Дотянуться до солнца

«Свет с высоты посылает бессмертным богам он [Гелиос] и людям, На колесницу взойдя. Из-под шлема глядят золотого Ясные очи его. И блестящими сам он лучами Светится весь. От висков же бессмертной главы ниспадают Волосы ярко блестящие, лик обрамляя приятный, Складки прекрасных и тонких одежд. Жеребцы же под богом… Там, задержавши коней с колесницею златояремной, К вечеру с неба на них в Океан опускается Гелий». ~Гомеровские гимны~ *** Все звёзды когда-нибудь гаснут, засыпают вулканы, а Океан — вечен. Этот почтенный старец, сын самого Хаоса, был рождён задолго до Кроноса-времени. Поэтому его волны поют песнь вечности, и нет ему конца и края. Климена была одной из трёх тысяч его дочерей — океанид. Все они были прекрасны как на подбор: волосы текучи, как воды, очи — словно два моря, коралловые губы и жемчужные улыбки. В эпоху титанов океаниды были вольны и не знали бед, но когда отгремела Титаномахия, возвестив начало эпохи новых богов, пленительная красота морских дев порой стала оборачиваться против них самих. Океан не принял ничьей стороны в войне, а после победы властителем вод стал Посейдон, однако океаниды всё равно оставались титанидами, побеждёнными в глазах олимпийцев, и те считали себя вправе забирать их себе, делая своими наложницами и изредка — жёнами. Так, например, Посейдон похитил прекраснейшую из океанид — Амфитриту, и женился на ней против её воли. Климена и ещё несколько её сестёр тогда бросились было наперерез стремительной колеснице, пытаясь вырвать «добычу» из хватки похитителя, но куда там: буйные кони нового повелителя вод мчали быстрее мысли. Отчаянный крик Амфитриты не давал Климене покоя, но более всего её уязвил ответ матери — Тефиды, супруги Океана и прежней властительницы вод — когда Климена единственная отважилась потревожить их с отцом уединение и покой, обратиться к ней за помощью в освобождении сестры: — Прошло наше время, теперь правят молодые боги, и мы бы не смогли найти для Амфитриты лучшего мужа, чем Посейдон. Теперь она — царица морей. Вот если бы он просто обесчестил её, тогда, конечно, получил бы по заслугам. А так — она получила долю, которой желали бы многие твои сёстры, дочь моя. Климена не нашлась, что ответить на это. Её мать и отец видели зарю времён, и не ей, одной из самых младших океанид, оспаривать мудрость их решений. Только вот на сердце отчего-то стало холодно и невыносимо тоскливо. Она не видела радости и почёта в участи Амфитриты, особенно учитывая любвеобильность Посейдона, который беззастенчиво засматривался и на других океанид, в том числе и на Климену. Отвращение в ней вызывало то, что некоторые из её сестёр совсем не стыдились прельститься вниманием женатого владыки морей. Мрак и холод морской пучины были неотъемлемой частью каждого из детей моря. Целый мир, полный невиданных тайн, чудес и красот. Там обитали прекраснейшие существа и отвратительнейшие чудовища; там было начало и конец бытия. Чего стоил хотя бы великолепнейший дворец Посейдона!.. Океанидам на долгие века хватало любования многообразием и непредсказуемостью подводного мира. Но Климена была странной. Она помнила до мелочей, как, впервые поднявшись на поверхность, сначала была ослеплена с непривычки, а затем захлёбывалась восторгом, наблюдая за солнечными лучами, танцующими по водной глади. Когда она скользнула повыше, на гребне волны, солнце впервые прошлось по её лицу и обнажённым плечам, подарив восхитительное ощущение, которого в привычном хладе бездны океанида почти не знала — тепло. Возжелав хоть немного распробовать это необычное ощущение, Климена взмахом руки создала особенно высокую волну, и, примостившись на её гребне, раскинула руки и задрала голову, отдавая себя ласке солнечных лучей. Тут же смущённо ахнула, когда всего на миг ей удалось разглядеть в сияющем потоке на небесах ослепительную колесницу, запряжённую четвёркой пламенных коней, и прекрасного возничего в золотом венце, который могучей рукой удерживал и вёл свою буйную упряжь. Каким-то образом возница заметил восторженный взор океаниды и игриво ей подмигнул, мчась себе дальше. То был Гелиос, один из немногих титанов, за которыми боги сохранили власть и оставили на Олимпе: ну а как миру без солнца?.. С тех пор Климена нередко с неясным трепетом поднимала взор к небесам, оказываясь на поверхности, только вот солнечный титан больше не ловил её взглядов, сосредоточенный на своей нелёгкой работе. Девушка убеждала себя, что это только во благо: все известные ей истории любви имели печальный конец. Тот же Посейдон, который поначалу пытался добиться добровольного согласия Амфитриты, лил ей воду в уши о великом чувстве. Или вот любовь морского бога Главка обернулась страшным проклятием для его возлюбленной Сциллы, которую ревнующая колдунья Цирцея превратила в жуткое всепожирающее чудовище. Таких примеров было множество, и все как бы говорили: подумай трижды, прежде чем отдаваться чувству, особенно — столь несбыточному, каким могла бы быть влюблённость одной из тысяч дочерей моря в недосягаемое Солнце. Поверхность открывала столько всего неизведанного, столько звуков и красок, невозможных под водой, что день за днём юную океаниду всё больше съедало любопытство. И однажды она, улучив момент, сбежала на берег от весело игравшихся с волнами сестёр. Далеко от моря она уйти не могла — зачахла бы от долгого пребывания на суше — но и прибрежные красоты земли полностью захватили её воображение. Более всего ей понравились цветы, которые были разнообразнее и ярче водорослей, а главное — источали необычайно приятный аромат. Так, следуя за цветами, любопытная океанида однажды оказалась в Ниссейской долине, любовно взращённой самой Деметрой для её юной дочери, Персефоны. Персефона никогда не бывала за пределами своей долины, поэтому с большим интересом отнеслась к гостье из загадочных для неё глубин, одетой в одни лишь спутанные водоросли. Две живые, жаждущие познания вне заданных им рамок натуры быстро подружились, особенно сойдясь на любви к цветам. Девушки стали настолько близки, что обменялись крупицей своих сил: Климена подарила подруге возможность беспрепятственно дышать и видеть под водой, а та ей — умение одним лишь желанием взращивать цветы, придуманные самой Клименой. Красоту этих цветов, порождённых цепким воображением океаниды, оценила даже Деметра. Одобрив дружбу дочери с Клименой, богиня природы нарекла придуманные ею цветы розами, а самой океаниде подарила второе имя — Рода*. Подруги виделись и гуляли вместе по долине так часто, как позволяло Климене время пребывания на суше. Поэтому даже беспечная, не слишком-то внимательная Персефона не могла не отметить, как поразительно часто и подолгу подруга смотрит на небо, томно вздыхая, иногда задумчиво перебирая при этом струны лиры, на которой её научили играть спутницы Персефоны, музы. Музы тоже были титанидами, дочерьми морского старца Форкия и Кето-пучины, заточенных в Тартар, однако, в отличие от океанид, жили на суше и были покровительницами искусств. Деметра призвала их оберегать и обучать Персефону, защитив их тем самым от участи пленниц и наложниц богов; с ними Климента тоже крепко подружилась. Только защекотав отчаянно краснеющую от её расспросов подругу до полусмерти, богиня весны выяснила причину её мечтательной задумчивости. — Так в чём проблема? Ты же бессмертная океанида, красавица — глаз не отвести, а не какая-нибудь смертная. А Гелиос холост, между прочим! Так познакомься с ним и очаруй. — весело хихикая, со всей непосредственностью предложила она. — Смеёшься? Вот именно, я — океанида, дитя моря, даже на суше долго находиться не могу и к вечному холоду привыкла, а он… Он — Солнце. Я не уверена, что даже приблизиться к нему смогу. И потом, никто не знает, где именно на земле он отдыхает после дневного цикла. Не факт, что мы с ним даже встретимся когда-нибудь, вот и остаётся — любоваться издалека… — Брось! — сморщила носик Персефона. — Всем известно, что у Гелия два дворца: один на востоке, другой на западе, причём оба рядом с океаном. Я в два счёта могу узнать, где именно они находятся. И не соврала — узнала. Более того, почти под пытками вырвала у застенчивой подруги обещание, что та хоть разок наведается на указанный ею остров — ночью, когда Гелиос отправится с небес на покой. Как промёрзлая зимой земля не может противиться рождению первых подснежников, так невозможно было противиться напористой богине весны, когда той чего-нибудь вздумается. Климена не представляла, кто может укротить капризный нрав её подруги, и уж точно не верилось, что с этим справится кто-то из олимпийцев, кого прочили ей в женихи. А ведь на вид — невиннее бабочки!.. Смущаясь, Климена всё оттягивала исполнение своего обещания. А потом случилась беда. Когда океанида в очередной раз пришла в Ниссейскую долину, ожидая встречи с подругами, увидела там только увядшие цветы, мёртвую землю, усыпанную прежде невиданным здесь снегом, и горько рыдающих нимф. — Что случилось? Где Персефона?! — с замирающим от тревоги сердцем спросила она. — Исчезла-а, — плакали нимфы, — и никто не знает куда! — А где музы? — Они не справились со своей задачей — оберегать юную богиню, великая Деметра в гневе обратила их в чудовищ, девоптиц-людоедов, навеки. Зовутся теперь сиренами, летают по миру, ища Персефону… Океанида покинула долину в ужасе и смятении. Для мира настали печальные времена, вызванные горем Деметры: засухи, бесплодие лесов и полей, голод и смерти. Годами Климена бродила вдоль берегов всех вод в поисках хоть каких-то следов подруги, надеясь, что Персефона найдётся невредимой, а после Деметра смилостивится над сиренами и вернёт им прежний облик. Долгое время опечаленная океанида и не вспоминала об обещании, данном Персефоне — посетить остров, где проводит ночной отдых Гелиос — пока однажды её не посетила идея. Пусть титан Солнца и не всегда внимателен, однако он мог что-то видеть и знать об исчезновении Персефоны. Даже если и нет — перед ним и небо, и земля как на ладони, он может найти её. Ухватившись за эту мысль, однажды ночью Климена со знакомым трепетом в груди отправилась на остров. Ночи на берегу моря — завораживающее зрелище. Адамантовая россыпь звёзд, рассыпанная по бездонной черноте неба — то танец Плеяд, атлантовых дочерей, да будто тонущая на горизонте Луна — лик печальной Селены, тоскующей по своему возлюбленному Эндимону, спящему вечным сном в пещере на краю мира. Вот такая она, великая Нюкта-ночь, дочь Хаоса, многогранная и прекрасная. Гелиос уже уступил ей дорогу, отправившись на отдых во дворце, шпили которого смутно виднелись с берега, овеянные бледным сиянием. Тишину этого острова покоя помимо мерного плеска волн вдруг нарушило сладкоголосое звучание лиры и девичье пение, чудесное, как морской прибой. Изящную фигуру девушки обрисовывал далёкий лунный свет; к её обнажённым ступням ластились волны, оставляя мокрыми полы гимантия, а длинные волосы, украшенные жемчужными нитями, свободно веяли по ветру, словно вольные изгибы рек. Океанида пока не решалась нагло явиться во дворец солнечного титана со своей просьбой, поэтому просто пела, применяя всё искусство, подаренное ей музами-сиренами, любуясь красотой моря и ночи. Пела о печали. — Где просторы морские Шумны и бесстрастны, Где законы людские Пусты и безвластны — Девоптицы живут, Остаётся лишь петь им: Сладкогласно зовут Моряков в свои сети. Чудовища музами Были когда-то, Но в те времена Нынче нет им возврата. Прогневав богиню, Утратив доверье, За беспечность, гордыню Вместо тел и рук — перья. Творивши искусство — Ныне гибель творят. Чьи предали чувства — Те не знают пощад. Лицо их так бледно И участь страшна; Исчезла бесследно Их судеб Весна. Кто сдался неволе — Тот заперт навечно. Прекрасное море, В нём горе беспечным!.. Как горе и прочим Навек побеждённым — Кто Тартар грохочет, Кто сломлен склонённым. Вот новое время, Законы суровы: Титаново племя, Удел твой — оковы! Она пела, не замечая слёз, которые, падая на землю, превращались в розы, расцветающие и дивно благоухающие прямо на прибрежном песке. Мелодия разносилась по острову, чаруя даже бездушные волны, и замерла лишь когда океанида услышала поблизости всплеск и увидела приглушённое золотистое сияние, расползающееся по воде неподалёку от берега. Тут же из воды показался молодой мужчина, который доселе предавался купанию, а теперь плыл к берегу, прямо к океаниде. Впервые Климена видела Гелиоса так близко, и щёки её тут же стали такими же алыми, как выросшие из её слёз розы, однако девушка не в силах была отвести взор. Короткие золотые кудри солнечного титана, ныне не украшенные венцом, растрепались, но уже были сухими; с атлетичного обнажённого торса с шипением испарялась вода, из которой он ещё даже не вышел; вся его фигура источала приглушённое ночью звёздное мерцание, распространяющееся по округе; в солнечных его очах, обращённых к океаниде, вспыхивали рассветы и закаты, а на красивом лице сияла лучезарная улыбка. Среди богов совсем не принято было стесняться наготы, однако когда Гелиос совсем приблизился к берегу, девушка смущённо отвернулась. — Океаниды почти никогда не бывают на моём острове — здесь для них слишком сухо и жарко. — облачившись в короткий хитон, бог непринуждённо сел в прибрежный песок, увлечённо разглядывая Климену и расцветшие вокруг неё диковинные цветы. — Тем более никогда ещё не слышал здесь такого чудесного голоса, чарующего даже камень. Как зовут тебя, прекрасная дева? — Климена, — представилась та, наконец осмелившись поднять взор. Солнечный титан сидел на расстоянии вытянутой руки, и девушка пока не могла понять — он ли источает такой жар, что водная дева вот-вот вспыхнет как уголёк, или это пылает от его присутствия её собственное сердце. — Твоя песня полна такой тоски и печали… Что привело тебя сюда? Собравшись с духом, Климена поведала Гелиосу о своей крепкой дружбе с Персефоной и музами, о бесследном исчезновении богини весны и его не менее печальных последствиях. А затем обратилась к богу солнца с мольбой и заготовленными вопросами: не видел ли, не слышал ли чего? Может ли помочь отыскать? Мгновение он молчал, в раздумьях глядя куда-то за горизонт, а затем сорвал одну из расцветших рядом с Клименой роз. В присутствии Гелиоса розы, предательски выдавая чувства своей создательницы, пышно распустили бутоны и потянулись к нему за теплом и светом. — Впервые вижу океаниду, умеющую взращивать цветы. Неужели богиня весны поделилась крупицей своих сил с титанидой? Обычно боги смотрят на нас, побеждённых, свысока. — Персефона не такая, — покачала головой Климена, — Мы с нею стали очень близки, поэтому я так беспокоюсь о её судьбе. Поведай же мне, прошу: известно ли тебе что-нибудь? — Кое-что известно. — Солнечные глаза засветились лукавством. — Я поведаю тебе, титанида, если ты обещаешь ещё приходить сюда, на мой остров, и спеть мне вновь. Получив обещание, Гелиос поведал ей о том, что видел: как доверчивая Персефона потянулась за заманчивым цветком, как разверзлась земля, являя повелителя царства мёртвых — Аида, который похитил юную богиню. — Почему же ты не рассказал об этом Деметре? Её материнское горе так велико, что вот-вот уничтожит смертных! — в ужасе воскликнула океанида. — Она не догадалась спросить меня, а я давно дал зарок не вмешиваться в дела олимпийцев. Мне нет дела до их бед. — с несвойственным ему холодом ответил он. - Ведь ты и сама пела об этом: «титаново племя, удел твой - оковы...» Климента с молчаливым пониманием потупила взор. Олимпийцы низвергли титанов в Тартар, в том числе родителей Гелиоса — Гипериона и Тейю, а его самого и его сестёр (Эос-зарю и Селену-луну) оставили на свободе лишь потому, что без них нарушился бы баланс мироздания. У Гелиоса не было причин сочувствовать горю богов. — Но всё же рассказал мне. — Потому что настоящая верная дружба между детьми победителей и побеждённых — величайшая редкость, — Гелиос вновь улыбнулся ей, отчего розы, казалось, расцвели в самом её сердце. — К тому же, я был бы простофилей, если бы не заручился обещанием новой встречи от девушки, которой очарован. С этими словами он взял в свои горячие ладони её прохладную, и пылко, но невесомо, будто касанием солнечных лучей поцеловал её подрагивающие пальчики. Рядом пышным цветом расцвело ещё несколько кустов роз — в этот раз вовсе не от слёз. Вскоре Климена нашла скитающуюся по миру в поисках дочери Деметру и рассказала о том, что узнала. Великая богиня пришла в совершенное неистовство и наотрез отказалась возвращать сиренам прежний облик, сказав, что проклятье их вечное; Климену утешала только твёрдая вера в то, чти Деметра добьётся освобождения дочери, и вскоре она увидится с подругой, а мир смертных оживёт. Оживёт, как оживало её собственное сердце при каждой встрече с Гелиосом ночью на берегу океана, на его острове. По мере того, как разрасталась и крепла их любовь, всё чаще и пышнее расцветали на острове розы. Затем Гелиос женился на возлюбленной, и назвал свой безымянный остров в честь её второго имени, Рода, — Родосом, то есть буквально «островом роз». И по сей день на Родосе пышно цветут розы, словно вечный гимн любви солнца и моря, Гелиоса и его жены Климены-Роды.