Слушай

Что ж, давай сразу расставим всё по местам. Представляться не буду, ты и так меня узнал ещё до того, как я заговорил, правда ведь? Ну, я же заметил. Думаю, ты уже всё понял, но давай скажем это вслух, чтобы соблюсти все приличия. Ты не можешь ответить, потому что я заклеил тебе рот. Ты не можешь видеть, потому что я завязал тебе глаза. Ты не можешь двигаться, потому что я вколол тебе ту дрянь, которую нашёл на третьей полке твоего шкафа. Не знаю, правильно ли я сделал, выбрав именно этот наркотик, но, по крайней мере, о его действии я знаю лучше всего. Ты же на мне его впервые пробовал, помнишь? И нет, это не месть. Разве что чуть-чуть. Брось стараться, это бесполезно. Во-первых, потому что я всё равно не смогу разобрать, что ты там пытаешься сказать. Во-вторых, потому что я и так знаю. «Это безумие, семпай. Не поддавайтесь ему, семпай. Развяжите меня, и я смогу вам помочь, семпай». Так вот, о безумии. Знаешь, самое забавное в нём то, что никогда не знаешь: это ты сошёл с ума или мир вокруг тебя. Может быть, это меня захлестнула волна, я сломался и теперь творю какую-то хрень. А может быть, это ты сейчас сидишь в углу своей лаборатории, закрыв голову руками, и у тебя галлюцинации. Тебе кажется, что твой бывший напарник спятил и ведёт себя как заправский маньяк, а он прямо перед тобой, пытается до тебя дозваться и не знает, как вытащить тебя из очередного приступа. Представил? Хорошо представил? Слышишь мой голос? «Штейн, Штейн, ради бога, не сейчас. Штейн, возвращайся, ты мне нужен. Штейн, ну мать твою, посмотри на меня». Ладно, не напрягайся, я пошутил. Странная штука – власть над другими. Даже не знаю, с чего начать. Ты ведь хочешь знать, почему я это делаю? Кажется, это довольно глупо прозвучало. «Господа, вам, наверное, интересно, зачем я всех вас здесь собрал?» Помнишь, как мы с тобой однажды поцеловались по пьяни? Ну, точнее, я по пьяни, ты-то трезв как стёклышко был. Я на следующее утро чуть стену головой не проломил, думал – всё, конец партнёрству. Долой взаимопонимание, да здравствует неловкость и попытки делать вид, что всё как прежде. Но мы внезапно с тобой оба умными парнями оказались: сели, поговорили как следует, всё хорошо обсудили. Я это сделал, потому что был пьян. Ты это сделал, потому что тебе было интересно. Обоим никакого удовольствия это не принесло. Так что на случившееся надо смотреть как на опыт, доступно определивший границы наших с тобой нежных чувств друг к другу. Люди обычно называют опытом то, что считают ошибкой, правда? Казалось бы, после такой предельной откровенности у нас не должно было быть никаких недомолвок. Но давай посмотрим, наконец, правде в глаза. Бывали моменты, когда нам хотелось большего. Сначала обо мне. Знаешь, иногда хочется секса, и плевать, с кем. Девчонки на примете нет, и вряд ли получится где-то найти. А рядом напарник, с которым ведь можно… наверное. По крайней мере, отвращения эта мысль не вызывает. Напарнику, как-никак, тоже может хотеться, так делов-то: поговорить, обсудить, переспать. Помочь друг другу. Некоторые парни так делают и не считают это каким-то отклонением. Но я, конечно, так к тебе и не подошёл. А ведь тебе тоже хотелось, да? Тогда я только догадывался, а сейчас уверен. Если бы тебе не хотелось, ты бы не позволил себя целовать. И эти твои реакции на мои нежности…. Иногда положишь тебе руку на плечо, думаешь: скинет. Но нет, гляди-ка, не скидывает. Обнимешь на радостях после удачного завершения миссии, якобы от порыва чувств, а ты в ответ не обнимаешь, но и не отталкиваешь. На мои шутки огрызаешься, но так, для порядку. На ночь тебя в лоб поцелуешь – ты фыркнешь, поцелуй сотрёшь, неприличный жест покажешь, а у меня на душе радостно… снова позволил. Если бы я тебя тогда завалил, ты бы сопротивлялся сначала, конечно. Но ведь тебе хотелось, так что могло бы и выйти что-то. Да точно вышло бы что-то. Только когда я это понял, у меня уже были жена-дочь-семья-работа-нервы-нервы-виски-девки. А иногда так намучаешься за день, что выходишь на балкон покурить, и в голову всякие мысли лезут. Как там Штейн сейчас? Ладно, не буду доставать тебя своими офигенно радужными воспоминаниями о семейной жизни. Суть не в них. Суть в том, что я тогда узнал, как ты на мне эксперименты ставил, и у меня напрочь крышу сорвало. Ну, как узнал… Мне твоё дело отдали: «Всё, что вы хотели знать о бывшем напарнике, но боялись спросить». Я так хотел пойти к тебе, припереть к стенке... И не знаю, что. Спросить, правда ли это – так я знал, что правда. Спросить, зачем ты это делал – тоже глупо. Но так хотелось тебя увидеть, что прямо… вот каждой клеточкой чувствовал: хочу. К тебе. И всё равно, зачем. Но я не пошёл, побоялся. С тобой всё время так: с одной стороны тебя боишься, с другой – боишься выглядеть глупо. Впрочем, я всегда выгляжу глупо, так что, казалось бы, чего терять. Ну и опять же, ты ведь реально маньяк. Ещё препарируешь на радостях от возобновления общения. Потом развод, работа, Мака со своими закидонами. Не до тебя стало. Вот только ты же у нас такой внезапный. Свалился как снег на голову, спокойный, равнодушный. Как будто всё идёт по твоему плану. Как будто единственное, из-за чего на меня стоило обратить внимание – так, поиздеваться, пока заняться больше нечем. Я тогда на части разрывался. С одной стороны, боялся тебя до дрожи. С другой стороны, обидно было. Мы же с тобой так много вместе пережили. Ты же мне позволял то, чего никому другому не позволил бы, и пускай делал вид, что терпишь меня только потому, что убийство напарника будет непросто объяснить. Я-то знал: никого ближе меня тебе не было. Я же твоё дело читал. А там не написали лишь разве о том, чьё имя ты во сне стонешь, когда о простыню трёшься. Ведь тут уже нетрудно догадаться, чьё имя я стонал. Жутко даже. Встретишь тебя в коридоре, и страшно становится. Пытаюсь ли поговорить или наоборот, уйти от разговора, всё одно – выгляжу глупо. А сердце о грудную клетку бьётся, в глазах всё плывёт. Хочется. У меня в голове столько сцен за эти минуты разыгрываются, что многие порностудии глотки бы друг другу перегрызли за право обладания такими сюжетами. Потому что мне абсолютно всё равно, что будет происходить, только хоть что-нибудь. Я могу подчиниться. Любое твоё требование, только кивни, и я встану на колени, а могу и в более интригующую позу. Ты можешь меня заставить. Ты можешь вынудить меня на... да на что угодно. Хочешь, я буду сопротивляться, если это разогреет твою кровь. Я готов на всё, правда. Но больше всего, конечно, мне хотелось, чтобы ты меня поцеловал. Чтобы мне не нужно было больше бояться выглядеть глупо, бояться тебя, бояться… потерять тебя. Чтобы уже можно было спокойно раствориться друг в друге, перейдя, наконец, те границы, которые мы себе когда-то установили. Но ты так ничего и не делал, и я уже почти смирился. В конце концов, вокруг тебя столько красивых женщин теперь, ну зачем тебе я? Я никогда первым шаг не сделаю, потому что слишком труслив для этого, а ты никогда первым шаг не сделаешь... не знаю, почему. Раньше думал, что ты просто этого не хочешь. Так бы я в этом заблуждении и остался, если бы не появление одной внезапной посторонней силы. Ты понимаешь, о чём я. Кишин с его безумием. Прямо deus ex machina какой-то. Ты ведь знаешь, что на меня безумие не должно сильно влиять. Мне вполне хватает сил, чтобы противостоять этому общему сумасшествию. Но безумие – хитрая штука. Оно находит слабое место и бьёт туда, куда надо. Тут, я думаю, ты меня прекрасно понимаешь. Я спокойно отмахивался от внутренних голосов, пока они говорили всякую чушь про меня, про Шинигами, про – ох и суки! – Маку и её мать. А вот потом безумие нашло, куда бить. «Ах, так наш бедный Коса Смерти безответно влюблён? И не знает, как добиться взаимности? И не знает, что останавливает объект его бесконечных мечтаний?» Безумие на мгновение прорвалось, приподняло завесу тайны, только секунду подразнило открывшейся правдой, а я уже сдался с потрохами. Эта правда была настолько невероятна, что одного намёка было недостаточно, хотелось увидеть её во всей красе. Так что же открылось? Почему наш дорогой профессор Франкен Штейн, обладающий такой безмерной властью над всем существом некоего Спирита Албарна, до сих пор не воспользовался этой властью? Да потому что он боится. Потому что он сам мучается, не зная, что ему делать и чего он хочет. И тут, как говорится, я понял, что меня накрыло. Всё оказалось как тогда, в самом начале: оба хотят, и оба ничего не делают, только ходят вокруг да около. Одна большая сплошная рефлексия, а надо всего лишь кому-то из них взять ситуацию под свой контроль и «завалить» уже того, другого. В общем, на правах старшего я решил взять всю ответственность на себя. Страшно, конечно. Но тогда, давно, мне помог поцеловать тебя алкоголь, в этот раз – безумие. Ну и чего ты хмуришься? Не буду я тебя насиловать. Я здесь не за этим. Вот честное слово, и пальцем тебя не трону. Такое условие я поставил безумию: оно даёт мне силы совершить этот небольшой… ммм… эксперимент, а я лишаю его власти хоть чем-то навредить тебе. Видишь, какой я предусмотрительный. Собственно, теперь к сути самого эксперимента. А ты что, думал, я сюда пришёл исключительно для того, чтобы душу тебе излить? Нет уж. Ты ведь, как уже было сказано, не знаешь, чего хочешь. Теперь самое время помочь тебе узнать. Тело лучше всех понимает, что нужно человеку. Вот сейчас у него и спросим, что тебе нужно. Слушай. Ты сейчас лежишь передо мной в совершенно непристойной позе. Ты не можешь говорить, ты не можешь видеть, ты не можешь двигаться. Вот сейчас я склонился над тобой, а ты не можешь ни оттолкнуть меня, ни притянуть. Ты можешь только слышать меня и, пожалуй, чувствовать моё дыхание. Я ведь очень близко, Штейн. Мне каких-то пары сантиметров не хватает до твоих губ – жаль только, что мне пришлось тебе рот заклеить. Поцеловать я тебя не могу, но это ведь и не нужно. Нам с тобой достаточно того, что ты представил это. Давай, не только мне мучиться сексуальными фантазиями. Представь себе, что бы я сейчас мог сделать с тобой, абсолютно беззащитным. Ты знаешь моё тело вдоль и поперёк, а я твоё – нет. Нечестно. Мне тоже хочется его изучить. О, поверь, спешить особо некуда, так что я бы исследовал каждую клеточку. Пальцами. Губами. Языком. Я бы нашёл такие точки, о которых ты и не подозреваешь. Как ты думаешь, где тебя следует ласкать, чтобы твоё тело максимально раскрылось для меня? Может, у тебя нежная кожа за ушами? Или ключицы? Знаешь, они у тебя с детства так трогательно выступают… Хорошо, что рёбра уже не так торчат, но, быть может, их всё ещё не составляет труда пересчитать, м? Может, где-то там всё ещё осталась точка, которой стоило в шутку коснуться, и по тебе непроизвольно проходила дрожь? Раньше ты меня за это убить был готов, а сейчас я бы мог это провернуть с тобой, и ничего бы ты мне не сделал. Или, быть может, у тебя чувствительные руки? Знаешь, это очень соблазнительно: у тебя такие широкие ладони и такие длинные тонкие пальцы. «Хочешь иметь сексуальные руки – чаще мой пробирки». Вероятно, хорошо было бы поцеловать все пальцы по очереди, вылизать кожу между ними… Хотя нет, хватит поцелуев, пора переходить к более серьёзным действиям. Пожалуй, следует облизать каждый палец, прикусить тонкую кожу, а потом спуститься ниже, к запястью, где чувствуется пульс, и поставить там такой засос, чтобы тебе неделю пришлось в перчатках ходить. Штейн, знаешь, что? У тебя пальцы дрожат. Чёрт. Ладно, поехали дальше. Пальцы – это здорово, но нужна площадь побольше, чтобы было, где развернуться. Скажем, живот. Живот нужно вылизывать, да так, чтобы до позвоночника пробирало – уж поверь, я могу. Казалось бы, не самая чувствительная часть тела, но если уделить ей достаточно внимания, и с должной страстью, то можно до такого умопомрачения довести, что пальцы на ногах поджиматься будут. Кстати да, скажи спасибо, что я о ногах не говорю… пока. Так вот, вылизывать живот… Ох, Штейн, ты его так втягиваешь, что у меня кровь в висках стучит. Ну, хотя бы приятно, что не у меня одного. Подожди, мне нужно взять себя в руки. Воды, что ли, выпить? Так-то лучше. Кстати, я обещал не трогать тебя, но про воду никто ничего… Да не дёргайся ты так. Не буду я на тебя ничего лить. Хотя можно было бы поиграть. Заставить капли стекать в те ложбинки, где особенно удобно будет собирать их языком… С животом уже всё ясно, так что спускаемся ниже. К бёдрам. Идеальное место для засосов. Да, я бы тебе таких меток понаставил, которые ты бы никогда не смог стереть и уж тем более забыть. Штейн, ты так напряжён, что смотреть больно. Расслабься. Позволь мне перевернуть тебя на живот и пройтись ладонями по твоим плечам. Успокаивающе поцеловать в шею. Кстати, давно хотел тебе сказать: этот стул – просто убийство для твоей спины. Если б ты не сидел на нём, то не сутулился бы постоянно и не сводил бы сейчас так судорожно лопатки. Ладно, о чём это я. Перецеловать все твои выступающие позвонки. Я забыл, сколько их там должно быть… Никогда не был силён в анатомии, вот как раз и выпал бы случай заново выучить. Между прочим, если ты не знал, у тебя совершенно потрясающая талия – девчонки заглядываются, честное слово. А если спуститься ещё ниже… Ну ладно, я готов тебя пожалеть. Оставим пока твою задницу в покое, тем более что я её не вижу. Зато знаешь, что я вижу, Штейн? Кроме того, как ты дрожишь и как судорожно поднимается твоя грудь? У тебя соски твёрдые. Ты, конечно, в курсе, но я посчитал своим долгом сказать это вслух. И знаешь, что это означает, Штейн – кроме того, что мой эксперимент идёт даже лучше, чем я предполагал? О, это значит, что я совершенно незаслуженно не уделил твоим соскам должного внимания. Зря. Замечательная часть тела. Если бы я взялся за них, ты бы у меня тут на мостик встал. Не могу тебе сейчас доказать это, так что просто поверь мне на слово. Я знаю, у тебя великолепная выдержка, и ты мог бы не проронить ни звука во время моих предыдущих ласк, но тут бы я заставил тебя стонать. Сладко стонать, Штейн. Итак, позволь мне подытожить. Я тут уже немногим меньше часа сижу и просто разговариваю с тобой. Ни разу тебя не коснулся. За исключением той шутки про воду даже не провоцировал. А ты лежишь передо мной покорный, обнажённый, неподвижный, и стоит у тебя так, что я даже подходящего эпитета подобрать не могу. Думаю, это несколько болезненно, правда? Извини, ничем не могу помочь. Нет, могу, конечно. Опыта у меня в этом деле нет, но если считать за опыт все мои чрезвычайно подробные фантазии, подкреплённые сопроводительными обучающими порно-материалами, то его у меня больше чем достаточно. Я не знаю точно, как доставить тебе наивысшее удовольствие, но я бы перепробовал всё, что только возможно. Скажем, в данной ситуации, если бы я мог тебя трогать, лучшим выходом был бы минет. Сначала медленно, равномерно, каждый раз заглатывая чуть глубже. Я бы старался сделать тебе приятно, но ты ведь слишком возбуждён, чтобы терпеть. Тебя и так вполне натурально подбрасывает, а уж если бы я тебе позволил, ты бы уже вколачивался мне в рот, не так ли? Быстро, глубоко, по-животному сильно. Только ты привязан, и ведёшь не ты, а я. Так что можно было бы как следует вылизать кожу вокруг головки, захватить её губами, несильно всосать, отпустить, подуть, пройтись языком по всему основанию… Поверь, я бы добился того, чтобы ты умолял меня, прежде чем я возьму у тебя в рот полностью. Чёрт, как же жарко. Но будем продолжать аудиоспектакль до конца, хорошо? Я бы не позволил тебе кончить быстро. Головка такая чувствительная, особенно щель. Знаешь, у тебя уже выступила капля, и у меня всё самообладание уходит на то, чтобы не слизать её. Я бы лизал головку быстро и часто, удерживая тебя за бёдра, не позволяя двигаться... О, ты даже не представляешь, что я мог бы сделать с тобой. Ты бы орал от удовольствия. Но ты уже и так на грани. Действия наркотика должно хватить ещё минут на десять, но ты так судорожно сжимаешь пальцы, что, кажется, тебе потребуется меньше времени на то, чтобы освободиться. Так что пойду я. Знаешь, я так хочу тебя, что по сравнению с этим безумие – просто детская забава. Вот сейчас я выйду отсюда, возьму себя в руки, и мне будет мучительно стыдно. Я пожалею о том, что сделал, о том, что не убил себя сразу, до того, как оставить тебе эти воспоминания, о том, что не убил тебя, чтобы никто, кроме меня, больше не знал об этом. Чувствую, это будет самое жестокое похмелье в моей жизни. И Штейн, я… Слушай, я ведь… В общем, бывай. Я ушёл. И честное слово, если ты через пять минут меня не догонишь, то тогда я уже точно сойду с ума.