Антитеза

Вечерний гул магазина, усталость после длинного дня. И внезапный скачок пульса, заставляющий замереть и вслушиваться в слишком быстрый стук, жадно втягивать воздух, не верить собственным глазам. Пугод смотрит в чужую спину в паре метров от него. Он не мог спутать с чьими-то ещё эти худые руки с обилием родинок, восходящие по шее тёмные синие полосы — видимую из-под одежды татуировку. Он знает эти остренькие плечи и непроглядную сквозь свободную футболку талию. Окликает бездумно, негромко, но внятно: «Нео». От сердца в разные стороны расходится горячее тепло, когда молодой человек оборачивается, всматривается в лица случайных людей вокруг и, наконец, замечает его. Мгновение, и в его вечно уверенном взгляде загорается радость. С губ в ответ срывается неслышно: «Пугод». Нео делает несколько шагов, и младший тоже двигается навстречу, разводя руки, точно желая обняться, но оба неловко останавливаются рядом. Модди всё так и стоял у стенда с кормами для животных. Средняя пачка была сжата в его руке. Он смотрел на двоих, не совсем понимая, что происходит. Нервный комочек застрял в горле и не провалился ниже от сглатывания. Двое знакомых пересеклись. На этом стоило бы остановить мысль, но почему тогда в движениях Пугода таится такой трепет? Его опущенные брови и блеск умилённых слёз в глазах (Чат хотел ошибиться, увидеть, что принял за них блики от ярких ламп) выражают это нежное приветствие так, точно он томился в ожидании этой встречи, скучая. — Привет. Как ты? — теплым тоном интересуется Нео. Тот вздрагивает от звука его голоса, млеет, видя, что старший внешне почти не изменился. Более взрослые черты коснулись его лица, возможно, скулы выражены немного ярче, но он остался собой. Повсюду обычный запах супермаркета, но Пугод улавливает аромат парфюма. Ему он не знаком. Наверняка вкусы и привычки Нео изменились, ведь прошло так много времени. Младший ненавязчиво осматривает его, замечая новые татуировки на открытых руках. — Как твои дела? — ему нужно унять свою нервозность от взглядов (помимо нежно заинтересованного спереди, его спину словно выжигал взор Модди), и он сцепляет светлые руки в замок. — Всё хорошо, спасибо, но ты не ответил, — старший понимающе улыбается. Пугод не уверен, насколько поменялся сам. Он поступил и закончил учебное заведение, которое хотел, а в промежутке между двумя этими точками в его жизни появился Модди. Тогда он уже не был так зажат, как до, полюбил объятия и поцелуи в макушку, умел робко выразить свои чувства и совершенствовался в этих умениях вместе с Чатом. Тот же, неровно дыша, старается ничуть не подозрительно к ним подойти. Не случилось никакого криминала, потому Модди нет смысла брать роль служебной псины, рвущейся по пятам за преступником. Просто Пугод, кажется, встретил своего бывшего, которого всё это время Модди знал лично. Он бывал в гостях у Нео когда-то давно. Это не единственное воспоминание, а цепочка мыслей, действий, определённая последовательность дней, пустые бутылки из-под алкоголя, недели сессий и сдачи курсовых, когда ты ещё юный, не придумавший, куда же двигаться, и закончившиеся сразу после защиты дипломов разговоры. Модди тяжело принять, что и Пугод там был, и он точно не мог выступить собутыльником, сокурсником. Пугод не такой. Модди помнил его неуверенным и одиноким, но что было до этого? «До» — побеги от родителей на несколько часов, хитрости, чтобы урвать ещё одну бессонную жаркую ночь, открытые взгляды и такие же открытые жесты, которые Пугод помнил не так ярко, но видел их фантом в глазах, таких знакомых и чужих одновременно. Он смотрит то на Нео, то на приближающегося Модди, и последний не замечает разницы в его чувствах. Прежде, чем Чат произносит сухое «здравствуй», младший судорожно шепчет: — Я счастлив. Нео едва заметно кивает. Оба, пожалуй, стали лучше и счастливее себя прежних, без ссор и скандалов расставшихся годы назад. — Здравствуй, Модди. — Вы знакомы? — в мыслях младшего, кажется, случается короткое замыкание. Сердечко бьётся птицей, уже те только от восторга, но и от страха и удивления. — Учились в одном институте, — нарочито спокойно объясняет Модди, пока в его груди продолжает твердеть свинцовое чувство, не дающее дышать. — Ха, я уже не помню почти никого с потока, кроме тебя, — тот, кажется, не ощущает этого напряжения, слепой и счастливый от встречи с бывшим или, напротив, не желающий создавать ещё большее напряжение. Модди глухо усмехается. Ему просто больно признать, что до него Пугод находился под влиянием Нео. Любил его, целовал, лежал под ним, расхристанный, доведённый до исступления. Внутри продолжал затягиваться удушающий узел, кольцами вокруг Модди застыла некая неизведанная, но мерзкая с первого впечатления ревность, которую невозможно утопить в бокале или сжечь огнём речей. Кажется, вновь воодушевленный Пугод хочет что-то спросить у Нео, но тут из-за стеллажей выходит парень, которого он никогда раньше не видел и не обратил на него внимание, если бы тот не окликнул старшего обиженным голосом: — Нео, ну где ты пропал? Я жду же. Он не знает ни Модди, ни Пугода, но глядит на них открыто и непринужденно машет им рукой, занятой двумя бутылками вина. — Ох, сейчас, — Нео бросает в его сторону виноватый взгляд, затем быстро прощается, — хорошего вам вечера. Ведь он не должен тут быть. Прошедшее прошло, настоящее происходит, и эти две линии, навеки прерванные «до», не имеют права пересекаться. Обязаны остаться только далёким нежным чувством, которое нельзя спускать с цепи, чтобы не разрушить сегодняшний день. — Взаимно. Пугод не знает, что ещё сказать, но желает поймать прощальный взгляд. Парень до сих пор чувствует к Нео это тепло, превращающее ритм сердца в дробь, хотя прошло немало времени. В конце концов, именно тогдашний четверокурсник помогал ему, асоциальному стеснительному подростку, познавать грани собственного нутра. С ним было не страшно ошибаться. Нео вёл уверенно, принимал его слабость, успокаивал и между тем заставлял изнывать под прикосновениями и томными взглядами. А ещё он смог отпустить, когда горящие угли гормонов партнёра стали тлеть. Старший не обернулся, догоняя своего спутника и о чем-то с ним говоря. Их фигуры скрылись за стеллажами с алкоголем, в стороне касс. И этому Пугод обрадовался. Та спичка первых чувств вспыхнула да и сгорела сама многие годы назад, от неё остался только едва ощутимый теплый запах. Какое-нибудь светлое утро в большой дорого обставленной квартире и тепло тех рук никогда не вернётся, и младший рад, что именно это, прошедшее, неспокойное, не совсем правильное, помогло добиться того, что у него есть сейчас. Ему нравилась двушка в десятиэтажке, которую они с Модди снимали. Он проникся определённой нежностью, недоступной в обычное время и просыпающейся только в глубоких мыслях, к каждой подушке на их диване, видам из окон, даже, пожалуй, к газовой плите, на которой одна из конфорок не поджигалась. Пугод любил их милого забавного кота, спящего обычно на одном месте и иногда любящего поиграть с небольшой игрушкой-мышкой. Пугод любил Модди, по-своему жарко, самоотверженно и преданно и хотел только укреплять их единство. А Модди секунду, две стоял, опустив взгляд в кафельный пол, и в его руке шелестела сжатая слишком сильно упаковка с кошачьим кормом. Набатным колоколом в груди било отяжелевшее сердце.