Гретхен

— Алиса! Эй, Алиса! Подушка несильно бьет ее по плечу; Алиса вздрагивает — заколки не выдерживают, тяжелые косы рассыпаются по спине — и диким взглядом обводит спальню семикурсниц Рейвенкло. Что, что случилось, как долго она не слышала и не видела никого, поглощенная лихорадкой и своими мрачными мыслями? — Тебя проклял кто-то? — хохочет Джой Дэвис — у нее два брата, мелкие сошки, но кровь чистая на семь поколений назад, ты бы присмотрелась, Элли, они только благодарны будут, что мы их в семью взяли. — Сначала по комнате бродила что твоя Серая Дама в новолуние, а сейчас села писать — и минут пятнадцать в одну точку глядела! Что с тобой такое? Бродила по комнате? Смотрела в одну точку? Алиса касается виска — она не помнит ничего, о чем говорит Джой. Ее голова будто в огне, в чаду, в дыму; в мыслях, обычно упорядоченных, — ох, как тяжело приводить их в порядок в последнее время! — царит неразбериха. Они должны были уже закончить. Где он? Отчего молчит? Алиса бездумно сжимает в ладонях маленький бронзовый трикветр — безделушку, пустяк, в Хогсмиде в лавке таких десяток на галеон и еще сдача останется. Пустяк, безделушка — но для нее он ценнее фамильных гребней, подаренных отцом на совершеннолетие: когда он ждет ее на условленном месте, трикветр нагревается. Но время проходит, а трикветр остается таким же ледяным, как хогвартские стены зимой. Как ладони самой Алисы сейчас. — Перестань, Дэвис, это не смешно, — Андромеда берет ее за руку, усаживает рядом с собой, встревоженно заглядывает в лицо. — Элли, ты в порядке? Ты вся горишь, может быть, сходим в Больничное крыло? Алиса улыбается — благодарно, но слабо. Андромеда могла бы понять, почему мечется Алиса по спальне, не зная ни минуты покоя, почему так рассеянна, почему ее так лихорадит — но Андромеда слишком рассудительна, слишком логична, даже в любви. Даже в том, что собирается сделать летом, сразу после ЖАБА. Андромеда не понимает — и не поймет. Может, оно и к лучшему. Алиса не хочет доставлять Андромеде проблем, кроме тех, что уже есть. — Я в порядке, Меда. — Точно? — Точно. Мне просто нужно на воздух, — неуклюже врет Алиса и так же неуклюже поднимается, запинаясь о столбик кровати. — Пойду пройдусь. Она не идет, она летит — вниз, вниз, вниз, через одну, две, три ступеньки. Всматривается в каждого парня по пути, но его — Фрэнк, Фрэнк, не бойся назвать его по имени, он теперь твой, а ты его, — нигде нет. В окне виднеется часовая башня; Алиса бросает на нее быстрый взгляд — и чувствует, как горло будто захлестывает удавка: прошло больше часа с назначенного Фрэнком времени встречи. Он всегда так аккуратен… конечно, он мог задержаться: близится игра Гриффиндора с Хаффлпаффом, капитан наверняка гоняет их по полю уже в десятый раз. Или нет?.. Алиса трет виски, но голова начинает кружиться сильнее. Мерлин, а если случилось самое страшное… если донесли отцу, донесли Родольфусу… от квиддичного поля до замка не так уж и близко, что им стоит подкараулить и расправиться… От окна тянет холодом, и Алиса внезапно успокаивается; из головы выветривается чад, а удавка на горле ослабевает — так, что можно дышать. Перестань паниковать, — твердо шепчет она сама себе. — Он просто задержался на тренировке. Иди вниз и подожди его на вашем месте. На их месте — в коридоре первого этажа, у окна напротив огромного разлапистого дуба, где они впервые заговорили друг с другом — Алиса забирается на подоконник и прижимается лбом к растрескавшемуся стеклу — немного остудить пылающую голову. Кто бы сказал ей год назад, что будет она вот так метаться по школе, метаться и сгорать от любви и страха — рассмеялась бы в лицо. Или спокойно, вежливо, безжалостно-логично доказала бы, что уж с ней-то такого точно не произойдет: пусть оставят всю эту любовную ерунду Цисси Блэк, вон она с Малфоя глаз не сводит. И, верно, с ней бы и не случилось ничего такого, будь рядом кто-то другой… Но рядом был Фрэнк. Именно он — Фрэнк Лонгботтом, огромный, похожий на медведя, добродушный загонщик Гриффиндора — показал ей, какой должна быть настоящая жизнь, что она не ограничена узким кружком одних и тех же лиц, фамилий и привычек; что мир за пределами дома и даже школы куда больше и ярче, чем Алисе представлялось в самых смелых мечтах. «Тед у нас Персей, а я спас принцессу из заколдованного замка», — посмеивался Фрэнк обычно, а Алиса, прижимаясь к нему, мысленно молила Мерлина и Моргану о том, чтобы Фрэнк так и не узнал, что это был за замок. Догадываться — одно дело, но знать — совершенно другое. Если Фрэнк когда-нибудь ее бросит, она умрет. Она и так чувствует себя мертвой, когда его нет рядом: Фрэнк стал ее жизнью, светом, на который она вышла из затхлого, пропахшего кровью склепа, в котором до этого жила и из которого не знала, как выбраться. Если Фрэнк ее бросит… или с ним что-то случится… А случиться очень даже может. Алиса трет горло — удавка паники снова сжимается. Прошлым летом, когда раскрылось все об Андромеде, Родольфус мимоходом бросил, что если его сестра закрутит с магглорожденным (на самом деле он сказал не так, а много хуже), он церемониться не будет — прибьет выродка, а тело пустит на корм рыбам; отец только поддержал его мрачным кивком. Но Фрэнк — это не магглорожденный, это намного хуже; Алиса не слепая и прекрасно знает о том, чем занимаются и отец, и брат, и мистер Риддл, и мистер Долохов, и все, кто так часто и подолгу гостит у них дома. Если об этом узнает Фрэнк, Фрэнк, которой собирается после школы пойти в авроры — ему не жить, а значит, не жить и ей. Поэтому она так осторожна, поэтому встречается с Фрэнком втайне ото всех, поэтому не говорит о нем даже Андромеде — лучшей подруге, почти сестре. На башне глухо бьют часы. Полтора часа, Фрэнк всегда приходит вовремя. Неужели кто-то все же разболтал о них — Рабастан, Регулус, может, Цисси решила и ее «избавить от страшной участи», как прошлым летом Андромеду? Или он нашел себе другую, без темных магов в родственниках и трупов в подвале во всех смыслах, думает Алиса и сама смеется нелепости этой мысли: Фрэнк, такой постоянный, такой надежный — и меняет девушек чаще, чем иные парни меняют носки. — Элли! Алиса вздрагивает, прижимается к стеклу и выдыхает с облегчением: Фрэнк идет по двору — высокий, широкоплечий, горделивый, блеск глаз завораживает даже издали. Алиса дергает ручку, открывает окно и неуклюже спрыгивает в снег; не успевает она охнуть от боли в ушибленном локте, как ее поднимают и отряхают от снега знакомые сильные руки. — Аккуратнее, птичка, — ворчит Фрэнк, но глаза его смеются. — Давно ты тут, Элли? Уж прости, Кут как с цепи сорвался, три часа нас гонял… Голос его для Алисы журчит как ручей около дома — мягко, успокаивающе, а когда губы Фрэнка целомудренно касаются ее лба, она дрожит — но не от холода или страха, а от жара, охватившего все тело. От Фрэнка пахнет шерстью, мокрым деревом и чем-то еще, и Алиса прячется в его объятиях от надвигающейся метели, от холода, от всего дурного в мире. Где бы ей набраться духу, чтобы перестать бояться их любви, победить этот страх, который измотал ей душу? Рвануться, прижаться, обвить руками — и не выпускать никогда, ни перед небом, ни перед людьми? Позабыть с ним наедине обо всем — об отце и брате, другом брате, которому была нянькой с самого детства, замученной отцом матери, о запахе крови и криках, которые пропитали весь их старый дом? Алиса не знает, не знает и кому довериться: Сириус слишком мал, Андромеде и своего горя хватает, Белла… нет, не после того, как Белла вышла замуж в их семью. Белла выдаст ее отцу и брату не задумываясь, искренне полагая, что ее новой сестре не место рядом с будущим аврором. Без Фрэнка Алисе не жить, но и оставаться рядом с ним для нее — верная гибель. — Элли? — Фрэнк отстраняет ее от себя, встревоженно заглядывает в лицо. — Ты чего? Что-то случилось? — Просто переволновалась, — Алиса не врет, она говорит чистую правду. Почти. — Тебя долго не было, а ты всегда вовремя приходишь, и я… — И ты подумала о своей семейке? Взгляд у Фрэнка слишком проницательный, слишком понимающий — нет нужды врать, нет нужды вообще что-то говорить. Алиса отводит глаза, и Фрэнк снова прижимает ее к себе. — Я тебя у них не оставлю, — шепчет он тихо, но яростно. — Я тебя оттуда вытащу, слышишь? Наша семья не хуже вашей, твой папаша мне не откажет… а откажет, так мать с дядей Аластором помогут. Я тебя не брошу, Элли, я всегда буду рядом. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом. В жизни и смерти, как в той клятве Теда, помнишь? Алиса улыбается, кивает — и понимает, что ее наконец-то отпускает удушающий страх, страх того, что случится, если их с Фрэнком разоблачат. Пусть это будет для нее погибелью, но если рядом будет Фрэнк — свет, на который она однажды вышла из темноты, — то умирать не так уж и страшно.