Geburt einer nation

“Ein Mensch, ein Ziel” где-то грозно витало в воздухе и было отголоском, чего-то мощного и в тоже время знакомого, что заставляло волоски на коже вздыматься, будто от мучившего их ветерка. Звук доносящийся далеко, становится ближе и ближе, принимая чёткие очертания. В конце концов из холодного и тёмного коридора вышел худощавый мужчина в военном облачении, напоминавшем о былых временах, когда Германия почти имела власть над миром. Клобук, длинные нижние части которого развиваются по ветру, красовался на голове, придавая вид молодому усачу некоего Влада Цепеша или служителя церкви, которому лишь не хватало рясы для полного облачения. Но у него был зеленовато-серый китель, незастёгнутый несчастными пуговицами. Вслед за мессией в клобуке, Миланом Фрасом, следовало трое персонажей, тоже носивших форму, как и их лидер. Светло-зелёные рубашки выделялись на красном фоне, который пропитал собой стены. Разве что двое парнишек отличались от своего брата по разуму, Ивана Новака, наперевес шествуя с барабанами и касаясь палочками их упруго тела, гулко звучащего при соприкосновении. Шпалу, свесившуюся над ударным инструментом и усердно отыгрывающую свою партию, звали Деян Кнез. Большие выпуклые глаза с карей глазурью зрачков, аккуратный прямой нос, пухлые губы, чёрные волосы, чуть растрепавшиеся в разные стороны, и заострённые черты лица сочетались с худобой, из-за которой тот напоминал долговязого журавля. Противоположностью ему был Эрвин Маркошек куда меньше Кнеза, с глубоко посаженными светлыми глазами, грубоватыми чертами лица и волосами цвета молодых колосьев, вздымающихся к небесной лазури. Но весь квартет объединяло одно — грозный взгляд, прожигающий душу. Было в нём что-то и диковатое, неизученное. Будто восставшие из мертвых с полей, где происходили ожесточённые бои, у них было что-то призрачное, в то же время что-то осознанное, будто они прожили эту жизнь, зная обо всех коварствах судьбы.

. ”Und eine Weisung„ В пустом помещении разлетался отголосок, эхом возвращавшийся обратно. Шествие странной компании продолжалось уже в громоздкой комнате с высокими потолками, дававшими множество возможностей эху, желавшему повторить услышанные звуки. Громовой голос Фраса, казался чем-то удивительным в этом немноголюдном месте, где были разве что они — Laibach. Перешагивая через обрывки прошлого и квадратные кресты, которых в помещении только прибавлялось, процессия направлялась к белоснежной двери, манящей за собой. Где-то позади птицами витали крылатые ракеты с полустертыми шашечками отнюдь на не девственных боках, неистово свистящие при полете, ожидая своего приземления на грешную землю. Противотанковые ежи ждали своего часа, расположившись по углам и близ двери, тлеющей позади. В коридор уже не попасть. Назад пути для отряда нет! Щепки догорали, постепенно превращаясь в чёрную золу, вскоре разлетевшейся на все четыре стороны. И вот от двери ничего не осталось. На прозрачном потолке крутились шестеренки, приводя в действие могучий механизм, чьи детали гулко работали, давая о себе знать.

”Ein Herz, ein Geist„ До белой двери осталось ещё чуть-чуть. Пробираясь сквозь кресты, отдающими футуризмом 20-ых, тем безумным супрематизмом, открывающим на бытие иной взгляд. Окопы, в которых пахнет гарью жженых костров. Чрез них пришлось проходить. Где-то свистели бомбы, вскоре приземляясь на месиво, бывшее когда-то полем, и разлетаясь на массу осколков. Пыль, пот, кровь. Все ужасы войны, с выжженной кожей, сопровождаются ими, отголосками напоминая о себе через несколько десятилетий.

“Nur eine Lösung„ Наконец-то дверь была открыта руками Фраса, но что за ней было понять теперь невозможно. Меркьюри сразу же вскочил, проснувшись от этого странного сновидения. Но что-то явно было не так… Чьи-то голоса, говорящие на непонятном фарсу языке, доносились совсем рядом. Наконец-то его взгляд привлекли они. Те самые. Именно, те, кто мучает разум вокалиста и фронтмена Queen. Безумные гости в военном одеянии, чьих смыслов ему не понять. — Опять вы! — в замешательстве Фред спрыгнул с кровати, встав чуть подальше от незваных гостей, прожигающих своим, быть может осуждающим, взглядом. Правда, поближе он подойти не решился. — Кто вы такие? — единственное что пришло на ум хозяину этой спальни, которого преследовали везде эти персонажи. С экранов телевизора и плакатов. Они везде! — мы Laibach! Пришли принять эстафету. Но скорее мы уже её приняли и удачно. Не правда ли, мистер Меркьюри?