усопшего был глубоко укоренившейся в их роду традицией, которая не допускала исключений даже для ее любимого сына. Алисанна проклинала богов за то, что они заставили ее снова пройти через это. Когда горькие воспоминания о потере своего первого ребенка всплыли на поверхность, Алисанна живо вспомнила горячие молитвы, которые она шептала, отчаянно умоляя судьбу избавить ее от повторения такого горя. Она умоляла Семерых, умоляя, чтобы ей больше не пришлось переживать никого из своих любимых отпрысков. Однако судьба казалась непреклонной, безжалостно ставя ее снова в это предательское положение. И вот, несмотря ни на что, она осталась стоять, ее дыхание свидетельствовало о ее стойкости перед лицом невообразимой потери. Только трое из тринадцати ее любимых детей все еще цеплялись за хрупкую нить жизни. Сира, ее дочь, отправилась далеко-далеко, к далеким берегам Лиса, несмотря на бесчисленные попытки Алисанны протянуть руку помощи и преодолеть растущую пропасть между ними. Сира ни разу не ответила на проникновенные письма, написанные ее измученной матерью. Алисанна, охваченная всепоглощающим чувством бессилия, могла только горячо молиться, отчаянно надеясь, что ее дочь все еще дышит тем же воздухом, что и она. Вейгон стоял рядом с ее одиноким сыном, оставшимся в этом пустынном пейзаже материнской скорби. Он, ее любимый сын, остался рядом с ней, но горькая правда оставалась в том, что его призвание уважаемого архимейстера привязывало его к священным залам Цитадели, вдали от шумной Королевской Гавани и от его убитых горем родителей. И Гейль, ее драгоценная дочь, но теперь ее место было в Винтерфелле, а не в Королевской Гавани. В глубине своего сердца Алисанна горячо умоляла Семерых, со слезами на глазах шепча молитвы в темноте, чтобы жестокая рука судьбы никогда больше не забрала ни одного из ее любимых детей и не заставила ее глаза увидеть обжигающее пламя, охватывающее их невинные тела в жутком погребальном костре. И все же она обнаружила, что стоит там, как вкопанная, с тяжелым сердцем от горя, когда еще один любимый ребенок поддался тискам смертности, в то время как она, несмотря ни на что, испытала горький вкус жестокой иронии жизни. Это была мучительная сцена, которая запечатлелась в ее душе, ибо это был десятый раз, когда она была свидетелем того, как ее драгоценное потомство сгорало в безжалостном огне, в то время как она оставалась непоколебимой, ее дыхание было тяжелым от тяжести невообразимой потери. С тяжелым сердцем королева Алисанна незаметно наблюдала за королем Джейхейрисом, стоявшим рядом с ней, краем глаза бросив на него быстрый взгляд. Время было безжалостно к нему с тех пор, как трагически погиб их любимый сын, принц Бейлон. Неделя прошла в трауре, но казалось, что тяжесть горя отпечаталась в самом существе Джейхейриса. Некогда энергичный правитель теперь опирался на трость, чтобы не упасть, и каждый его шаг свидетельствовал о том бремени, которое он нес. Его королевские обязанности, некогда исполнявшиеся с непоколебимой силой, теперь превратились в борьбу, в простую тень того, чем они когда-то были. Хотя Джейхейрис назначил Отто Хайтауэра новым Десницей короля, Алисанна обнаружила, что не желает передавать управление Королевством незнакомцу. Ответственность за обеспечение стабильности и процветания королевства тяжелым бременем легла на ее плечи. Таким образом, она решила выполнять обязанности королевы с непоколебимой решимостью, выполняя свою роль в максимально возможной степени. Алисанна перевела взгляд на лорда Хайтауэра, стоявшего рядом с королем; лицо мужчины было непроницаемо, как скала, и все же Алисанна уловила слабый проблеск гордости, едва уловимый отблеск, который намекал на глубину его честолюбия. Он держался по—королевски, гордо демонстрируя эмблему Десницы короля, украшающую его грудь, — знак отличия, вызывающий уважение и почтение, символ беспрецедентной власти в Королевстве Вестерос. В меняющейся динамике власти этот единственный значок возвысил его до уважаемого положения второй по влиятельности фигуры во всем королевстве. Алисанна почувствовала, как ее кровь слегка закипела; она должна была быть на груди Бейлона, а не у него. Ее дети должны были быть живы, и Эймон был бы идеальным королем, особенно с его братом Бейлоном в качестве Десницы короля. Алисанна не знала этого человека, но ей не понравилось, каким гордым он выглядел. Но она полагала, что каждый мог бы гордиться собой, если бы стал Десницей короля, особенно если бы они были вторыми сыновьями. Рядом с Алисанной и Джейхерис стояли остальные члены королевской семьи, включая принцессу Рейнис и ее семью. Леди Лейна и принцесса Рейнира стояли рядом с принцем Эйнаром, обе стояли рядом с ним. В воздухе повисла атмосфера меланхолии, поскольку залитое слезами лицо Рейниры выдавало ее внутреннее смятение, в то время как принц Эйнар доблестно скрывал свою печаль, хотя его покрасневшие глаза выдавали его невысказанное горе. В этот нежный момент Лейна сжала дрожащую руку кузена, ее собственные нежные слезы были на грани выплеска, но она решительно подавляла их. Когда уши Алисанны уловили отдаленное эхо хлопанья могучих драконьих крыльев, она инстинктивно вытянула шею, устремив взгляд ввысь. Звук становился все ближе, эхом разносясь по воздуху. И вот ее любимая драконица Среброкрылая, грациозно спускающийся с небес, её массивная фигура отбрасывала тень, которая поглотила погребальный костер внизу. Земля задрожала у нее под ногами, когда драконица приземлился, её присутствие было властным и внушало благоговейный трепет, он возвышался подобно бегемоту, затмевая даже самые величественные пропорции замка. Но Среброкрылая была не единственным присутствующим драконом. Мелеис, Караксес, Вермитор, Каннибал и Морской Дым присоединились к Среброкрылой на этом необычном собрании. Они танцевали в небе, раскинув крылья, рисуя завораживающую картину на лазурном полотне вверху. Все, кроме Каннибала, который лежал, распростершись на огромном изумрудном поле, устремив на Эйнара недрогнувший взгляд, словно стоящий на страже, преданно охраняющий каждое его движение. Как только Среброкрылая приземлилась, Вермитору не потребовалось много времени, чтобы последовать её примеру. Когда драконы коснулись земли, их печальные взгляды отразились на их всадниках, королеве Алисанне и короле Джейхейрисе Таргариене, которые приближались с тяжелым сердцем. Каждый их шаг приближал их к торжественному погребальному костру, где лежало безжизненное тело их любимого сына. Мир, казалось, затаил дыхание, когда королевская чета остановилась, не сводя глаз с безжизненного судна, которое когда-то воплощало надежды и мечты их рода. Когда Алисанна разговаривала со своим сыном, ее голос дрожал от волнения, тяжесть ее слов эхом отдавалась в воздухе. — Нюха треси (мой дорогой сын), — начала она, ее сердце было тяжело от горя, — Я надеюсь, что душа аоха иксис леда Эймон, Алисса се толвис элсе (я надеюсь, что твоя душа с Эймоном, Алиссой и всеми остальными.). — Ее голос дрогнул, уязвимость просвечивала, когда она сдерживала слезы, которые грозили пролиться из ее глаз. Она чувствовала тепло руки мужа, обхватившей ее, их пальцы крепко переплелись, предлагая утешение в этот момент общей скорби. Глядя в его обветренное лицо, изборожденное морщинами хорошо прожитой жизни, она увидела отражение своей собственной муки в его глазах. С тяжелым сердцем, отягощенным горем и тоской, голос Джейхейриса, дрожащий от печали и сожаления, обращался к небесам. — Бейлон, костагон и остальные — это ликсы. Эйви джорраэлан мирре, дорогой Бейлон, (Бейлон, да покоится твой покой с миром. Я так сильно люблю вас всех. Дети мои.) — произнес он, и его любовь к своему умершему сыну эхом отдавалась в каждом слоге. На его залитом слезами лице виднелись следы хорошо прожитой жизни, запечатлевшиеся с течением времени. Подняв глаза, они встретились с пронзительным взглядом своих собственных величественных драконов, преданных и непоколебимых, склонившихся ближе в ожидании, готовых выполнить любой их приказ. С громкой командой «Дракарис!», эхом разнесшейся в воздухе, их чешуйчатые спутники глубоко вздохнули; ожидание нарастало, ощутимая сила надвигающегося опустошения. В идеальной синхронности драконы обрушили свой огненный гнев на пайл, пламя поглотило безжизненное тело Бейлона Таргариена с ненасытным голодом. Алисанна, с тяжелым от горя сердцем, стояла неподвижно, ее полные слез глаза были прикованы к захватывающему зрелищу, разворачивавшемуся перед ней. Зрелище бренного тела ее любимого сына, превратившегося в пепел, было жестокой пыткой, угрожавшей разрушить ее дух. И все же, даже несмотря на свою печаль, она не могла оторвать взгляда от завораживающего танца пламени, их сияющее сияние отбрасывало зловещую тень на пустынное поле. Пока бушевал пожар, в воздух взметнулся сноп алых и золотых искр, их яркие оттенки раскрасили мрачное небо мерцающим гобеленом эфемерной красоты. Каждый уголек, подобно крошечному маяку памяти о павшем принце, парил в невидимом потоке, унося частичку его сущности в бескрайнюю неизвестность. В этот момент воздух, казалось, был наполнен смесью печали и благоговения, как будто сами стихии оплакивали потерю отпрыска Таргариенов. Обжигающий жар, смешанный с горько-сладким запахом обуглившихся останков, окутал всех, кто был свидетелем. В воздухе повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь отдаленным плеском волн о скалистые берега. В этот пронзительный момент Вхагар издала печальный рев, который эхом разнесся в тишине, её навязчивое эхо достигло каждого уголка острова. Скорбный звук, казалось, нес в себе тяжесть тысячи печалей, пронзительный плач, который пронзал сердца всех, кто его слышал. Это был звук, который говорил о разрушенной глубокой связи, потерянном спутнике и свирепом духе, оставленном скитаться по бескрайним просторам мира в одиночестве. Только после того, как последняя вспышка пламени поглотила безжизненное тело Бейлона, не оставив после себя ничего, кроме пепла и воспоминаний, Вхагар расправила свои величественные крылья. Они широко раскинулись, охватывая небо, словно стремясь вырваться из удушающих тисков горя, которые вцепились в ее чешуйчатую фигуру. Она поднялась с земли, мощно взмахнув крыльями, ее силуэт прорезал небо с грацией и целеустремленностью. Ветер ласкал ее чешую, унося тяжесть печали, которая тяготила ее. Вхагар снова осталась одна.