Се Лянь нехотя разлепил веки. Это удалось сделать только с третьей попытки из-за запёкшейся на ресницах крови, да и то с большим трудом. Когда он очнулся, первое, что он почувствовал, что он подвешен к потолку железными цепями. В плечах неприятно тянуло от болезненных ощущений, а пальцы ног могли лишь слегка нащупать холодный пол. Разлепив веки, по сырости и полумраку он понял, что находится в подземной темнице. Свет давали лишь три факела, висящие на холодных, каменных стенах. В темнице никого не было, что настораживало и одновременно успокаивало, но он продолжил осматриваться по сторонам. В одном из углов он увидел то, от чего его зрачки сузились. Там стоял деревянный стол, прочный на вид, на котором лежали самые разнообразные орудия пыток, начиная от ядовитых игл и заканчивая раскалённой печатью. От вида этих орудий ему стало тревожно, но его одежда всё ещё была на нём, да и каких-то новых значительных повреждений он не почувствовал, только голова немного кружилась и плечи ныли от неудобного положения. Неожиданно дверь открылась и на пороге появился человек в бело-золотых одеждах с приветливой улыбкой на лице. Зайдя, он со скрипом закрыл за собой дверь, развернулся к принцу и с возбуждением в голосе произнёс:
— Се Лянь! Выспался? Было довольно трудно ждать, пока ты проснёшься, но я не стал тебя будить.
Цзюнь У медленно подошёл к принцу, взяв его за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза. Се Лянь был готов встретиться и посмотреть на кого угодно, кроме этого ничтожества. В глазах снова горели ненависть и боль, и он процедил сквозь зубы:
— Что. Тебе. Надо?
— Я ведь уже отвечал на этот вопрос, — немного с грустью ответил король, отойдя от принца и подходя к столу, тем самым встав к Се Ляню спиной. — Мне нужен ты, и никто другой не затмит твоё великолепие! Уверен, мы с тобой хорошенько повеселимся с помощью всех этих штук.
Янтарно-золотые глаза наполнились неверием и ужасом, когда он понял, что именно имел в виду Цзюнь У.
Что? Он собирается… пытать меня? Но зачем? Какая ему от этого польза?
Голова принца уже начала разбухать от вопросов, когда он заметил, что Цзюнь У медленно развернулся и направился прямо к нему, держа в одной руке небольшие железные, острые щипцы. В сердце принца поднялась паника, он задёргался, от чего цепи начали позвякивать, а он дрожащим голосом спросил:
— Что… Ч-что ты собираешься делать?!
Но Цзюнь У его не слушал. Медленно приблизившись, он потянулся вверх к руке принца и огладил её своей.
— Сяньлэ, у тебя такие нежные руки… Такие белые и незапачканные…
— Что?..
Но тут резкая боль пронзила его правую руку в районе указательного пальца, из-за которой он душераздирающе, протяжно вскрикнул. Лицо принца перекосилось от боли, он опустил взгляд и увидел мерзкую, довольную ухмылку Цзюнь У, с которой он сейчас смотрел на принца, а в руке у короля были окровавленные щипцы с его ногтем. Король приподнял подбородок Се Ляня, заглянул ему в глаза и, наконец, протянул:
— Ты наверняка в недоумении, верно? Я притащил тебя сюда и пытаю, при этом ни о чём не спрашивая. Я тебе сейчас все объясню, — Цзюнь У спокойно продолжил: — Мне нравится причинять другим боль и страдания! Видеть, как они корчатся в муках и агонии от боли, наблюдать за их поведением. Раньше у меня было много кукл, но они все сломались и их пришлось выбросить. Но ведь ты, Сяньлэ, не разочаруешь меня, правда? Ты должен стать моей самой лучшей куклой!
Нравиться причинять другим боль?.. Другие куклы?.. Выбросил?.. Я… должен стать куклой?.. Да о чём этот больной вообще говорит?!
Принц снова закричал, когда Цзюнь У потянулся и вырвал у него ещё один ноготь. По руке к локтю потекли струйки крови, рукава одежд уже были алого цвета, а цепи так и звякали от попыток принца вырваться. Но все они, конечно же, были бесполезны.
— Тебе больно? — с интересом и даже немного сочувственно спросил король, когда выдернул Се Ляню уже четыре ногтя. Глаза принца налились кровью, в них читался страх, боль, ужас и ненависть. Он из последних сил завопил:
—
Конечно же мне больно, ты, больной, отпусти меня!
— Вот и замечательно, — спокойно ответил Цзюнь У, потянувшись к очередному ногтю. — Тогда давай продолжим.
Через полчаса на руках принца не осталось ни одного ногтя, а сам он был весь в своей крови. На лице была усталость и боль, он весь вспотел, тело болело и ныло. Он несмело и в ужасе поднял взгляд на восторженные глаза Цзюнь У, который смотрел на его пальцы ног.
—
Нет, даже не смей!
— Ну чего ты раскричался, милый! — Цзюнь У ласково огладил щёку принца, на которой виднелись солёные дорожки недавних слез. Он успокаивающе погладил щёку, при этом медленно растягивая слова, а на его лице постепенно появилась мерзкая улыбка: — Сяньлэ, разве родители тебя не учили, что все дела стоит доводить до конца? Вот и я хотел бы довести тебя, милый, до совершенства!
Принц был в ужасе и отчаянье, отбросив всю свою гордость, он взмолился:
—
Нет, прошу, не надо! Умоляю, оставь меня в покое! Что я тебе такого сделал?!
По его лицу снова потекли слёзы, он надеялся, что хоть это разжалобит ледяное сердце правителя, но это подействовало с точностью наоборот. Глаза Цзюнь У заблестели, он медленно опустился на одно колено и взял в руку стопу брыкающегося принца.
Темницу снова огласил протяжный болезненный крик, а потом снова, и снова, и снова…
Ещё через некоторое время, показавшееся Се Ляню вечностью, на его руках и ногах не остались ни одного ногтя. Он бессильно свесил голову на грудь, ведь больше ничего не мог сделать.
— Ты молодец, милый Се Лянь, — с благодарностью произнёс король, отойдя от принца к столу и положив щипцы на место. Затем он взял длинную кожаную плеть, на кончике которой был маленький, но довольно острый крючок. Увидев это, принц пришёл в настоящий ужас, слезы хлынули из его глаз с новой силой, а сам он не знал, что ему делать. Если он сейчас начнёт молить о пощаде, то Цзюнь У возьмётся за дело быстрее и с большим удовольствием, а если будет просто молчать, то получится, что он и не сопротивляется? Это ему тоже не нравилось.
Когда Цзюнь У подошёл к нему и разорвал его одежды, оголив по пояс, у него началась откровенная паника. Он не знал, плакать ему или смеяться, чтобы выбраться отсюда, ведь он понимал, что ещё чуть-чуть, и он сойдёт с ума.
А король тем временем откинул его одежды, рассматривая принца. Аккуратная и изящная шея, острые, но при этом выразительные ключицы, красивая, крепкая грудь и сильный, подтянутый живот с кубиками пресса. Эта картина как будто заворожила короля, и он медленно провел рукой вдоль тела принца, начав с груди и закончив у пупка. От прикосновения холодной руки у принца побежали мурашки по коже, а сам он выгнулся, пытаясь отстраниться. Но для Цзюнь У это была лишь временная ласка, временная нежность. В следующее мгновение король медленно обошёл принца, говоря:
— Ты так прекрасен, Се Лянь… Твоё тело красиво, но ещё не совершенно…
Но от того, что Цзюнь У сказал дальше, принцу стала чуть ли не физически больно и мерзко:
— Если ты будешь хорошей куклой, то, возможно, даже сможешь пробить себе путь к моим личным покоям для наложниц…
—
Да иди ты к чёрту! — неестественно даже для самого себя, выругался Се Лянь. —
Я не собираюсь быть ни чьей игрушкой! А уж наложником и подавно! Ясно тебе, ублюдок?!
— Ого, так у тебя всё ещё есть силы на то, чтобы кричать на меня? Занятно… — с улыбкой на лице протянул король, поглаживая плеть, а затем нанёс ей первый удар.
Вскрикнув, Се Лянь резко вскинул голову к потолку, выгнувшись грудью вперёд. Он попытался отдышаться, но тут почувствовал ещё один удар, а за ним ещё и ещё. Принц кричал, брыкался, ругался и умолял отпустить его, пока Цзюнь У безжалостно наносил один удар за другим, так что крючок впивался в кожу, вырывая небольшие кусочки с мясом. Эта мука длилась очень долго, силы Се Ляня кончались, постепенно громкие крики превратились в болезненные стоны, а минут через сорок такой пытки Цзюнь У, нанеся очередной удар, не услышал в ответ ничего, кроме хлюпанья крови на спине принца. Это означало, что у него совсем закончились силы и он не мог даже кричать.
— На сегодня, пожалуй, достаточно, — наконец откинув плеть, Цзюнь У обошел Се Ляня и заглянул ему в глаза. На лице принца выражалось усталость и боль, а по щекам никак не переставали литься слезы, ушки устало свисали вниз. Вглядываясь в лицо принца ещё минут пять и мягко поглаживая по волосам, король наконец сказал: — Ты очень хорошо продержался, Сяньлэ. На сегодня я тебя оставлю, отдыхай, восстанавливай силы, стражники принесут тебе еды и воды и подлатают твои раны, а завтра… А завтра я тебя навещу!
От последней фразы принц готов был взвыть, но сдержался. Да и чем выть, голос он всё равно сорвал. Вскоре Цзюнь У вышел из темницы, оставив стражникам необходимые указания. Когда король ушёл, стража, наконец, сняла цепи, к которым были подвешены руки принца, и он безвольно рухнул на пол. Затем они, волоча его по полу как мешок риса, подтащили к одной из стен, из которой низко торчали два широко расположенных железных кольца, за которые снова прицепили руки Се Ляня. Наконец, его накормили и напоили, как и обещал король, а потом покинули камеру. У принца не оставалось больше никаких сил, и он просто сомкнул веки, и уже проваливаясь в объятия сна, он почувствовал, как по щеке скатилась слеза.
От усталости, наверное… Да. Я очень устал…
***
После этого Цзюнь У навещал Се Ляня ещё неделю. Он приходил каждый вечер и мучил его чуть ли не до рассвета, при этом в пытках он был искусен и жесток. Спустя эту неделю спина принца превратилась в кровавую кашу от плети и крючков, всё тело покрывали шрамы и порезы от разных ножей, а на правой стороне груди красовался кровавый след от раскалённой печати в виде лотоса. На восьмой день, как обычно, вечером король спустился в подземелье, и, как всегда, он начал с плети. Но в этот раз что-то пошло не так. Как бы король не бил Се Ляня, как бы не мучил ножами, огнём, крюками и плетьми, принц был абсолютно молчалив, оставаясь при этом в сознании. Тогда король убрал волосы с лица Се Ляня и заглянул ему в глаза. Глаза принца были… серыми. В них не отражалось ни одной эмоции, только пустота, а тот огонёк, тот самый живой огонёк в глазах принца, за который его так любили, исчез. У Цзюнь У сегодня было паршивое настроение, поэтому он сорвался. Он схватил принца за плечи и стал трясти изо всех сил, крича:
—
Да чтоб тебя! Ты делаешь мне это на зло, да?! Я отнял у тебя всё: твоих родителей, твой народ был убит по одному взмаху моей руки! Неужели ты всего через неделю перестал что-либо чувствовать?! Неужели все эти смерти стоили лишь неделю твоей скорби?! Ты должен был быть совершенством, но стал не больше, чем тряпкой, неспособной отомстить за своих родных!
— Пускай…
Цзюнь У остановился. Он услышал начало фразы и подумал, что, возможно, принц сошёл с ума, раз решил сдаться, но то, что он услышал и увидел дальше, повергло его в откровенный шок и ярость.
Принц, собрав всю свою решимость в кулак, решился на отчаянный шаг. Это была последняя надежда на спасение. Он медленно поднял взгляд на Цзюнь У. В нём читались решимость, твёрдость и железная стойкость, а в глазах снова загорелось пламя упорства. Со всей решимостью, громко и чётко, растягивая слова, Се Лянь, глядя Цзюнь У прямо в глаза, провозгласил:
—
Пускай мое тело пребывает в страдании, но душа пребудет в блаженстве!
Цзюнь У молчал. А затем также молча он влепил принцу сильную пощечину. После такого удара сознание принца стало медленно покидать его. Последнее, что он услышал, это быстрые шаги и сильный хлопок железной двери темницы.
Продолжение следует…
