Отвращение

Миша сидел и не вдуплял, что он тут делает. Скептический взгляд наблюдал за ловкими движениями рук, что перемешивали потрёпанные карты, создавая приятный шелест. Москва не успевал за шустрыми пальцами и прервал попытки уследить за пиковым тузом, который влился в остальную колоду, теряясь. — Бля-ять, чё ты так долго мешаешь? — скучающе кладя щёку на стол, протянул Шура, недовольно закатывая глаза. — Заткнись, если бы не ты, я бы не мешал так долго, — показушно фыркая, язвительно выплюнул Руслан, выделяя местоимения интонацией. — Да ну? — спросил Думский, красноречиво зыркнув. — Ну да, — заметив, что Шура хотел продолжить, лаконично перебил его Красноярск, не поднимая взгляда. Думский выпрямился, заправляя выбившуюся прядь за ухо и расплываясь тонкими губами в натянутой улыбке. — Ой-ой-ой, не буду я жульничать. — Глаза хитро блеснули, а костяшки бледных рук неприятно хрустнули. — Верим всей страной, — раздражённо процедил Енисейский сквозь зубы, раздавая карты и иногда лениво помешивая их. Московский будто выпал в астрал. Мыльный взгляд расфокусировался, игнорируя движения, а звуки ушли на дальний план, превращаясь в густую смесь. Он же вроде с Сашей пришёл говорить? Неделю назад было так же. Столицу передёрнуло даже в расхлябанном состоянии, выбивая светлую прядку из зачёсанной назад причёски. Он заходил в эту гнусную квартиру с яро плещущем энтузиазмом, что мигом растворился при виде Саши и Енисейского, что пытались поделить между собой толстую колоду старых пыльных карт не пойми какого года, не скупясь на язвительные выражения. — Ай! — недовольно выкрикнул он, когда ему дали хлёсткую пощёчину, выбивая из сладкой истомы. Шура пронзительно глядел на него. Месть подают горячей, обжигая рот. Сейчас горячей была только тонкая кожа на ладони, что трепыхалась от жгучего касания. Неприятно начало знобить, потряхивая. — Согласись, пощёчина — действительно стоящая идея, сразу вот взгляд прояснился, — не пытаясь сдержать звонкий смех, констатировал факт Шура, прикрывая глазки. Стоит ведь показать, что ему всё равно на Мишино присутствие. Абсолютно. Полностью. Хотя разгорячённые руки трясутся, отдавая жгучую разрядку по всему телу, будто током бьёт, а зрачок невольно бегает из угла в угол по тесному помещению под нервное стучание пятки об пол. Но это он песню любимую вспомнил. «Мама-Анархия», все ведь слышали. Если не попадает в ритм, то это слух у него никудышный. Не знали? Наркотики ещё и это притупляют. Миша лишь кинул на него томный взгляд из-под прикрытых век, сразу переводя его на пожелтевшего пикового туза в ухмылке. Нашёлся. — Пики, — с глухим свистом о воздух Руслан кинул короля тёмной масти на середину стола, плавно проходясь глазами по двум фигурам. — Что вялый такой, Шурочка? — скрещиваясь взглядами с пепельным зрачком, насмешливо поинтересовался он, напыщенно-сострадательно изгибая тонкие брови. — Хуй на карте нарисован, вот и я в ахуе, — прикладывая покрытую мурашками руку ко лбу, драматично прохныкал тот, растягивая гласные. Шура ведь знал, ловя молниеносные взгляды на своих щиколотках, предательски подрагивающих, что Руслан давно всё понял, и поджимал потрескавшиеся губы. Да и Миша всё понял, как только зашёл сюда. Шура знал и это, но интенсивно пропускал мысли, которые трещали ему об этом, неистово раздражая и сбивая с толку. От раздумий становилось тошно. Хотелось кинуть ебучий скрипучий стул в стену… или в Мишу. Красноярск хоть шутку заценил, хмыкнув, а вот Москва изумлённо смотрел то на Думского, то на карты, изгибая розоватую губу. — Не переживай, там их три, — заметив негодующий взгляд, утихомирил его Шура, ободрительно кивая. — Вот и я в трихуе, — шёпотом пробубнил Московский, резко переводя ясный взгляд на свою стопку и рассматривая карты ещё раз. Думского до этого момента вообще не волновало, что он начал играть в «Дурака» с ярым любителем азартных игр, натренированным веками, и с таким же фанатиком, что заговаривает тебя, ловко обводя вокруг пальца. Заговаривал. Сейчас такого и быть не может. Конечно, у Шуры была самая проверенная тактика-случайность. Всё должно произойти случайно, как и по плану. Звучит это просто крышесносно. У Саши всё было так замудренно, что Шура и забыл, каково это. Так ведь в разы легче и интригующе. Так почему сейчас ему кажется, что это самая глупая идея после Юриного звонка Московскому? Руслан явно знал, что делает и будет делать. Смотря на это, Думский обиженно фыркнул, утыкаясь в собственные карты. Какого такого у него один козырь?! Шестёрка! Гневно раскрывая глаза, он громко выдохнул, привлекая внимание. — Ты точно руками мешал?! — резко переводя взгляд на красноволосого, раздражённо вскрикнул Шура, сжимая зубы до скрежета. — А ты наблюдательный. — Зелёные глаза насмешливо блеснули, а губы расползлись в надменной ухмылке. Думский натянуто ответил тем же, чуть ли не убивая пронзающим взглядом. — Спасибо, сладкий, — слащаво протянул он, резво ударяя ступней чужую коленку под столом. Руслан, не обращая на него никакого внимания, ответил хлестком по бедру, заинтересованно-непринуждённо взирая на свои карты так, будто там была прописана его судьба на ближайшие десять лет. Миша искоса поглядывал на них, стуча тонкой колодой по столу и зевая. Карты неплохие, если не показывать этого, можно и переиграть. Он всем видом этого выдавал, чуть ли не закрывая уставшие глаза и погружаясь в желанную дрёму. Москва непроизвольно дёрнулся из-за неприятного скрежета ножки стула об пол, зажмуривая очи до чёрных кругов. Думский шустро подошёл к холодильнику, достал тёмную бутылку портвейна и немного цокнул ею о край стола. Он не подумал про бокалы, которых у него и не было, сразу усаживаясь на своё место и закидывая ногу на стул. Глаза ярко сияли, словно ради этой бутыли он прострадал целый век, захлёбываясь слезами и порохом. Шура не обращал внимания на недовольные взгляды с обеих сторон. Руслан разочарованно думал о том, что ему не налили, Миша разочарованно думал о том, что Саша вообще взял эту фляжку в свои изящные руки. А хотелось разбить. О свою голову, желательно… не только о свою. — Вот ты эгоист, — обиженно пробурчал Енисейский, дёргая друга за локон под разъярённый взвизг. — У кого самый мелкий козырь? — не отпуская грязные тёмные волосы, издевательски продолжил он, улыбаясь. Шура лишь закатил глаза, отдёргивая чужую руку, и лениво кинул на стол черви. Он сам не знал, какая именно была напечатана цифра, но это разве важно? Отметки меньше десяти ему не сдались. А там точно не десять. Это вообще спорный вопрос, с точными науками у него всегда были проблемы. Миша наконец заинтересованно наблюдал за чужим ходом, отбивая карту нападающего. — Бито, — скучающе фыркнул Думский, кидая упругую крышку за себя не глядя. Подумав, что такими темпами Саша и вторым не будет, столица решил продолжить игру, кинув бубновую фоску. Забытое чувство покалывания от возбуждающегося азарта нахлынуло, приятно отдавая пульсирующей кровью в ушах. Кажется, такое состояние было и у Красноярска, что прихотливо ухмылялся, держа карты ровным веером, но не у Шуры. Ему было весело от всей этой глупой ситуации и от приятного пьянения с прозрачной плёнкой перед глазами. Выигрыш отошёл на второе место, уступая будоражащей нирване. А может, и на третье, находясь в тени заманчивого эскапизма. Думский не наблюдал за ходом игры, он смотрел через карты задурманенным взглядом, щедро отхлёбывая сладкое красное вино через тонкое горлышко — по подбородку вниз потекла алая струйка, которую он не удосужился вытереть. — Твой ход, Думский. — Руслан неудовлетворённо смотрел на него, замечая распаленное состояние и удивлённо приподнимая бровь. Шура всегда был ненормально весел, даже не будучи обкумаренным. Сейчас он сидел с фляжкой в руке, тревожно покручивая ее. Енисейский зыркнул в окно, будто качаясь на стуле. Пасмурно, тёмно-серые, почти чёрные тучи не давали белёсому небу редких пробелов. — Бог с ним, беру, — хватая карту, натянуто задорно прожужжал наркоман, легко беря подкинутую вдогонку восьмёрку. Московский вглядывался в бледное лицо, пытаясь отыскать хоть одну эмоцию. Сейчас неважно, положительную или напротив. Аквамариновые глаза бегали по чужим мышцам, что невольно подрагивали. — Не смотри на меня. — Голос звучал безжизненно, утягивая столицу в это серое месиво, но с надменной частичкой спеси. Серое месиво было только для него. У Шуры всё было радужно до того момента, как психоделик полностью растворится, впуская непрошеные назойливые мысли. А Думский хотел свободы, собственной независимости, хотел смыть с себя всю ту грязь, что въелась в кожу. Только вот, бегая за этой независимостью, он набрёл лишь на зависимость. Всякий раз, потакая своим желаниям, теряешь волю и становишься их пленником. В таком случае Шуре нравилось быть зависимым, нравилось быть рабом и нравилось потакать своим гнусным желаниям. Но ведь не он сам сделал себя таким? Сам. Собственноручно взял в руки шприц и вколол дозу, но руки мелко дрожали, а по щекам тонкими струйками бежали солёные дорожки слёз. — Ты проиграл. — Знакомый голос не звучал ядовито, а размеренно, даже монотонно. Думский перевёл бегающий взгляд на изумрудные глаза, странно хмыкнув. В этой игре не было даже случайности, в этой игре вообще ничего не было. Густой ком подкатил в горлу, заставляя вдохнуть больше воздуха. — Пойду поплачу, — показушно тяжко вздохнув, Шура встал под тихое трескание стекла из-под тёмной бутылки. Когда тонкий силуэт с тёмной длинной тенью скрылся, оставляя лишь скрежет заржавевших пружинок, Руслан перевёл малахитовый взгляд на Мишу, что до сих пор смотрел в коридор, сжимая кулаки. — Как из дерьма выкапывать-то будешь? — прямо спросил Енисейский, будто напоминая. — Ты задрал, — фальшиво улыбаясь, процедил Московский, натыкаясь на выжидающий взгляд. — Рад слышать. — Предыдущий вопрос он не стал повторять, изгибая бровь в ожидании ответа. — Я не знаю. — До смерти лапидарно. Руслан только рот хотел открыть и саркастично ответить, как на кухню забежал Думский, скользя носками по грязному полу и чуть не падая. Забежал весёлый Думский. — О, по минам вижу, что попиздились, — доставая помятую сигарету из кармана, хмыкнул Шура. — Кольку не поделили, что ли? Московский, Русик его тебе на руках вынесет. По тесной комнате побежал прозрачный едкий дым, окутывая. Красноярск поймал затемнённый взгляд, прикрывая веки и подзывая Думского кивком. Тот, оставляя зажженную сигарету в зубах, подошёл в несколько размашистых шагов, выгибаясь и облокачиваясь локтями на стол. — Ты соображаешь сейчас вообще, укурок? — пренебрежительно спросив, Руслан встал, не отрывая зелёных глаз. — Я стёкл, как трезвышко. Миша закашлялся, давясь слюной. — Э-эх. — Шура перевёл взгляд на столицу, что пытался подавить сухую перхоту. — Дед сейчас концы отдаст вслед за Союзом. Московский резко перестал кашлять, хмурясь и выгибая брови. — Ты кого дедом назвал? — Сразу выпрямился, немного наклоняясь вперёд. — Уже и со слухом проблемы, — ответил язвительно Думский, сострадательно посматривая из-под длинных ресниц. И как можно иметь такие ресницы, если вниз по лицу текла смазанная чёрная смесь с редкими комками? Опешив от бессмысленных мыслей, Миша со вздохом встал, разглядывая пустые чёрные глаза, что возмущённо блеснули. Теперь над ним будто возвышались две фигуры, пожирая взглядом. Шура мог бы чувствовать себя некомфортно, если бы он до сих пор был слепым и немощным. Закатив глаза, Думский глубоко затянулся, вставая вслед за двумя силуэтами. Выдохнув удушливым дымом в чужое лицо и заметив зажмуренные небесные глаза, потянул уголки губ к верху. — Ну и что на этот раз? — рявкнув, Руслан грубо схватил его за впалые щёки, разворачивая к себе. — Я не помню. Помнил. Шура слишком отменно играл роли и менял выражения лица. Не люди, не города не видели подвоха, вникая в каждое слово. А Саша врал крайне редко, созывая это на неуважительный тон. А он ведь само уважение во плоти. Фыркнув, Думский дёрнулся. — Ну и кому ты пиздишь? — Не вникал только Руслан. Он отличал ложь от правды слишком быстро и легко, знал действительную человеческую натуру и всю их трусость, что они скрывают за плотным слоем фальши. Шуру это неистово раздражало, его буквально отчитывают, будто пятилетнего ребёнка, который не доел противную манку с густыми комочками. А это ещё притом, что он и не человек вовсе. Он лучше. — Тебе, — пробубнив, Думский вырвался из ослабевшей хватки, переводя потухший взгляд на Москву, что безэмоционально наблюдал за этим, прикрыв веки. — Миш, а хочешь прикол? — подходя чуть ближе, соизволил поинтересоваться он, опираясь спиной о стол. — Нет. — В США план по развалу России появился ещё в начале шестидесятых годов. — Лучше просто молчи, Саш. — Шура скривился на имени, но придираться не стал, осуждающе посмотрев. Московский перевёл томный взгляд на часы, что беззвучно шли, не тикая. Маленькая стрелка немного перегнала за двенадцать, но от этого хуже уже не стало. Ему вообще было сложно представить что-то хуже Думского и его самого. Хмыкнув, он зыркнул на Шуру, который заинтересованно посматривал на него, медленно выдыхая жгучий никотин. — С днём рождения, — с полуулыбкой сказал он, смягчаясь. Думский завис, роняя окурок и смотря на столицу удивлённо раскрытыми глазами. Моргнув несколько раз, он оглядел рядом стоящего с ног до головы, приоткрывая рот. Сказать он ничего не смог, слова просто не лезли, застревая в глотке. Шура смутился, ощущая утешное чувство, что плескалось волнами у него в животе, согревая. Фигура подошла к нему, приобнимая за торчащие лопатки. Он не сможет ответить, сжимая чужую крепкую спину и утыкаясь холодным носом куда-то в тёплую шею, но не оттолкнет. Этого он тоже сделать не сможет. Знает, что Московский не заслужил, знает, что потом ему будет тошно, но не вырвется. Усталость, смешанная с нирваной, перешла в оцепенение, и Думский понял, что не в состоянии сдвинуться с места. — Ты старый, наркоша, — ухмыляясь, проговорил Красноярск, замечая чужое жизнеощущение, которое, кажется, отсутствовало. — Я в комнате со старыми пердунами, завались, — еле слышно прохрипел Шура, смотря в одну точку размытым взглядом. Последние силы он потратил на пару едких слов: — Я, кстати, понятия не имею, с кем сейчас Коля. — Я, кстати, тебя сожгу.