Прометей

      — Да где же чертов фонарик? — в отчаянии воскликнул Фауст, в темноте стукнувшись носом о ручку кресла. Нос уцелел, но источник света, который он искал на самой нижней полке тумбочки вровень с полом, так и не нашелся. Фауста со всех сторон окружал мрак.       Где-то со стороны кухни (или лаборатории? в темноте потомок гениального алхимика ориентировался не очень) раздался грохот, и Иоганн мигом забыл о своем носе, вскакивая на ноги. Элайза и при свете была неловкой, а в темноте — мало ли, на что она натолкнется? А если она в лаборатории? Там шприцы и кислоты… А на кухне — ножи и газ, газ же никто не выключил… наверное.       И как Элайза вдруг там очутилась, она же была рядом!       Фауст нашел жену неким мистическим чутьем, безошибочно определив ее местонахождение и умудрившись ничего не уронить по пути. К счастью, она была не в кухне — в столовой, у шкафа. Грохотали рассыпавшиеся вилки и ложки: Иоганн с облегчением вспомнил, что ножи хранятся в другом месте.       — Любимая, ты в порядке?       — Да, — голос у Элайзы звучал уверенно, но чуть испуганно. — Я думала, фонарик здесь. Я сама его сюда положила… или не сюда? — засомневалась она, для сохранения равновесия прижавшись к плечу мужа.       — Я искал в гостиной, — сказал Фауст. — Ты точно знаешь, что он тут?       — Нет, — призналась Элайза. — И мне страшно. Темнота как будто вытягивает глаза… И я представляю себя слепой… Но ты же тоже ничего не видишь?       — Абсолютно! — заверил ее Фауст. — Даже тебя не вижу. Не бойся, любовь моя, нас просто обесточили. Может, авария на подстанции? Сегодня выпало много снега, а он налипает на провода.       — Я слышала по радио, что соседние районы без света, — вспомнила фрау Фауст.       — Ну вот видишь, — Иоганн поцеловал жену в макушку. — Кстати, мы можем зажечь свечи.       В ноги ему ткнулось что-то огромное и теплое. От неожиданности Фауст чуть не вскрикнул, но его опередила Элайза, охнув не испуганно, а радостно:       — Франки!       Пес заскулил, как маленький потерянный щенок. Отлично, подумал Иоганн, они все втроем невесть чего боятся, жмутся друг к другу, и что он тогда за мужчина? Нет уж, надо искать фонарь или хотя бы свечи.       — Франки, присмотри за Элайзой, — сказал он псу, и тот будто понял, придвигаясь к хозяйке. Элайза вцепилась в его ошейник.       — Осторожно, — сказала она.       — Та-ак… Это приправы, — Иоганн снова действовал на ощупь: вечер, плавно перетекающий в ночь, был безлунным и беззвездным — все небо затянула толстая пелена туч. — Это… еще приправы. Кажется, мы ими и не пользуемся…       — Я добавляю в еду базилик, — возразила Элайза. — И корицу в десерты. И имбирь в кофе… Но ты прав, их слишком много. Все время собираюсь прочесть, куда можно добавлять майоран и кориандр… И многое другое. А откуда они у нас?       — Моя мать подарила нам на свадьбу, — Фауст чертыхнулся, в который раз вместо свечи натыкаясь на баночку.       — Наверное, она думала, что я стану хорошей хозяйкой, — вздохнула Элайза. — А я даже фонарик найти не могу.       Франки лизнул ее ладонь и она невольно засмеялась, шутливо упрекая пса.       — Что тут у нас? — заговорил Иоганн тоном фокусника, чтобы разрядить обстановку. — Банки! Банки! Банки! Если я случайно разобью одну, мы сутки будем чихать кориандром, а его запах навеки впитается в половицы… О!       — Что? — взволновалась Элайза.       Иоганн еще раз ощупал найденное на нижней полке. Сомнений быть не могло.       — Я нашел свечи! — торжественно провозгласил он.       Элайза захлопала в ладоши, и Фауст гордился собой целых две секунды. Потом до него дошло, и торжество испарилось, как не бывало.       — Но я не нашел спички.       Франки заскулил, словно понимал человеческую речь.       — Они должны быть рядом! — твердо заявила Элайза. — Как могут спички лежать далеко от свеч? Ищи!       — Какой повелительный голос, — шутливо поддел ее Фауст. — Слушаюсь, госпожа! Ваш преданный слуга уже спешит на охоту за спичками, и после надеется на скромное вознаграждение в виде поцелуя, — болтая, он ни на миг не переставал рыться на полке. Чувствительные пальцы и ловкие руки врача пригождались не только в операционной. Если бы он еще знал устройство шкафа так же идеально, как устройство человеческого тела…       — Я не госпожа, — смущенно проворчала Элайза.       — А жаль, — честно сказал Фауст. — Мне бы понравилось…       — А мне нет, — но отказалась она не совсем уверенно.       — Почему нет? Представь себе: ты в платье, вокруг свечи, и я у твоих ног, — живописал Иоганн. — Жду любого приказа.       — Фауст! — засмеялась Элайза. — Договоришься, что я тебя высеку!       — Госпожа имеет на это право… — он еще раз проверил полку. — И, боюсь, я даже заслужил. Как спички могут быть здесь? Они на кухне!       — Черт, — сказала Элайза. — Точно. Где же еще?       — Франки, береги хозяйку, — Фауст отодвинулся от шкафа. — Вы оба, будьте здесь.       — Как я могу тебя бросить? — возмутилась его супруга.       — Любимая, кухня от столовой в двух шагах, неужели я не способен ее найти… Ой! — свои возможности Иоганн немного переоценил. Дверь на кухню он нашел, но влетел лбом в дверной косяк.       — Что? — дрожащим голосом спросила Элайза. — Ты в порядке?       — В полном, — Фауст ощупал лоб и заключил, что соврал, но лучше было не пугать Элайзу еще больше.       На кухне светлее не стало, хотя здесь было огромное окно, но зато чета Фаустов услышала шум ветра, который, очевидно, и был причиной внезапного исчезновения электричества. Элайза поежилась; в темноте Иоганн этого не увидел, но почувствовал — примерно так матери сквозь самый глубокий сон ощущают, что ребенок плачет в колыбели, и неважно, что колыбель находится в другой комнате или за тысячи миль. Ребенком Фауст жену не считал, но заботу о ней привык ставить превыше всего.       — Франки, охраняй хозяйку, — повторил он, потирая ушиб и ступая дальше. Насколько Иоганн помнил, пространство впереди должно было быть пустым вплоть до плиты и буфета, где хранились разные принадлежности и в том числе запас спичек. Буфет располагался справа по курсу.       Иоганн сделал еще шаг — и мир перевернулся. Что-то загремело, залаял Франки, Элайза вскрикнула — последнее моментально вернуло Фаусту на миг утраченное ощущение реальности. Он не провалился в неведомую яму и не был унесен бушующей за окном вьюгой. Он всего лишь упал, споткнувшись о стул.       Стул?       — Иоганн! Ты цел? — Элайза хотела рвануться вперед, но Франки зарычал на нее. Фауст кое-как сел, делая вывод, что ничего не сломал и не подвернул, и почти не ушибся, так, немного ударился коленом. Падать он умел после занятий верховой ездой, и тело само собой сгруппировалось, как надо.       — Все хорошо! — Иоганн поднялся, тщательно отодвигая злополучный стул. Элайза печально сказала:       — Это я виновата. Хотела лампочку поменять вечером, все подготовила — и забыла…       — И хорошо, что забыла, все равно лампочка не пригодилась, — оптимистично заключил Иоганн, понемногу продвигаясь к буфету. — В следующий раз не вздумай делать это сама, а проси меня! Вкручивать лампочки — мужская работа, ты что, зря замуж выходила, фрау Фауст?       Элайза тихо засмеялась. Он мог живо представить выражение ее лица — веселое, чуть смущенное и сияющее неподвластным описанию светом. Даже великий поэт не сумел бы подобрать определение этому, называя банальным «любовь», но свет лица Элайзы отражал не только любовь — нежность, счастье, долю восторга, одухотворение, легкость… Замечтавшись о собственной жене, Фауст чуть было снова не упал, но героически добрался до буфета, открыл его, и…       Полок здесь было примерно миллион.       — Любимая, а где мы храним спички? — хранила она, но Иоганн с первого дня, как только они официально начали считать себя парой, говорил «мы» и до сих пор это местоимение наполняло его душу радостью.       — Не помню, — донесся из мрака встревоженный голос жены. — Серьезно, понятия не имею!       — Только без паники, — предупреждающе сказал Иоганн, ибо услышал тревожные нотки. — Ты врач или не врач?       — Медсестра, — робко уточнила Элайза.       — Тем более. Когда ты оперируешь, ты же прекрасно помнишь расположение органов?       — Я же пока только на манекенах…       — Неважно, успехи хорошие… Просто представь, что готовка — та же операция, и ты подходишь к буфету как бы за инструментарием, — заговорил Фауст деловым тоном. — Ты же идеально помнишь, где пинцеты, а где скальпели. Так попробуй представить, где спички.       — Хм, — теперь он отчетливо мог вообразить ее задумчивость. — Спички на… третьей полке сверху… коробочка с правого края…       — Ой!       — Ой! — синхронно с мужем ахнула Элайза. — Не с самого края! Там лезвия! Дорогой, ты порезался?       — Фифего, фсе нофмальфо, — Иоганн засунул поврежденный палец в рот. Второй рукой повел по указанному направлению, и наконец темноту кухни пронзил яркий огонек на кончике зажженной спички. Иоганн продемонстрировал его с видом открывающего древним грекам огонь Прометея, и мельком подумал — может, среди тех людей была прелестная златокудрая дева, почти сравнимая красотой с Элайзой, ради которой и была затеяна авантюра с похищением у олимпийских богов жизненно важного пламени… Чтобы эта дева не мерзла и ела вкусную пищу вместо сырого мяса… А после Прометей, прикованный к горе, думал о счастье в ее глазах, пока орел Зевса клевал его печень, и это помогало ему терпеть боль…       — Ай! Черт!       Спичка догорела до кончиков пальцев. Иоганн зажег вторую, уже без опаски подходя к Элайзе.       — Ты все же не очень в порядке, — она нахмурила брови, прикоснувшись к его лбу, о чем он успел благополучно забыть. — Надо лед приложить.       — Позже, сейчас время огня, — отшутился Фауст.

***

      Они зажгли все свечи, которые сумели найти, обещая друг другу, что на следующий же день купят новые на случай подобных форс-мажоров, и зная, что оба утром выбросят это из головы. Свечи создавали уютную атмосферу, некоторые приятно потрескивали, их огоньки то удлинялись, то укорачивались, и трепетали, будто на ветру.       Первым делом Фаусты принялись зализывать раны — в буквальном смысле: когда они устроились на диване с аптечкой (аптечку оба нашли сразу и безошибочно) Элайза, взяв руку мужа, провела языком по порезу на его пальце. Фауст застыл — такие проявления нежности с ее стороны вгоняли его в ступор.       — Эм, милая…       — Что? Человеческая слюна обладает обеззараживающим действием, сам знаешь, — она деланно-невинно хлопнула ресницами.       — Знаю, — Иоганн потянулся к ней, но тут же вместо поцелуя ему на лоб шлепнули компресс.       — Я думал, получивший столько ран в поисках огня герой заслужил большего, — шутливо возмутился Фауст. — Я искал спички, как… как звали того парня из книги про неандертальцев?       — Нао, — улыбнулась Элайза. — Кажется.       — Да, Нао… Он хотел жениться на любимой женщине и поэтому сражался, всеми силами возвращая племени похищенные угольки. Чем я хуже, а, дорогая?       Целоваться при свечах тоже оказалось чем-то совершенно особенным.