***
он прекрасно помнит день, когда зашёл в квартиру, наполненную мраком и темнотой. он задержался в продуктовом и по пробкам, надеясь, что на него не будут в обиде. январский мороз, залезающий в квартиру и разгуливал по дому через открытое окно. голубоглазый шестым чувствовал ощущал, что что-то случилось, зовя в темноте родного человека. — кот, ты дома? — донеслось эхом в прихожей. медиум стал медленно проходить дальше, оставляя прямо на ходу свои вещи и куртку, осторожно проходя к кухне, откуда шёл неприятный сквозняк, щекотящий голую кожу.прекрасно помнит как увидел сидящего к нему любовника, тресущегося как осиновый лист.
— кот, всё нормально? — снова задал вопрос в пустоту он, начиная подходить чуть быстрее, но всё с той же осторожностью. заходя на кухню, он увидел разбитый бокал, опрокинутая бутылка вина, развивающиеся на ветру шторы. — ты что, переживаешь за разбитый бокал? мой ты хороший… — начал было мужчина, подходя ближе с лёгким облегчением. но подойдя к столу, чтобы обнять со спины брюнета, он ужаснулся. потерял дар речи и думал, что это просто сущи бегают перед глазами. вместе с разлитым содержимым бутылки на полу мешалась кровь, идущая ручьями с запястья, медленно стекая каплями вниз. чернокнижника по прежнему трясло. до жути сильно. всхлипы выбирались изо рта, прикрытого тыльной стороной руки, которая пыталась их заглушить.Олег не знал что говорить. он боялся.
Шепса будто в один миг отпустило и он ринулся к Диме, разворачивая его лицом к себе. он заглядывал в чужие глаза, в которых виднелся зверский страх и дикий рёв, рвущийся наружу. зрачки бегали по лицу, пытаясь уловить все эмоции одновременно, но их спектр был слишком огромный, чтобы считать. медиум метался глазами по чужому лицу, запястью, а затем резаку, лежащему рядом. в нем кипели злость, обида и печаль. он злился на ситуацию, чувствовал обиду на возлюбленного за безолаберность и печаль из-за того, что не уследил. он осторожно взял чужую руку, не касаясь больных мест, поднимая выше. медиум соблюдал зрительный контакт. — зачем..? — кратко процедил он, чуть сжимая запястье. ему было сложно контролировать себя и он сдерживался, чтобы не выплеснуть все эмоции в один огромный ком. — тебе ещё жить и жить, не твоё время. со смертью поиграться решил? раз обойдётся, два, на третий раз заберёт и глазом моргнуть не успеешь, и всё. не хочешь ты этого, я то знаю. — всё еще спокойно говорил младший, читая брюнета как открытую книжку. в его голосе слышались переживания и безразличие одновременно. по щекам снова потекли слёзы и чернокнижник уже не мог сдерживаться. ему было дурно от самого себя и своих мыслей, которые взяли верх. поддался на глупые провокации бесов и проблемы, которые давили на мозг. Олег не мог смотреть за его страданиями, поэтому гнев сменился на милость, заставляя снова вернуться в реальность, метаясь на поисках аптечки. он не поисковик, но именно сейчас был готов им стать ради одного глупца. это был единственный раз, когда медиум пустил горькую слезу, которая вырвалась совершенно невольно. эта была тема, которая закрыта абсолютно для каждого. много горьких слез было пролито в тот день и Шепс чувствовал, что в их доме пахло чем-то странным: сыростью и пылью. это было несвойственно для их квартиры, поэтому, прижимая Матвеева ближе к себе он старался понять, откуда исходит запах. он чувствовал что-то подобное от кладбищ и людей, которые привязаны к этому месту. и понял — это смерть. эта гнида стояла в углу комнаты, улыбаясь во все зубы и покачивалась из стороны в сторону с косой на плече. манила пальцем подойти к себе, чтобы забрать самое дорогое — возлюбленного. ждала третьей попытки поиграть с ней, чтобы наконец выиграть. и мужчина не мог себе позволить. обещал заполонить чужие мысли собой, постоянно находясь рядом. не позволит лишить счастья, не сейчас Димино время, точно не сейчас.***
старший даже не пытался брыкаться как раньше. давно понял, что бесполезно спорить с Шепсом на тему его здоровья и состояния. а он был и рад, что о нем заботятся, хоть и не совсем того хотел. не хотел привлекать внимание, разве что, испугался в конце, чтобы сделать последний шаг. это только недавно стало обычной рутиной, которая не вызывала никаких эмоций. но раньше Диме было больно смотреть на Олега, который со стоящими на глазах слезами перевязывал чужую руку. боялся, метался. а вдруг не успел бы? винил бы долго себя, хоть и знал ответ на собственный вопрос – не виноват. уже совершенно спокойно Шепс льет перекись и дует на раны, чтобы не было больно. попутно спрашивает что-то о съёмках, словно они сейчас сидят и пьют чай на кухне, а не зализывают раны. голубоглазый привычно целует чужие запястья, ладони. одаривает нежностью, которую способен увидеть далеко не каждый. а Диме и приятно. юноша тянет чернокнижника к себе, усаживая на колени. снова соблюдает зрительный контакт, осторожно поглаживая большим пальцем щеку, убирая крашеные пряди с лица. Диме нравится. он отвечает на все ласки поцелуем, заводя длинные пальцы в лохматые, чёрные как смоль волосы, перебирая и распутывая. младший углубляет поцелуй, исследуя, словно в первый раз. по-хозяйски, по-своему. знает слабые места, поэтому запускает руки под чужую футболку, сжимая чувствительную талию, выбивая стон прямо в поцелуй. Матвееву нравится, оттого и начинает ерзать на коленях, поддаваясь вперёд. воздух предательски кончается, заставляя отстраниться. Олег не боится смотреть в глаза, считывая эмоции. и это явно наслаждение. продолжая осторожно поглаживать талию, Шепс снова приблизился, только на этот раз спускаясь ниже: от губ прямиком к шее, на которой нет чистого места, вся в татуировках. если бы места поцелуев было видно, на ней бы и от татуировок след простыл, перекрывая "метками". Олег так же по хозяйски продолжал покрывать шею и ключицы поцелуями, оттягивая ткань футболки. по хорошему счету стоило бы избавиться от ненужного атрибута одежды, но чуть позже. Дима в блаженстве закинул голову назад, открывая прекрасный вид на татуированную шею, позволяя делать, что чужой душе угодно. они любили друг друга так, как не любит половина людей на земле. чувствовали друг друга насквозь, наслаждаясь даже самыми простыми минутами проведенными вместе. нельзя было вылить это на публику, было бы слишком много проблем. но это явно не мешает любить до невозможности за пределами публичности и популярности. хочется любить так же, как любят обычные простолюдины – с особым трепетом и заботой, не боясь за что-то. но это явно не им предсказано, то дело и развивает интерес и страсть. многие фанатки явно бы разочаровались в том, что у них нету даже малейшего шанса быть замеченными как суженая. все знали, что этот вечер тянет на продолжение, поэтому оба получили мнимое согласие, не желая останавливаться. хоть съёмки и занимали очень много времени и сил, но друг на друга исчерпание этого ресурса не работает. хотелось продолжить прямо здесь и сейчас, поэтому, Олег оставил ещё несколько поцелуев, выбивая сдержанный стон, после чего осторожно отпустил старшего, поставив на пол. — подожди минутку. — попросил медиум, прислонившись к уху, обжигая горячим дыханием. и это жутко заводило, заставляя ноги подкашиваться, но ослушаться Матвеев не мог. Олег удалился в спальню, доставая из тумбочки не так уж и далеко спрятанный тюбик со смазкой, решив взять его сразу, чтобы не пришлось бегать из комнаты в комнату в самый пик страсти. попутно оставляя предмет на кухонном столе, Шепс тут же прильнул к чернокнижнику, прижимая его к барной стойке, заставляя запрыгнуть для удобства. голубоглазый был настроен по своему серьёзно, поэтому без лишних слов снял ненавистную футболку как с Димы, так и с себя, кидая куда-то в сторону стула. сейчас это было неособо важно, они позже займутся поиском домашней одежды. у них впереди ещё целая ночь. медиум прильнул к бледной коже, на этот раз спускаясь от шеи к груди, оставляя поцелуи и бардовую дорожку засосов, тут же вылизывая больные места, слушая сладкие стоны и скулеж, просящий большего. Диме приятно, он так и теряется в ощущениях, пытаясь жадно вылавливать воздух ртом, попутно успевая запустить руки в чужие волосы, время от времени оттягивая. Олег позволял хвататься за волосы и спину, терпя царапины от коротких острых ногтей. Шепс провел шершавым языком по ребрам, доходят до несчастной татуировки "366", вылизывая каждую цифру, прикусывая бледную кожу возле груди. в штанах становилось тесно и хотелось как можно быстрее освободиться от напряжения, но желание довести возлюбленного до состояния, когда он будет видеть звёзды в глазах, умоляя, было сильнее. каждый раз видеть такого разгореченного Матвеева, который ещё буквально несколько часов назад стоял в ряду с остальными экстрасенсами, не задействовав ни одного мускула на лице, было настоящим блаженством. только Олег видел его таким и желал, чтобы все оставалось именно так. с этим человеком хотелось заниматься именно любовью, отдавая всего себя. это не девушка с панели на одну ночь, а любовь, которая дарит положительные эмоции и радость лишь при виде одной улыбки. как луч солнца в пасмурную погоду. младший мог вечно слушать вздохи, срывающиеся на хриплые стоны. это была лучшая мелодия для ушей. лучше любой музыки и любого музыкального жанра. бросало то в жар, то в холод от каждого прикосновения к родному телу, получая мокрые и грязные поцелуи, которые заставляли сознание просто почернеть от блаженства. чернокнижник уже не мог терпеть. он по блядски ерзал по стойке, желая избавиться от лишних атрибутов одежды, оставаясь в одних лишь носках. — Олеж... прошу... — скулил он, уже собираясь избавится от домашних шорт и нижнего белья, которое буквально давит. в его глазах всё мутнеет, лишь возлюбленный, стоящий напротив был чётким силуэтом. а Олегу доставляло удовольствие изводить парня из кожи вон, очень нравилось. но изводить приходилось и себя самого. уставши играть с беззащитным и таким горячим телом, брюнет придерживая Диму за талию, помог спуститься с барной стойки, взяв в руки заветный бутылек, поставив прямо под руку. её время придёт буквально через несколько мгновений. Матвеев зря времени не терял, поворачиваясь задом, толкнувшись бёдрами вперед, ощущая сквозь ткань своих и чужих шорт напряжение. это не могло не заводить еще сильнее. Шепс положил руки на ягодицы, сжимая их, снова выбивая стон. плавно отпуская руки, брюнет дотянулся до резинки чужих шорт, спуская их до колена. он любил это тело и восхищался им. любил каждый шрам и родинку на нем, считал самым родным. переместив руки на бедра, Олег решил помучать парня, прижимаясь бёдрами к ягодицам сквозь ткань нижнего белья, получая в ответ лишь недовольный томный вздох. — я тебя прошу, прямо на этой стойке, Олеж, я уже не могу. — ныл Дима, чувствуя себя на пределе. брюнет и сам уже почти дошел до зведочек в глазах, поэтому словно с новом притоком сил избавился от одежды, оставаясь в том, в чем мать родила. снова взяв в руки смазку, младший выдавил холодную вязкую жидкость на пальцы, растирая, чтобы нагреть. начиная осторожно целовать спину, Шепс приставил палец к кольцу мышц, постепенно вводя фалангу пальца. это был не первый и явно не последний раз, но доставить дискомфорт партнёру явно не хотелось, поэтому он делал всё с особой осторожностью и нежностью, замечая ответную реакцию. постепенно вводя второй и третий палец, юноша двигался медленно, пытаясь найти тот самый чувствительный комочек мышц. чернокнижник без единой мысле о стыде стонал подобно сволочи, выгибаясь в пояснице, когда ноги подкашивались. закатывал глаза от удовольствия и продолжал глотать жадно воздух, насаживаясь на пальцы самостоятельно, привыкнув. Олег, увидев самодеятельность, одной рукой сжал бедро, фиксируя. чувствовал полную власть над телом под ним, желая приносить удовольствие самому, не желая помощи, начиная двигаться интенсивнее, делая "ножницы". терпеть не было сил. они были готовы, давным давно. лишь выводили друг друга на стоны и вздохи, заливывая засосы и оставляя грязные поцелуи. медиум обильно вылил жидкость в ладонь, проводя по всей длине, чтобы уж наверняка не причинить боли. слишком сильно он дорожил чужим комфортом, даже был готов пожертвовать собственным. он уже изучил все слабости Матвеева и мог эгоистично ими пользоваться, поглаживая талию, сжимая, хватать за волосы, легонько подергивая. приставив головку ко входу, Шепс начал осторожно входить, смотря за реакцией. она бы положительной, жадной, голодной, желающей большего. Дима выгибался в спине чуть ли не до хруста, постанывая от неожиданности, пытаясь ухватиться за что-то рукой для опоры. — ну же, Олеж, не медли... — торопил его старший, желая снова проявить самодеятельность. и тут же в ответ получал новую волну поцелуев на спине, чувствуя довольно резкое осуществление просьбы. заходя почти по самое основание, голубоглазый начинал двигаться. сначала медленно, статично, но этого хватило ненадолго. он по прежнему желал делать по своему, по хозяйски. буквально вдалбливать парня в барную стойку, делая резкие толчки, чтобы шлепки разлетались эхом по кухне в унисон вместе со стонами. и он это сделал. сделал так, как хотел, набирая темп, касаясь комка нервов, заставляя стоны разлетаться на комнате. мокрые пряди челки липли ко лбу, мешая видеть что-топеред собой, но не мешали ориентироваться в происходящем. Дима чувствовал, что он на исходе, поэтому тянулся рукой к собственному органу, начиная делать движения, в ритме Шепсу, кончая с громким стоном себе в ладонь, сжимая парня внутри. становилось слишком жарко, тесно, уютно. Олег был на пике и с хриплым стоном сделал ещё несколько движений, излился следом, опираясь руками о бедра, на которых и так останутся синяки. именно сейчас он был измотан и видел, как чужие ноги трясутся, почти не держа равновесие. колени дрожали и Матвеев из последних сил стоял, облакотившись о стойку почти всем телом, чтобы не упасть. тяжёлая отдышка не была помехой, чтобы затянуть старшего в поцелуй. его чувствально трясло, но медиум притянул его к себе, разворачивая и крепко удерживая в собственных объятьях. было жарко, грязно, липно, но это не мешало. звёздочки перед глазами до сих пор прыгали, но её загораживали чужое лицо, к которому тянуло как первый раз. они не могли долго держаться на ногах, поэтому желая как можно быстрее закончить с банными процедурами, спешили лечь в кровать. приятное тепло по прежнему распростронялось по телу, давя на мозг, но это явно было не плохо. Олег осторожно обнимал полусонного чернокнижника, чувствуя его дыхание и сердцебиение. совершенно случайно юноша кинул взгляд в угол комнаты, где увидел уже знакомый силуэт, тащущий за собой запах сырости и кладбища. смерть продолжала смотреть в глаза и манить за собой. но ни один мускул на лице не вздрогнул. Олег следил на сущностью и понимал, что их это точно не коснётся. не их время, явно не их. осторожно приподняв руку, отрывая от чужой спины, Олег показал средний палец, тем самым говоря: "успокойся, не наше время".