Последний шанс

– Луз... – подняв глаза на девушку, произнёс Филипп, – я... Я наконец свободен! Ты смогла разрушить эти ужасные чары, что и заставляли меня творить все эти гнусные вещи... Осторожно поднявшись с колен, Филипп продолжил. – Я был проклят древним заклятием, точно так же как и твоя наставница... Я был порабощен этим проклятьем и совершенно не мог ему сопротивляться... – говорил мужчина, заискивающе смотря на Луз. Конечно же, он лгал. Лгал так искусно как мог, напрягая все своё существо, дабы не выдать себя. Каждое слово давалось ему с большим трудом. Все его нутро сворачивалось от осознания своего окончательного поражения. Он, Филипп Виттебейн, великий охотник на ведьм, был повержен какой-то малолетней девчонкой, которая внезапно обрела силы самого Титана. Филипп всегда знал, что этот мир делает все для того, чтобы он не смог достигнуть своей цели. Его дико раздражало это, но ничего поделать он с этим не мог. Ему приходилось лишь стиснув зубы работать не покладая рук для того, чтобы продвинуться хоть на шажок в познании магии Титана. Он потратил на это несколько сотен лет, пожертвовал своим телом и своим здоровьем ради благородной цели, поступился собственными принципами для того, чтобы все же привести свою идею в жизнь, пережил и перетерпел столько тягот и лишений и все для чего - для того, чтобы какая-то малолетняя дрянь всего за пару месяцев научилась использовать глифы и разрушила все его планы?! Нет, этого так просто он оставить не мог. Пусть где-то в глубине души он понимал, что все для него кончено, однако его больное, выжженное вековой ненавистью и паранойей сознание пыталось цепляться за любую возможность, искала любую, даже самую крошечную лазейку, для того, чтобы не дать ему окончательно сойти с ума. Жертвуя последним, что у него осталось - гордостью и честолюбием, Филипп из последних сил выдавливал из себя столь жалкие слова и оправдания своих действий лишь для того, чтобы получить ещё один шанс. Шанс, чтобы все исправить и все-таки избавить мир от ведьминской погано. И он верил, что он может его получить. Он хотел в это верить. Ведь Луз была очень глупой и наивной, и при должном подходе, при правильном подборе слов и выражении лица её можно было убедить в чем угодно. Но не в этот раз. Девушка безмолвно смотрела на него как на самое жалкое и отвратительное создание на свете. От её взгляда злоба внутри Филиппа вскипала ещё сильнее. "Да как она смеет так презрительно на меня смотреть?! Почему же ты не веришь мне, мелкая дрянь?! Ты же так любишь обманываться и прощать всех на свете!" - кричал внутренний голос Филиппа. Но он не сдавался. Он, пытаясь сохранить последние остатки своего самообладания, вновь обратился к стоящей перед ним девушке. – Луз... Я говорю правду. Я все эти долгие годы был пленником этого ужасного проклятья! Я ничего не мог поделать с собой! Ты не представляешь, как разрывалось мое сердце каждый раз, когда эта сущность, именуя себя Бэлосом, ломала очередную жизнь или убивала еще один палисман! Я же знаю тебя, Луз, твоя благородная душа способна к прощению и состраданию... –с каждым словом его терпение таяло, а руки крепче сжимались в кулаки от гнева. "Ничего, Филипп, успокойся. Тебе нужно просто отыграть роль. Ты так долго прекрасно справлялся с этим, а значит сможешь сделать это и сейчас... " – внутренне успокаивал себя мужчина, стараясь не выдать себя. – Нам... Нам нужно заключить мир. Я готов сделать все для того, чтобы искупить свою вину перед тобой и твоими друзьями! Эта фраза далась ему чрезвычайно тяжело. Он чуть не вскрикнул от отвращения к самому себе. Все его тело дрожало от вскипающей все сильнее злобы и бессилия. Но даже это не дало желаемого эффекта. Луз все так же молча продолжала стоять и смотреть на него давая понять лишь одно: Она ему не верит. Собрав последние силы в кулак, Филипп готовился предпринять последнюю и самую отчаянную попытку воззвать к Луз. Но только он собирался начать говорить, как кипящая капля обожгла его руку. – Черт!... – вскрикнул он, про себя проклиная так резко и неожиданно начавшийся дождь. На мгновение в его голове проскочила мысль о том, что Луз сама каким-то образом смогла вызвать гнев стихии. Однако сейчас у него не было времени думать о таких мелочах, как первопричина начала этого дождя. Все его сознание заполнила жгучая, пронзающая все тело боль. Не в силах стоять на ногах, Филипп рухнул на землю, упав на колени. Кипящие, едкие капли дождя прожигали его тело и плавили его плоть, которая быстро начала терять свою прежнюю форму и превращаться в мерзкую, зловонную жижу. – Ну что же ты стоишь столбом! Сделай хоть что-то!!! – окончательно потеряв самообладание, злобно прошипел Филипп, стремительно теряя человеческий облик. Теперь все стало очевидно. Это и правда был конец. Все было кончено. – Ты даже не представляешь, что натворила!... – продолжая шипеть от ужасающей боли, проговорил Филипп, начиная ползти к Луз. – Ты предала весь свой род! Все человечество ты обрекла на гибель от рук этих тварей, а саму себя на вечные страдания в гиене огненной!... – уже срываясь на хрип, говорил Филипп, – ты... Чертова грешница! Помяни мое слово... Ты еще вспомнишь меня и будешь жалеть о том, что помешала мне!... Приблизившись к Луз на расстояние вытянутой руки, он схватил её за ногу и поднял озлобленный взгляд на неё. - – Мы же выше этого! Мы - люди, и мы лучше их... Почему ты этого не понимаешь?!... – на последнем издыхании прошипел Филипп. Его сознание начало медленно отключаться, а это значило, что он вот-вот умрет. Сделав последнее усилие, он выдавил из себя: – Ну... Же... Сделай то что должна... Убей!... Я... З... Зна... Знаю... Что хочешь... Его тело уже полностью потеряло всякую форму и превратилось в лужу зеленоватой жижи. То, что некогда было рукой уже потеряло всякую силу, и Луз не составило никакого труда высвободиться из его хватки. Отойдя на пару шагов назад, Луз в последний раз посмотрела на то, что осталось от её врага. – Ты всю жизнь заблуждался во всем, Бэлос. Как и сейчас во мне. – не сводя глаз с останков ещё пока живого врага, тихо произнесла Луз, – я - не такая как ты. И ты никогда не поймешь меня. – после этих слов, она сделала несколько шагов назад. Тут же, вплотную к нему подошли трое, что стояли за спиной Луз все это время: Ида, Рейн и Король. – Ну, а мы не столь принципиальны, Бэлос, – произнесла Ида, после чего тут же с силой ударила ногой по черепу Бэлоса. Король и Рейн тут же присоединились к ней и уже спустя пару секунд растоптали то, что когда-то было опаснейшим злодеем в истории Кипящих Островов. Наконец-то все было кончено. По крайней мере для Бэлоса - точно. Но все ли было кончено для Филиппа Виттебейна?

***

Последнее, что он успел увидеть, прежде чем погрузиться во тьму - разъяренные лица своих врагов. После этого густая, непроглядная темнота полностью окутала его. Что-либо ощущать он более не мог. Его сознание угасло в одно мгновение. Вокруг не было более ничего. Ни звуков, ни цветов, ни даже пространства. Все заполнила собой тьма и абсолютная тишина. Казалось, более не существовало ничего. Видимо, именно так ощущается смерть. Бесконечное небытие, откуда нет выхода. Ты уже не можешь ничего предпринять - лишь смириться с тем, что оставшуюся вечность ты проведешь в нигде. Хотя, и как такового тебя уже по сути нет. Остатки разума тлеют угасающими искрами, напоследок давая осознать всю безысходность собственного положения. Однако, ужас и страх неизвестности быстро растворяются. Довольно быстро все перестает иметь для умершего хоть какой-то либо смысл. Теперь ему предстояло стать частью этой безграничной, холодной и тихой пустоты, всю сущность которой смертным никогда не суждено будет понять. Однако что-то резко меняется, идет не так, как должно. Тьма начинает рассеиваться, раззыжаться. Последние осколки сознания, которые были готовы вот-вот потухнуть, вновь загораются от странных, непередаваемых ощущений. Кажется, тьма, что никак не ощущалась физически, начинает восприниматься совсем иначе. Тут и там начинают вспыхивать вспышки света, полностью рассеивающие окружавшую некогда все вокруг темноту. Изменения, протекавшие очень медленно, вдруг стали преобразовывать все вокруг очень быстро. Осколки сознания погибшего даже не успевали как следует обработать полученную информацию, как вдруг все вокруг было залито белым светом. Что же это? Перерождение? Переход в рай или ад? Сказать было практически невозможно, да и некому пока что еще было об этом судить. Вспышка света, озарившая это, если так можно выразиться, пространство, вдруг вновь сменилась тьмой. Но иной, что была прежде. Эта новая темнота, была похожа на ту темноту, которую видит перед собой человек, закрывая глаза. Она была реальной. Тут же, к тому, что ранее было человеком по имени Филипп Виттебейн, вернулись ощущения реальности и пространства. Его тело, прежде истлевшее от поразившей его магии, вдруг вновь стало способно ощущать пространство вокруг себя. Его тело вновь было тем, что по праву можно называть таковым. Как только сознание его это поняло, оно немедленно дало вновь обретенному физическому сосуду первую команду. Вздохнуть. Он резко и очень глубоко вздохнул, тут же открывая глаза. Ещё толком не привыкнув к новому состоянию окружения, Филипп около полу минуты лежал на "земле" того места где он оказался после видимо своей смерти. Спустя некоторое время, он наконец сделал усилие над собой и поднял своё туловище с земли, тем самым оказавшись в положении сидя. Только сейчас его разум начинал брать окончательный контроль над телом, что наконец позволило ему сконструировать в своей голове первую мысль. "Неужели я мертв?" – промелькнуло в голове мужчины, после чего он сам того не желая взглянул на свои руки. Это были обычные, человеческие руки, сокрытые под длинным рукавом комзола и кожаными перчатками. Сознание тут же наконец полностью взяло контроль над телом и собственными действиями. Воспоминания, мысли и вся его личность наконец были возвращены в физическую оболочку. Осознав, что он видит перед собой не изуродованные, разлагающиеся обрубки, а нормальные, по крайней мере с первого взгляда руки, Филипп от неожиданности вскрикнул, не веря своим глазам. Он тут же левой рукой стянул перчатку с правой кисти и оглядел её. Белая, гладкая кожа, казалось бы всегда бывшая в подобном состоянии, заставила его убедиться в том, что с его телом все в порядке. До сих пор пребывая в шоке от увиденного, Филипп задрал рукав на все той же правой руке до плеча, дабы полностью убедиться в правильности своего предположения. Все оказалось так, какое и думал. Под рукавом была самая обычная, человеческая рука, из плоти и крови, а не мерзкой зелёной жижи. – Но... Как это возможно?... – прошептал вслух мужчина, все еще разглядывая свою руку. – Мое тело... Оно... Оно нормальное... – будто бы не веря своему счастью, проговорил Филипп вслух, а с его губ сорвался нервный, но облегчённый смешок. Он жив! Неужели у него получилось? Неужели он все же победил, уничтожил Кипящие Острова и всех их обитателей и излечился от своего проклятья? Неужели.... Он наконец свободен?.... Но не успел он поверить в это, порадоваться своему успеху, как отключенные до сей секунды воспоминания заставили его сердце сжаться. Нет, он проиграл. Кипящий дождь разъел его кожу и плоть, а ведьмы завершили начатое. Но в таком случае, если все это произошло, это значило что он... Мёртв? Но как же? Он же видит собственные руки, он мыслит и прокручивает в голове воспоминания! Не может же все это делать умерший! Нет, он не может быть мёртв! Но в таком случае... Где он находился в данные момент? Тут же оторвав взгляд от своей руки, Филипп огляделся по сторонам. Он находился... В совершеннно незнакомом с первого взгляда ему месте. Все пространство вокруг было залито золотистым, мягким светом, а его "пол" состоял из какой-то вязкой жидкости. В воздухе же, то тут, то там парили странные светящиеся кубы, грани которых переливались черно-желтыми цветами. – Неужели я... – не успел договорить Филипп, как вдруг его озарило одно из воспоминаний. Нет, это место вовсе не было ему не знакомо. Даже наоборот, он, кажется, точно знал, где сейчас находится. Это место не имело как такого название, а просто именовалось "пространством между измерениями". Об этом месте он читал в древних трактатах, что находил на Кипящих Островах. В фольклоре ведьм это "измерение" считалось чем-то вроде чистилища, в которое попадает душа после смерти. Здесь, как гласили легенды, Титан судит души и решает, какой участи они заслуживают. Чистым и непорочным даровался шанс на перерождение и вторую жизнь в мире ведьм, а "грешные" и "тёмные" обрекались на расствроение и становление частью этого мира. Если так подумать, то такое наказание было куда мягче человеческого ада в котором грешник обрекался на вечные страдания и истязания. От этой мысли Филипп невольно поморщился. Даже одна мысль о том, что хоть в чем-то ведьмы могут быть гуманее людей казалась ему отвратительной и бредовой. Как местное языческое божество может быть снисходительнее Господа Бога? Это уже само по себе казалось смешным. Однако сейчас ему было совсем не до смеха. Если раньше он совершенно не верил в легенды ведьм, то сейчас отрицать того, что те, кто писал их были правы было совершено не возможно. Он буквально оказался в том самом месте, которое в них описывалось. Продолжая размышлять о собственном положении, Филипп поймал себя на довольно пугающей и ужасающей мысли. Если местное "чистилище" существует на самом деле, это значит что и суд Титана над попавшими сюда тоже реален. А это в свою очередь значило, что ни на что хорошее рассчитывать ему не приходилось. – Но это же просто бред! Старые, идиотские легенды мерзких ведьм! – воскликнул в слух Филипп, пытаясь себя успокоить. – Это все лишь выдумки, Филипп! Успокойся, черт тебя побери! – уже кричал на себя мужчина, нервно расхаживая взад и вперёд. Однако это помогало ему мало. Он не мог отрицать реальные факты. Титан и правда мог быть жив, и правда мог сделать с ним, все что ему заблагорассудится. Ведь буквально недавно сам Филипп вселился в ещё бьющееся сердце Титана и с помощью его сил пытался закончить начатое. И в то же время Луз, неизвестно каким образом получив силы того же самого Титана, смогла остановить его. Луз. Проклятая, мерзкая девчонка, разрушившая его планы! Одна мысль о ней заставили Филиппа сжать кулаки и зубы от гнева и злобы. "Мелкая дрянь буквально по щелчку пальца обрела силы Титана и разрушила то, что строил столетиями! Я же убил её собственными руками, как она смогла выжить?! " – чуть ли не кричал про себя Филипп. "Так, стоп... Выжила?" – тут же подумал про себя Филипп, после чего его озарило. – Выжила! Она же выжила! Как же я не понял этого сразу! Я и правда убил её, после чего она попала сюда, где видимо... Встретила Титана. – проговорил в слух Филипп, продолжая размышлять. – Значит... Она прошла суд Титана. Она получила шанс на перерождение... А еще, получила силы Титана для того, чтобы остановить меня... – уже более спокойно констатировал Филипп. – Но чтобы получить такие силы... Титан должен был отдать их всех Луз. А значит что он... – задумчиво протянув, произнёс Филипп, погладив рукой свою бороду. Стоп, бороду? Что ж, по всей видимости, его тело приняло облик его четырехсотлетней давности. –Значит, Титан мёртв. – наконец заключил Филипп, сам не зная, радоваться этому умозаключению, или сожалеть. Конечно же, с одной стороны, после своей смерти Титан вряд ли придет за его душой, дабы её судить. Однако с другой стороны, теперь было абсолютно не понятно, что делать и чего ждать. – Если нет Титана, значит и нет выхода из этого проклятого места. – с какой-то безысходностью в голосе проговорил Филипп себе под нос. – Но что же мне тогда делать? Я что с буду вынужден скитаться по этому измерению целую вечность? – продолжая говорить с самим собой, произнёс Филипп. Мысли о вечном одиночестве и заточении здесь пугали. Хотя, конечно, одиночество для него не было чем-то не привычным, однако, на протяжении всего его пребывания на Кипящих Островах, его всегда хоть кто-нибудь, да окружал. Это мог быть Коллекционер, очередной Гримволкер или же даже какие-нибудь приближённые к нему ведьмы - все равно - однако рядом с ним всегда кто-нибудь был. Сейчас же с ним не было никого. И никто не знает, когда он сможет увидеть хоть кого-нибудь. И сможет ли вообще? Эти мысли вдруг начали очень сильно давить на мужчину. Филипп вдруг почувствовал необычайную тяжесть на душе. Все эти четыреста лет ему было очень, чрезвычайно тяжело, но по-крайней мере у него была цель и какое-никакое окружение. Сейчас не было ни первого, ни второго. Больше у него не было реальной, достижимой цели. Он был заброшен черт знает куда, выхода откуда уже не было. Ведь этот выход уничтожила Луз. Луз. Он вновь подумал о ней. Об этой щуплой, зашуганной девчонке лет четырнадцати, которая смогла одолеть его – величайшего мага Кипящих Островов. Как он мог допустить это? Почему, ну почему же он не прикончил ее и ее друзей, когда у него была реальная возможность? Почему он не раздавил этих букашек когда они были у него в руках? Он не мог найти ответа на этот вопрос. По-крайней мере до сих пор. Однако в тех обстоятельствах, в которых он поневоле оказался, у него была возможность как следует проанализировать свои действия и свои ошибки. Пусть это было уже бессмысленно, однако, ничего более он сделать уже не мог. Оглядевшись по сторонам и глубоко вздохнув, Филипп поплелся в одну из сторон этого бескрайнего измерения, попутно вернувшись к своим размышлениям. "Она сама отдала дверь мне в руки. Она была в ловушке, ей некуда было бежать... Почему я дал ей уйти?! Почему не убил на месте?!" – сморщив лицо от злобы подумал Филипп. Самым неприятным было то, что он в глубине души знал ответ на этот вопрос. До сих пор подобные мысли ему удавалось прятать на самом дне собственного сознания, думая лишь о своём триумфальном возвращени в мир людей после уничтожения ненавистного мира, однако сейчас уже ничто не мешало ему размышлять обо всем том, что ранее казалось ничтожно мелким на фоне главной цели. Главной и основной причиной того, что он оставил Луз в живых и дал ей сбежать была "политическая необходимость". Подобный жест доброй воли окончательно закреплял его неполживый и непорочный образ в глазах доверчивых ведьм и, вполне возможно, закладывал сомнения в головы его противников. Именно этой "политической необходимостью" Филипп и объяснял сам для себя тот свой поступок, не желая глубоко размышлять о нём. Однако сейчас, он мог копнуть глубже и посмотреть на своё решение с немного другой стороны. Ведь сейчас уже не было ни его империи, ни его высшей цели. Все что у него осталось - только он сам и его мысли. Поэтому его сознание невольно начало поднимать наверх те мысли и размышления, что были ранее похоронены под его одержимостью по достижению великой цели. Да, то, что во многом его решение помиловать Луз и её друзей было политическим жестом было правдой. Однако, оно носило и личный характер. Ему было любопытно посмотреть на то, как далеко сможет зайти Луз. Как бы это странны не звучало, однако то, что девочка-подросток решилась противостоять ему и начала изучать древнюю магию глифов казалось ему довольно занятным и даже в какой-то мере забавным. Плюс ко всему, она была человеком. Поэтому желания её убивать у него не было. Даже наоборот, несколько раз он ловил себя на на мысли о том, что не следует ли ему... Спасти её? Ведь человек, попавший в таком юном возрасте в столь враждебную среду, был просто обречен на гибель. Однако к его собственному удивлению, ведьмы не только не убили и искалечили её, но и приютили, дали кров над головой и даже готовы были пожертвовать собственной жизнью ради неё, как та же Совиная леди. Но зачем? Зачем ей было это? Филипп прекрасно понимал мотивацию Луз, но совершенно не мог понять логику ведьм. Слабый и одинокий человек естественно искал защиту и опору, подчиняясь заложенному в человеке желанию понимания и сострадания. Другое дело, что она искала человеческие чувства и черты в демонических тварях. Однако это тоже можно было понять. Ведьмам явно не составило труда ее одурмарить и околдовать, дабы впоследствии использовать в собственных целях. И это естественно было так. По-крайней мере, так казалось с первого взгляда. Подобная логика происходящего прекрасно укладывалась в его собственную картину мира, лишь подтверждая убеждение в том, что ведьмы способны околдовывать людей и подчинять их чувства и волю себе. И все было бы отлично, если бы не одно но. Почему, будучи на грани гибели, Совиная Леди делала все для того, чтобы Луз не пострадала? Ведь именно у неё была портальная дверь, и было бы куда логичнее и правильнее умолять его о прощении и помиловании в обмен на девчонку с порталом. Но этого не произошло. Наоборот, все последующие действия сестёр Клоторн, а также друзей Луз шли поперёк привычной логики ведьм. Совершенно не оберегая собственные жизни, они вновь и вновь бросались на выручку человеку. Это было неправильно. Он не мог понять, чем руководствовались эти создания, так самоотверженно защищая человека. Неужели совестью, честью, или состраданием? Или и вовсе... Любовью к этой жалкой девчонке? От одной мысли о подобном Филиппа передернуло. – Черт возьми, о чем ты вообще думаешь?! Что это место делает с тобой, Филипп?! Только послушай самого себя! Даже допускать мысль о том, что эти дъявольские отродья способны хоть на какие-то человеческие чувства, уже преступно! За подобные мысли Господь покарает тебя как и всех тех, кто позволил сомнениям взять над собой верх! – уже не сдержав себя в руках, прокричал Филипп. – Это проклятое место делает со мной что-то странное! Оно... Оно заставляет думать меня о совершенно не допустимых вещах! – сжав зубы от резкого прилива ненависти к самому себе, прошипел мужчина. – Ты ошибаешься, Филипп... – вдруг нарушил тишину этого места чей-то голос. Филипп от неожиданности вздрогнул, а по его телу прошел табун мурашек. Чего он совсем не ожидал, так это того, что здесь, в этом совершенно безлюдном месте кто-то услышит его разговоры с самим собой. Однако даже резкое появление незнакомца не столь напугало Филиппа как осознание того, что голос этого человека ему знаком. Знаком до боли, до дрожи в поджилках и скипа зубов. Это был голос его брата Калеба. Сначала Филипп решил, что ему послышалось, однако сознание тут же отмело это предположение. Ошибки быть не может. За его спиной точно раздался голос Калеба. И будто читая мысли брата, уже сам Калеб вновь заговорил, отметил последние сомнения. – Я на самом деле здесь, Филипп. Тебе не кажется. Так что повернись пожалуйста, чтобы мы смогли нормально поговорить. – монотонно произнёс голос за спиной мужчины. От его интонации все внутри сжалось. Эта была та самая интонация, с которой в их далекой юности Калеб обращался к Филиппу, когда тот в чем-нибудь провинился. Эти нотки жёсткости, решительности и в тоже время снисходительности в голосе Филипп не спутает ни с чем. Однако сейчас в его голосе звучало нечто странное, непривычное. Больше всего это было похоже на... Сострадание? Как бы то ни было, размышлять о подобном у Филиппа не было времени. Все его тело онемело от ужаса и отвращения. За его спиной стоял Калеб и терпеливо ждал, пока он повернется к нему лицом. Сейчас бы он отдал все на свете только лишь за то, чтобы не оборачиваться. Все его существо было пронизано каким-то животным страхом, природа которого казалась необъяснимой. Точнее, Филипп никогда прежде не давал себе размышлять о столь тяжёлых для него вещах, стараясь загнать их в самые потаенные уголки своего разума. Однако этот мир выворачивает всю его душу наизнанку. Это измерение будто бы пробуждало все сокрытые долгими столетиями мысли и страхи, заставляя разум осмыслить их в считаные мгновения. Он боялся расплаты. Все эти годы, все эти долгие столетия часть его разума очень сильно боялась того, что после его смерти, которая ему порой пусть и казалась впринципе невозможной, его брат придет за ним, дабы отомстить за то что он сделал. И, учитывая, что его месть сможет реализоваться лишь после того, как Филипп умрет, это казалось чем-то поистине ужасающим и пугающим. Однако, вероятность такого исхода событий всегда казалась Филиппу столь ничтожной и не заслуживающей внимания, что он был искренне уверен в том, что подобное никогда не произойдет. Но оно произошло. Прямо сейчас его брат стоял у него за спиной и требовал его повернуться к нему лицом. Сама мысль о том, чтобы посмотреть в глаза Калебу ужасно пугала его. Что он увидит в них? Ненависть, презрение? Скорее всего, но за долгие столетия, проведенные на Кипящих Островах, он уже привык к подобному. Но тогда, что же он прочитает во взгляде брата? Может быть что-то настолько ужасное и непостижимое для человеческого разума, что он и представить себе не может? Это его и пугало. Чувство неизвестности и утраченный контроль над ситуацией. Теперь его собственная судьба была не в его руках, и это обстоятельство очень сильно напрягало его. Он так привык к тому, что в его руках находилась судьба сотен и тысяч душ, что вовсе и не мог представить, что когда-либо ещё окажется в положении слабого и беззащитного. Это он ненавидел всем сердцем и душой. Давным давно он поклялся себе, что больше никогда не позволит быть себе слабым и беззащитным, и что чтобы ни случилось, в какой бы ситуации он не оказался, он будет бороться до конца. Даже если силы не равны, даже если в буквальном смысле весь мир и все сущее против него, если все вокруг являются его врагами и лишь ждут удобного момента дабы подчинить, сломать или и вовсе убить его, он все равно будет сражаться до конца. И единственным чувством, что способно помочь побороть слабость, страх и нерешительность, что в силах разрушить любые чары и придать ему сил для дальнейшей борьбы за свою жизнь и душу является ненависть. Ненависть - именно она заставляла его сердце биться столь быстро и ритмично, она наполняли его изнеможденное тело силами, а разум быть столь ясным и трезвым все эти годы. Ненависть была его спасением, его союзником, его главным оружием. Она была единственным, ради чего он жил. Разум очень вовремя напомнил ему о единственном чувстве, что до сих пор было столь ярким и острым. Оно не притупилось за эти столетия. Оно стало лишь острее. Оно стало таким же острым, как клинок, сделанный искусным мастером, таким же разящим, как молния в самую страшную бурю. Ненависть вновь заставило его сердце биться быстрее. Она вновь помогла ему забыть о страхе и придала сил. И он был искренне благодарен Господу за это. Ещё пара мгновений, и нерешительность ушла. Как и страх. На их место пришла ненависть и отвращение. К брату-предателю, что вонзил нож ему в спину в тот момент, когда он больше всего нуждался в его поддержке и любви. – Нормально поговорить? – еле сдержав нервную усмешку, проговорил Филипп. – После всего того что ты сделал... – продолжил он, собравсилы в кулак и начав медленно оборачиваться на голос, – ты предлагаешь нормально поговорить?! – завершив оборот со злобой выкрикнул Филипп, тут же посмотрев в глаза брата. Калеб стоял в нескольких метрах от него. Он был одет также, как и в день своей смерти - чёрные башмаки и коричневые брюки были испачканы в пыли и саже, а на рваной хлопковой рубашке в районе грудили виднелось огромное грязно-багровое пятно запекшейся крови. Сам Калеб выглядел очень изнеможденным и измученным. Осунувшееся лицо и потухший взгляд выражали глубочайшую, бескрайнюю усталость и боль. Глаза, когда-то карие, сейчас были похожи на два мутных, грязно-серого цвета опала. Губы же его, тонкие и бесцветные, были плотно сжаты. Пепельно-белые волосы были ужасно растрепаны на голове. Лишь одна деталь позволяла узнать в стоящем перед Филиппом человеке своего брата - характерная прядь волос, что свисала над его лбом. На мгновение даже Филипп опешил. Он совершенно не ожидал увидеть брата в столь плачевном состоянии. Однако, мужчина быстро подавил резкий приступ сострадания к Калебу. Сейчас перед ним стоял не его брат, а предатель, что решил променять родного брата и свои принципы на беспечный жизнь с мерзким созданием Сатаны. А предателям не сочувствуют. Их карают и уничтожают. Калеб же молча смотрел на Филиппа, что уже начинал терять терпение. Мужчина ожидал ответной, агрессивной реакции от Калеба, однако её не последовало. Он так и продолжал стоять как вкопанный, будто ожидая дальнейших действий брата. – Ну же, какого черта ты молчишь, Калеб?! – теряя остатки самообладания, крикнул Филипп, – чего же ты ждешь?! Говори! – Как же ты изменился, Филипп... – наконец ответил Калеб, подходя ближе к брату. – Ты так повзрослел... Стал так похож на отца... – Не пытайся заговорить мне зубы! – сжав кулаки, прошипел Филипп, – говори, что хотел! Это же ты хочешь поизмываться и поглумиться надо мной! Ну же, скажи, как ненавидишь меня! Скажи, какую адскую пытку придумал для меня за эти четыреста лет! Я же знаю, как долго ты ждал этого момента! Ну так давай, теперь тебе ничего не мешает! Калеб же просто посмотрел в глаза брату. После этих слов печаль в его взгляде, кажется, стала ещё глубже. –Как жаль, что за эти четыреста лет ты так и не понял главного, Филипп. – с какой-то ужасной тоской в голосе проговорил Калеб, – я вовсе не желаю мстить тебе. Несмотря на то, что ты сделал, ты все еще мой брат. Но ты прав в одном: я и правда ждал нашей встречи четыре сотни лет. Но не для того, о чем сказал ты. Я хочу помочь тебе, Филипп. Слова брата ввели Филиппа в ступор. Он ожидал услышать что угодно, но только не этого. Он хотел помочь ему? Что за бред он вообще несёт?! – Помочь?! Ты правда собираешься мне помочь?! А где же ты был тогда, Калеб? Где же ты был, когда я потерял единственного близкого человека и не знал, как мне жить дальше?! Давай-ка я тебе напомню. Ты предал меня и ушёл с этой мерзкой ведьмой, оставив меня на произвол судьбы! Ты бросил меня, ты отвернулся и предал меня! И после этого ты собираешься мне помочь?! Как ты мне, черт возьми, поможешь?! Я потерял все, что когда-то любил, я был заперт в настоящем аду четыре сотни лет, и все из-за тебя! Ты отобрал у меня все и обрек на вечные муки и страдания! И после всего этого предлаешь мне свою "помощь"?! Филипп полностью перестал держать себя в руках. Он кричал на брата, не в силах сдержать себя. – Я проиграл малолетней твари, которая радостно откроет врата в мир людей для этих отродий! Все человечество теперь обречено на уничтожение и смерть! И все это будет лежать и на твоей совести, братец! – гневно прокричал Филипп. – Филипп, – вдруг довольно твердо проговорил Калеб, тут же заставив брата прервать свою тираду, – я не смогу исправить всего того, что произошло в прошлом. Это не в моих силах. Я не смогу вернуть тебе годы потерянной жизни, как и ты мне вернуть их не сможешь. Единственное, что я могу сделать – это дать тебе то, чего ты более всего желал все эти годы. И это далеко не "спасение человечества" от ведьм. Ты же и сам это прекрасно знаешь, Филипп. Не это было тебе нужно... – Ты... Ты ошибаешься! – крикнул Филипп, - чтобы ты не придумал в своей больной голове, но ты ошибаешься! Именно моя священная миссия и заставляла меня жить дальше и преодолевать все трудности. – С этим я и не спорю, Филипп. Эта цель и правда была важна для тебя... Точнее, она таковой казалась, и таковой ты сделал её сам, совершенно не думая о том, что корень твоих бед лежит не в ведьмах, и все твои действия были направлены не на "спасение человечества". Ты делал все это по иной причине. И ты сам ее прекрасно знаешь. Знаешь, что конкретно тебе было необходимо все эти годы. Филипп застыл в нерешительности. Его сознание вновь решило предать его и поднять наружу то, о чем он совершенно не хотел бы думать, особенно сейчас, стоя перед Калебом. Мужчина не хотел, чтобы брат увидел хотя бы тень сомнения в истинности своих принципов и целей, поэтому, не выдержав пристальный взгляд Калеба он отвернулся и тяжело вздохнул. – Хватит нести чушь, Калеб, – тихо произнес Филипп, – ты понятия не имеешь, о чем говоришь... – надеясь, что брат не услышит волнения в его голосе, мужчина перешел на шепот. – Откуда тебе вообще знать, чем я жил все эти годы? С чего ты вообще взял, что ты знаешь меня? – спросил Филипп, повернувшись к Калебу после того, как смог взять себя в руки. – У меня была возможность наблюдать за тобой, – ровным голосом ответил Калеб, – я видел весь твой путь, все твои решения. Каждую ужасную ошибку, совершенную тобой, я переживал все тяжелее из-за осознания того, что ничего не могу сделать. Моя душа так и не нашла упокоения после смерти. Я все это время был заперт здесь и был вынужден лишь наблюдать за тем, как мои дети растут без отца, а моя жена вынуждена тянуть их в одиночку. Я видел, как она умерла, как умерли мои дети, затем их внуки и так далее. Это было неимоверно тяжело и больно. Но даже это не так сильно терзало меня. Страшнее всего было наблюдать за тобой. Как ты меняешься под воздействием проклятья, как ты все глубже погружаешься в одиночество и безумие. Признаюсь честно, первое время я никак не мог смириться с этим. Сначала ненавидел тебя за твое предательство. Но время шло. Ненависть к тебе ушла безвозвратно, сменившись самобичеванием. Я начал винить себя во всем том, что произошло. Я понял, как ужасно я поступил с тобой, я увидел, что то, что случилось с тобой, во многом случилось по моей вине. Я молил Господа дать мне избавление. Но он был глух и слеп ко мне. Точнее, так я думал первое время. Сейчас, спустя столько лет, я наконец понял, почему я так и не нашел покоя после смерти, для чего я был заперт здесь. - после этих слов Калеб сделал паузу и посмотрел в глаза брату, ожидая его реакции. Филипп был в смятении. Все казалось таким сюрреалистичным, ненастоящим, неправильным. встреча с братом в загробном мире представлялась ему совсем не такой. То, о чем говорил Калеб, совершенно не укладывалось в логику Филиппа. Вместо того, чтобы вечность винить его в своей смерти, корить его за все то, что он совершил и желать отомстить, Калеб... Признавал свою неправоту и желал "помочь ему". Это было... Неправильно. Ведь даже после всего того, что он сделал, после всего того, что случилось между ними, Калеб, как и во времена их детства был готов протянуть своему младшему брату руку. "Почему он хочет мне помочь? Для чего он говорит все эти вещи? Нет! Нельзя ему верить! Нельзя терять бдительность, Филипп! Это все часть его изощренного, хитрого плана. Ведь по-другому быть и не может! Он четыреста лет ждал встречи со мной для того чтобы "помочь"? Да черта с два! Он просто хочет усыпить мою бдительность. Заставить довериться ему, чтобы потом сделать что-то поистине ужасное, когда я даже ожидать этого не буду. Ну уж нет, братец, у тебя ничего не выйдет..." - размышлял Филипп, не отрывая взгляд. "Но... В эту игру могут играть и двое. Я подыграю тебе, Калеб. Только вот ты даже не догадаешься о том, что из охотника ты сам превратишься в жертву..." - подумал про себя Филипп, после чего принял решение. Он сделает вид, что поверил словам Калеба, но лишь для того, чтобы тот не заподозрил подвоха. Однажды у них была схожая ситуация, и тогда Калеб проиграл. Он не смог запудрить ему мозги и жестоко поплатился за свою неосмотрительность. Доказательством этого служила огромная рана посреди груди. Вот какую цену заплатил Калеб за свою неосторожность и доверчивость. И поэтому он никогда не повторит его ошибок. Ведь он был другим. Хитрым, изворотливым и очень умным. И это было их главным отличием. Калеб никогда не умел тщательно скрывать свои истинные намерения. Филиппу показалось даже забавным то, что история повториться вновь. Видимо, даже за четыре сотни лет его брат так и не усвоил главное правило жизни: никому не доверяй. – Ну, в таком случае, расскажи мне, для чего же ты, по твоему мнению, был заперт здесь? – процедил Филипп, презрительно смотря на брата. – Чтобы помочь обрести избавление тебе. – спокойно ответил Калеб, не отрывая взгляд от брата. – Ну конечно, теперь ты хочешь поиграть в святого, – горько усмехнувшись, проговорил Филипп, – уже поздно, Калеб. Уже слишком поздно. Я, как и ты, теперь вечно будем заперты здесь - таково наше наказание за наши ошибки. Ты наказан за вероотступничество и предательство рода людского, я - за то что не смог исполнить свое предназначение и остановить этих демонических тварей. Калеб лишь тяжело вздохнул, услышав слова брата. Филиппу на мгновение показалось, что в этом вздохе звучало отчаяние и бессилие. Однако, как оказалось, было совершенно не так. Калеб, на удивление, кажется, даже воспрял духом. Сложно было понять, с чем это было связано, однако это было и правда так. – Никогда не поздно, Филипп. Поверь мне, проведя здесь столько времени, я убедился в этом однозначно. Даже для нас с тобой еще не все потеряно. Особенно для тебя. – на последней фразе Калеб специально сделал акцент. Он подошел в плотную к брату и положил руку ему на плечо. – Я хочу показать тебе кое-что. Ты сможешь довериться мне? – взглянув в глаза брату, спросил Калеб. Филипп на мгновение застыл на месте, опешив. Действия брата были столь странными и стремительными, что на пару секунд Филипп растерялся. Однако, состояние ступора довольно быстро прошло. Рука брата, лежащая на его плече, неимоверно раздражала и злила Филиппа, однако сдержав позыв резко скинуть ее с себя, он спокойно положил свою руку на руку брата и аккуратно убрал ее со своего плеча. Ему было необходимо показать свое недоверие к брату, однако делать это слишком резко не стоило. Нужно было заставить Калеба поверить в то, что хоть и нехотя, но он согласиться участвовать в его игре. – Я никогда не смогу тебе довериться, и ты это знаешь. – холодно произнес Филипп, дабы четко показать свое презрение к брату. – Но, учитывая то, что больше здесь заняться все равно нечем, я готов принять участие в том, что ты замыслил. Так что показывай, что хотел. На лице Калеба на мгновение появилась слабая, вымученная улыбка. – В такой случае, иди за мной. – сказал он, после чего развернулся и направился к одному из парящих в воздухе странных магических кубов. Филипп же решил не задавать лишних вопросов. Пусть он совсем не хотел этого признавать, но Калебу и правда удалось его заинтриговать. "Что ж, посмотрим, что же ты мне хочешь показать братец..." – подумал прол себя Филипп, следуя за Калебом. Как только Калеб поравнялся со странного вида переливающимся кубом, он взял его в руки и развернулся к Филиппу. – То, что я хочу тебе показать, находится в этом кубе. Он способен показывать прошлое и настоящее любого человека, в каком бы месте он не находился. будущее, насколько я знаю, он не показывает. Не знаю, хорошо это или плохо, но факт остается фактом. – И это то, что ты хотел мне показать? – выгнув бровь, спросил Филипп. –Честно, я ожидал чего-то более изощренного от тебя, нежели пытки воспоминаниями. – Тут будут не только твои воспоминания, но и мои. – тут же ответил Калеб. – Я очень много думал над тем, как же все-таки будет поступить правильнее. И, мне кажется, нашел ответ на этот вопрос. Для того, чтобы мы оба смогли хотя бы после смерти обрести покой, нам нужно вспомнить все, что произошло между нами. – Ты серьезно надеешься, что сможешь убедить меня в том, что я был не прав просто показывая мне картинки из прошлого? Ты все такой же наивный простак каким и был всю жизнь, Калеб... –с какой-то горькой ухмылкой произнес Филипп. – Я просто хочу дать тебе возможность взглянуть на все с другой стороны, под другим углом. Я надеюсь, что смогу донести до тебя истину, но понимаю и то, что возможно, некоторым людям слишком сложно принять горькую правду. Даже после смерти. Для того чтобы принять эту истину у меня ушло более двухсот лет. У тебя это может занять пятьсот, а может и целую тысячу лет. Но рано или поздно, и ты сможешь это сделать, Филипп. И когда ты сделаешь это, мы оба наконец сможем обрести покой. – ответил Калеб. В его голосе не было ни издевки, ни сарказма, ни каких-либо лживых ноток. Скорее всего он говорил искренне. В его голосе звучала усталость и в то же время какая-то странная, глупая детская надежда на то, что он сможет переубедить Филиппа. Это показалось мужчине очень наивным, даже глупым. Однако, несмотря на это, Калеб смог добиться своего. Филипп был заинтересован его предложением. "Сможем обрести покой... Я смогу упокоиться лишь тогда, когда от этого поганого мира не останется и камня на камне, Калеб! Почему ты до сих пор не можешь понять того, что я не успокоюсь, пока Кипящие Острова не будут стерты с лица земли вместе со всеми его мерзкими жителями. Ты наблюдал за мной четыре сотни лет и так до сих пор не поверил в то что именно это является моей главной и священной целью? мне не нужно ничего кроме возмездия. Ничего более меня не интересует. Каждая мерзкая тварь должна ответить за злодеяния перед родом людским! И я не смогу упокоиться, пока этого не случиться!"- возмущался про себя Филипп, однако не стал говорить этого вслух. Все же, ему было необходимо заставить брата поверить ему. А поэтому, нужно сказать нечто, что убедит Калеба в том, что он и правда готов "принять истину". – Ладно, будь по-твоему, – тяжело вздохнув, ответил Филипп и чуть отвел взгляд от Калеба, дабы сделать вид, что он и правда задумался над его словами, – я не могу верить твоим словам, но может быть ты в чем-то и прав. По-крайней мере, намеренно лгать мне тебе не за чем. – тут же вновь взглянув на брата, произнес Филипп. – В том месте, где мы сейчас находимся - ложь в принципе не имеет смысла, – вздохнув, ответил Калеб, – поверь мне, я просто хочу уже наконец обрести покой. Ты, я думаю, тоже не особо горишь желанием провести здесь следующие пару сотен лет... –Это уж точно. Особенно рядом с тобой. Одно это уже страшнее любой адской пытки. – хмыкнул Филипп и еле заметно усмехнулся в усы. –Ну да, для тебя это будет одним из самых жестоких наказаний, не так ли? – равнодушно спросил Калеб, не проявив никаких эмоций. Столь спокойная реакция брата слегка разозлила и даже удивила Филиппа. Все-таки, он надеялся как-то задеть брата, однако, видимо, сделать этого не удалось. Более того, он смог еще и уколоть его в ответ. Пытаясь сделать вид, что этот вопрос никак его не смутил, Филипп таким же ровным голосом ответил. – Ты прав. Сложно придумать что-то более неприятное, чем провести вечность с тобой. Даже мое проклятье по сравнению с твоим жалким видом не приносило мне столько боли и отвращения. - съязвил Филипп, не оставляя попыток как можно больнее уколоть брата. Но, как и в первый раз, его слова не произвели должного эффекта. Вместо того, чтобы как-то резко ответить ему, Калеб лишь устало вздохнул и слегка закатил глаза. Поняв, что подобные приемы на Калеба не особо действуют, Филипп решил на время прекратить свои попытки вывести брата из себя. За проведенные в этом странном измерения столетия, Калеб видимо утратил хоть какую-либо способность эмоционально реагировать на что-либо. В этом плане, Филипп отчасти понимал брата. За время своего пребывания на Кипящих Островах, он пережил столько ломающих психику событий, что со временем, любое, даже очень сильное, эмоциональное событие, перестало вызывать в нем хоть сколько-нибудь яркие чувства. Даже ужасная пытка с повторяющимся каждое десятилетие предательством гримволкера и его последующим убийством спустя несколько столетий превратилось в рутину. Именно поэтому, Филипп уже особо без каких-либо душевных терзаний был готов убить Хантера. Без лишних слов, уже машинально, приблизившись к нему как можно ближе, ударить ножом его в грудь. Сделать то, что должно: наказать изменника за его предательство. Конечно же, первые несколько раз сделать это было очень трудно. Однако потом, во временем, он привык. Он привык проливать кровь и забрать чужие жизни. Человек способен адаптироваться ко всему. Это обусловлено важнейшим инстинктом, что был заложен в него самой природой: инстинктом самосохранения. "Убей ты или убьют тебя" - вот какому правилу следовал Филипп все эти годы. Он убивал лишь из необходимости, из практических соображений. Это не приносило ему никакого удовлетворения, даже наоборот - каждый подобный эпизод очень сильно калечил его душу и психику. Заложенное в него с раннего детства чувство любви к ближнему притупилось из-за того, что он оказался в абсолютно враждебной и чуждой всему человеческому среде. Будучи заложником обстоятельств, окруженный врагами, Филипп вынужден был идти на самые радикальные действия. Конечно же, неправильно будет сказать, что его сильно терзала совесть из-за того, что он умерщвлял ведьм. Они были низшими созданиями, адскими отродьями, чье существование в принципе являлось явлением происками дьявола. Поэтому, подобно охотнику, убивающему лисицу или зайца, мук совести Филипп не испытывал. Однако, он не испытывал и удовлетворения от этого процесса. В юности он слышал рассказы старших охотников на ведьм, что умерщвление ведьмы само по себе является не только правильным и полезным делом, но и довольно приятным процессом. Филипп долгое время верил этому, пока сам не оказался на их месте. Когда он впервые убил ведьму, он ожидал почувствовать некое удовлетворение и наслаждение от процесса. Однако, этого так и не произошло. Ни в первый, ни в один из последующих разов он не чувствовал той эйфории от кровопролития, о которой говорили некоторые охотники на ведьм в Грейвсфилде. Даже напротив, в последствии ни раз размышляя на эту тему, филипп пришел к очень неожиданному и довольно неприятному для себя выводу: те охотники, что с таким упоением рассказывали обо всех кровавых деталях своих деяний, о том, с каким наслаждением они смаковали каждую секунду предсмертной агонии ведьм сами особо не отличались от тех, против кого боролись. Ведь главное отличие дьявольских отродий от людей состоит в том, что единственной целью и желанием первых является кровожадные расправы над последними. Именно ведьмы по всем легендам получали наслаждение от убийств, именно они устраивали нечеловечески жестокие расправы над людьми ради забавы. И именно поэтому, со временем те охотники перестали вызывать восхищение у Филиппа, а лишь презрение и отвращение. Опустившись до уровня низменных желаний того зла, с которым они боролись, они порочили и пачкали благородный образ охотников на ведьм - людей высочайших моральных принципов, благороднейших сынов Господа, чьей священной миссией была защита людей от грязных происков дьявола на земле. Поэтому Филипп и не наслаждался смертями и страданиями ведьм - он человек и он должен быть выше этого, несмотря ни на что. Как бы не была сильна ненависть и праведный гнев, направленный на ведьм, получать удовлетворение от их убийства было совершенно не допустимо. Ведь опускаясь на уровень этих мерзких тварей человек делал первый шаг на пути в преисподнюю, отвергал и порочил замысел Господа. А это значит, что эти люди сами опускались до уровня нелюдей. Он же был выше этого. Он был образцовым охотником на ведьм, который ради достижения святой цели готов на все. Абсолютно на все. И он, будучи благородным охотником на ведьм лишь выполнял волю Господа. Подобно хлебопашцу, вырывающему с корнем ядовитые сорняки из пшеничных полей, подобно священнику, изгоняющему бесов из грешника, подобно секире, отрубающей голову отпетому преступнику - он лишь делал то, что должен был по своему долгу. Избавлял мир от зла. Это была очень тяжелая миссия. Бремя, вынести которое способен далеко не каждый. Но он был готов идти на любые жертвы ради того, чтобы исполнить свой долг. Он отдал все ради того, чтобы сделать то, что должен. Оказавшись по вине брата в сердце зла, он не сломался, не сдался, а лишь укрепился в своей вере. Он пожертвовал своим здоровьем, своим счастьем ради того, чтобы спасти человечество. Но в конечном итоге он проиграл. Проиграл четырнадцатилетней девчонке, которая в самый критический момент обрела силы Титана и убила его. Чтобы смириться с этим сил у него не было. Он допустил ужасную ошибку, не покончив с ней тогда, когда у него была такая возможность. И за это он должен понести наказание. И, видимо, этим наказанием будет вечное скитание по этому миру вместе с его братом. Но... Разве он заслужил этого? Разве то, что он проиграл заранее проигранную битву с мировым злом, которую он на секундочку вел совершенно один, означает что он такой же грешник, как и Калеб - предатель и вероотступник, который вступил в отвратительную любовную связь с дьявольским отродьем? Почему Господь обрек его на то же самое наказание, что и Калеба? Ведь он всю жизнь положил на то, чтобы избавить мир людей от сущего зла, для того, чтобы уберечь человечество от ужасно опасности! Он так долго вел неравный бой с целым миром и по итогу не смог одолеть такого же как он человека, на время одаренного силой местного божества. Почему Господь не помог ему в тот час, когда он больше всего в нем нуждался? Почему за все то, что он сделал для людей он не был вознагражден вечным покоем и блаженством? Эти ужасные вопросы заставляли сердце Филиппа болезненно сжиматься. Одна лишь мысль о том что все, что он делал было бессмысленно была способна свести его с ума. Поэтому думать об этом было ни в коем случае нельзя. Нельзя было давать себе разочароваться в Господе и в своей миссии. По всей видимости, таков был Божий замысел, и всего понять ему было попросту не дано. Ведь он был всего лишь человеком. Человеком, который стал второй фигурой после верховного божества в том мире, что он всем сердцем ненавидел. Он достиг таких высот и считал себя достойным хоть какого-нибудь вознаграждения за те жертвы, которые он приносил всю свою жизнь ради высшей цели. Он был достоин награды за свои страдания. И этой наградой было... Освобождение его души и вечный покой в раю. Это Филипп считал достойной наградой за годы своих мучений и страданий. А значит, рано или поздно, он получит то, что заслужил. Задумавшись об этом, Филипп тут же понял, к чему скорее всего клонил Калеб, говоря о том, что он знает истинную причину, по которой тот делал все то, что делал. И он был прав, но лишь отчасти. Калеб, пусть и поняв, что Филипп желает обрести покой в посмертии, однако ошибочно считал, что это и является его самоцелью, а не лишь приятным и заслуженным вознаграждением за проделанную работу. Калеб думал, что ради собственного упокоения и освобождения своей души от бренного тела Филипп шёл на все большие жертвы, дабы как можно сильнее приблизить час избавления. Но он заблуждается. Филипп в отличие от своего брата, прекрасно знал истинную причину всех своих действий. И единственное, чего он реально желал, как ему казалось, было спасение человечества. Однако прежде чем Филипп продолжил свои размышления, образовавшуюся на мгновение тишину прервал голос Калеба. – Как бы то ни было... Для того, чтобы ты понял то, что я хочу до тебя донести, нам нужно вернуться в прошлое и взглянуть на него с другой стороны. – сказал Калеб, после чего протянул светящийся куб Филиппу. – И в какой конкретно момент нашего прошлого мы вернемся? – с недоверием посмотрев на магический предмет, спросил Филипп. Только сейчас он почувствовал, насколько ему не хочется вспоминать своё прошлое. Уже догадываясь, какие жуткие картины ему сейчас придется увидеть, мужчина всеми силами пытался не показывать своего волнения брату. Он должен выглядеть непоколебимой, сильным и стойким. "Это всего лишь нечто, похожее на дурной сон, Филипп. Четыре сотни лет ты переживал эти кошмары по ночам, и сейчас тоже сможешь" - мысленно успокаивал себя Филипп. И пусть то, что он каждую ночь последние столетия мучился от ночных кошмаров - чистая правда, однако эта ситуация была другой. Это уже был не просто неприятный сон - это настоящие воспоминание, которое нужно было пережить как в первый раз, еще и вместе с Калебом. "Интересно, о такой изощренной пытке для меня Титана попросила часом не Луз?" - промелькнуло в голове у Филиппа за секунду до того, как Калеб дал ответ на его вопрос. – Мы вернемся в тот самый момент, когда наши с тобой жизни разделились на до и после: в день моего исчезновения. – смотря на брата, ответил Калеб. – Значит тот самый день, да? – заметно помрачнев, проговорил себе под нос Филипп. И пусть это был риторический вопрос, Калеб ответил на него, утвердительно кивнув. – Ладно, не важно. Что мне надо сделать? – спросил Филипп, на этот раз уже обращаясь к брату. – Положи обе руки на этот куб и подумай о том дне, а он сделает все сам и перенесет нас туда. Все просто. – ответил Калеб. Тяжело вздохнув, Филипп нехотя протянул руки к кубу, после чего положил на него ладони. Как только он подумал о том самом дне куб тут же стал переливаться цветами активнее. Как и сказал Калеб, он начал делать все самостоятельно, постепенно заливая все вокруг ярким, белым светом. Прежде чем свет полностью занял все пространство вокруг, Филипп успел проговорить про себя: "Ну вот и все, теперь пути назад точно нет... "