Сигнал второй

Аль-Хайтам заметил странную особенность. В последнее время он стал ловить себя на мысли, что Кавех начал вести себя намного тише, а настроение его улучшалось с каждым днём. Чем меньше исходило звуков из комнаты архитектора, тем лучше вёл себя сам Кавех. Это настораживало, но не привлекало внимания так сильно, как делали это мудрецы из академии, которые не могли и шага без Аль-Хайтама ступить. Тоже мне, мудрецы. На всё им нужно разрешение какого-то человека, который выше их по статусу. — Хайтам, — окликнул чуточку уставший, но все ещё бодрый голос. Парень поднял голову, отрываясь от чтения очередной книги, и взглянул на Кавеха, — я тут разбирал вещи, — архитектор потупил взгляд в пол, Хайтам же не отрывал его от блондина, — и подумал, что пару безделушек для твоей работы как раз могут пригодится, — парень развел руками, странно улыбаясь, — а мне они уже все равно не нужны, — глубокий вдох, — думаю, для Тигнари и Сайно там тоже пару вещиц найдётся. В груди отдалось неприятное покалывание. Что-то здесь не так. Но как Аль-Хайтам не оглядывал Кавеха с ног до головы, ничего подозрительного не находил. Обычный потрёпанный вид после бессонной ночи, спутавшиеся волосы, пару заколок слетело видимо в процессе работы, а лицо слегка побледневшее в сочетании с яркими синяками под глазами. Ах, да. Теперь у Кавеха режим сна сбился окончательно. Этот умник стал чаще жаловаться на бессонницу и то, как его мучает головная боль. Но упорно отказывался идти спать, постоянно вертелся в кровати, залипая то в потолок, то в окно напротив, так и ни разу не смыкая глаз за ночь. Неудивительно, что после такого архитектор не имел никакого желания есть или выходить из дома. Мало того, что и самого Аль-Хайтама будит посреди ночи грохотом в своей комнате и в ванной, так потом скандалит об этом утром, когда того просят быть потише. Ведь не все же как умалишённые носятся ночью по всей квартире. Такие как он. Сигнал третий: Проблемы со сном. Ощущение, что ватманов по квартире ставится все меньше и меньше, ровно как и беспорядка. В какой-то момент в доме устаналивается идеальная чистота, а Аль-Хайтам в очередной раз приходя домой, замечает, как со стола в гостиной исчезают все бумаги.Создавалось ощущение, что ее словно прячут от кого-то, но позже секретарь опроверг эту версию, находя в мусорных бочках буквально все, что он видел на столе пару дней назад. В разорванном на мелкие кусочки виде. В некоторых местах неаккуратно, наверняка рвали в порыве ярости. Неудивительно. «Я потерял интерес…» Пробормотал Кавех на красноречивый взгляд, что направил на него Хайтам в тот момент. Вопросов в голове было настолько много, что для обычного сарказма места не оставалось. Почему? Он же так яро всегда защищал свои чертежи и архитектуру. Искусство в конце концов. Каким образом все его нарисованные дары оказались в мусорном ведре? Да ещё и в таком безобразном виде. Сигнал четвертый: отсутствие действий в вещах, которые они любили Находка в виде открытого лезвия на раковине в ванной заставила проснуться быстрее привычного спора с Кавехом. Аль-Хайтам, взглянув на свое отражение в зеркале, отметил тот факт, что он не брился. И не стригся он. И Кавех тоже не стригся. Тот так дорожит волосами, что ни за какую мору не пострижёт их. Зачем лезвие в доме, где никто не использует его по назначению? Одежда Кавеха стала походить больше на наряды мудрецов: закрытая, скрывающая, ни разу не выделяющаяся. Яркие элементы? О чём вы, теперь в гардеробе Кавеха сплошные однотонные рубашки и штаны. Больше не было рубашек с откровенным вырезом на груди и спине. Никаких заколок, никаких колец, браслетов и тем более разного рода узорчатых штанов. Все это осталось в прошлом, ровно как и стабильное состояние Кавеха. Если Хайтам и думал, что Кавеха может полоскать туда-сюда и хуже уже быть не может, то что же…он ошибался. Потому что сейчас Кавеха откровенно потряхивает и перекидывает с одной эмоции на другую без предупреждения. Его в один момент перемыкает, и он становится молчаливым, игнорирует существования Аль-Хайтама. Перемыкает снова, и он становится весёлым и общительным, требует к себе внимания, как кот ласки. А потом уходит в ванную и на пару часов в доме воцаряется тишина. Неприятная, тягучая, из-за которой Хайтам не может заниматься работой, а постучаться к парню не хватает смелости. Ну или мозгов. А может и желания. Сигнал пятый: самоповреждение. — Сегодня я съезжаю, — озвучил Кавех секретарю рано утром за завтраком. Аль-Хайтам…не смог ответить. Он откровенно не знал, почему такая новость звучала как приговор. И так неправильно, словно она не то, что содержит в себе. Скрывает то, что нельзя озвучить напрямую. — В какое время? — с трудом выдавливает из себя Хайтам, стараясь совладать с голосом и делает глоток горячего кофе. — Да днём, около двух часов дня — грустно, но счастливо улыбается Кавех, съедая маленький кусочек печенья. В последнее время он почти ничего не ел. Даже свою стряпню он отдавал Аль-Хайтаму. Когда же готовил секретарь, парень не ел ничего. — Не волнуйся, к вечеру меня уже не будет, — уже чуть тише, но также отчётливо проговорил Кавех. Именно эти слова не могли отпустить Хайтама. Держали в напряжении. По дороге в Академию. В кабинете. В коридоре. В каждом углу комнаты парень чувствовал, как эти слова эхом отдаются в его голове. Они такие…неправильные. Неказистые. Искривлённые. «Это же только в моей голове, все это нереально» Мелькнуло в сознании Аль-Хайтама, когда тот взглянул на часы. Почти час дня. «К вечеру меня уже не будет» А ведь он даже адреса нового дома не оставил. Да и выглядел он не так, словно бы собирал в спешке вещи. Расчёска была как обычно в ванной, любимая чашка на подоконнике кухни. Инструменты валялись где-то в гостинной. Там же покоились и его любимые романы. Никто не собирался их забирать с собой. Вещи. Он же отдал свои ценные безделушки ему, Аль-Хайтаму. Планировал что-то подарить и Тигнари с Сайно. А сон? Кавех не мог выспаться, хотя вел себя весело и бодро. Бодро. Его проекты полностью заморожены. Он не мог спроектировать новый дом без чертежей, ему же сейчас это осточертело. Да и лезвие ему больше не нужно было для чистки карандашей. Лезвие? Раздача ценных вещей? Бессонница? Аль-Хайтаму понадобилось ровно пять секунд, чтобы осознать масштаб ситуации, в которой он оказался, и в которую утопил себя же Кавех. Парень резко встал с кресла, отдалённо слыша, как тот стукнулся спинкой об пол. Никуда Кавех не планировал съезжать. Он планировал другое. Суд над своей жизнью. Спешка. Пару синяков при не аккуратных поворотах, и Аль-Хайтам влетает в их дом, чудом не выбивая дверь в нее. В квартире тихо, настолько тихо, что тишина давит на виски. Хочется кричать и плакать одновременно. Хайтам себе такого никогда не позволял. Не может позволить и сейчас. На остатках физических сил он врывается без стука в комнату Кавеха, замирая от картины, что раскрылась перед ним. Архитектор сидел на кровати, приставив к груди свой двуручный меч. Запястья безбожно изрезаны, а взгляд Кавеха затуманен. В глазах застыли непролитые слёзы. — Хайтам, — вырвалось вместе с выдохом у юноши, прежде чем его опрокинули на кровать, отбросив подальше меч и парочку лезвий, что лежали на простыне. Те с металлическим звоном упали на пол. Мужчина в страхе крепко держал руки Кавеха, прижимая их к постели. У Аль-Хайтама не могло уложиться в голове то, что он видел. Кавех хотел покончить с собой. И то, что от этого действия отделяло всего какие-то жалкие секунды. Не может быть. Секретарь взглянул на поверженного, когда услышал всхлипы. Метнув нечитаемый взгляд на Кавеха, светловолосый старался скрыть своё заплаканное лицо, зарывшись им в подушку. «Какой позор» подумал Кавех. «Какой я дурак» осознал Аль-Хайтам — Зачем, Хайтам, — секретарь вздрогнул, разглядывая под собой парня, — зачем, — дрожаще прошептал Кавех, полностью расклеившись и начиная плакать. Пункт первый: Спасение.