Свадьба

— Московский, блять. — Плохи дела. — Ты какого хуя купил именно это дерьмо? — Миша, обречённо вздохнув, посмотрел на недомужа. — Сашенька, ну прости-и-и-и, — протянул он. — Честное слово, я случайно перепутал эти платья. — Нихуя, он специально взял именно это платье. — Да что ты говоришь! Прям случайно взял красное вместо белого! — Блятьёбаныйвротчтоделать. — Сашуля, тебе ну очень идёт красный, не кипятись, — глупо улыбаясь, протараторил Миша. — Смотри, даже кружева есть. — Пошли вы нахуй, я и так согласился надеть это сраное платье, а ты купил не то, альфонс! А ещё… я не хотел кружева! — Если до сих пор ругается — всем пиздец. Боженьки, никто не хочет конца света. Сашенька, остановись, милый! Романов лишь подошёл к Михаилу, выхватил у него это гнусное, по его нескромному мнению, платье, презрительно смотря на него. Только непонятно, на кого: на Мишу или на платье… И вышел прочь из гостиной, предварительно хлопнув дверью. Рядом стоявший Юра изумленно смотрел на семейные разборки. Бедняжка. Его просто отправили сюда предупредить, что всё начнётся через часок… — Михаил Юрьевич, извините, конечно, но что это за пиздец был? — спросил он, до сих пор смотря на дверь глазами по пять копеек. У кого-то лопнули капилляры. — Всем пизда, начнётся апокалипсис, он нас всех перехуярит… — тихо прошептал Миша. Кажется, у него паническая атака. Успокойте его кто-нибудь! Со спины резко подошёл Лёша, его тоже отправили предупредить, что остался часок, потому что подумали, что Юру закопал Саша за цензуру. Надежда умерла у всех. — Кого перехуярить? — непринуждённо спросил Ростов. — Нас перехуярят, — поправил его Челябинск, ничуть не удивлённый резкому появлению, проходили уже. — Спокойно, Миша, он просто психанул, это же Саша, сейчас он переоденется, выйдет за меня замуж, не начнётся Третьей Мировой, я останусь в живых, все останутся в живых, — говоря сам с собой, лепетал Михаил, ходя из угла в угол по просторному помещению. Да, всё-таки это паническая атака. — Аминь, — добавили хором Юра с Лёшей, переглянувшись. Надо бы посмеяться, но не шутят ведь. Саша пригласил всех, кого знает и помнит. Только вот сейчас думает, какой же он идиот. Не хочет видеть никого, они все такие раздражающие до трясучки. Всё ради себя любимого… ладно, и ради его Мишеньки. Как же не хочется видеть их лица! Счастливые такие (или не очень), смазливые даже. А может, разок? Где-то в подкорке мозга кричит здравомыслящий Саша, пытаясь остановить Шуру. Помнится, в нулевых обещал, что полностью завяжет с наркотой. А вообще, один раз — не пидорас! Начал успокаивать себя, что употребляет значительно меньше, чем в девяностые. Это ведь уже хорошо, так ведь?.. Хотелось стереть те ужасные воспоминания, просто забыть. Он до сих пор ненавидел красный всей душой. Боже, какая мерзость. Саша не признавал, что ему идёт этот кровавый цвет, а Шура знал. Ненавидел, но знал. Хмыкнув, Шура подошёл к полкам книг, ища стихотворения Александра Сергеевича Пушкина. Помнится, у них была взаимная симпатия. Достал потрёпанную книжонку. Интересно, какого года издание?.. Он поинтересуется этим позже. Нашёл заветный пакетик на девяносто девятой странице с его любимым стихом «Вольность». К чёрту! Криво вырвав пожелтевшую бумагу, умело свернул трубочкой, упав изящно острыми коленками на пол. О, амфетамин! То что нужно! Рядом с Мишей стояла половина гостей. Ну, относительно… Пришли Камалия с Костей и… э-э-э… Руслан? Никто не понимал, какого пришёл он. На задаваемые вопросы Красноярск лишь ухмылялся, но не отвечал. Но ведь и Юру Саша не приветствовал, так что за предъявы? — Михаил Юрьевич, вы нахуя купили красное платье? — спросил Костя. Нет… закричал Костя. — Блях, Кать, чё орать-то так, — поправляя ворот душащего пиджака, положил руку на плечо друга Юра. — Что ж вы все так привязались к красному? Неужели настолько херовый цвет? — напыщенно поинтересовался Московский, показушно поправляя красную рубашку с чёрным галстуком. — Миш, ну не волнуйся ты так, ничего такого не случится, — попыталась успокоить его уже весёленькая Камалия. Когда успела? — Это пиздец, — прямо сказал Руслан. — Вы все облажались, — уже без фирменной ухмылки показал он на всех пальцем, презрительно фыркнув. Рядом стоявший Костя согласно кивнул. — Ты, случаем, не ахуел, Красный? — хмуро процедил Татищев. — Ты откуда про Писклю знаешь больше, чем то, что он Питер вообще? Мы уже раз сто спросили, блять. — Ой, у кого-то накипело. Снова молчание с ухмылкой и нервное постукивание пальца о фарфоровый стол. Шура смотрел на себя в зеркало: пышное красное платье, чёрные прозрачные перчатки, такого же цвета чулки. Ужасно. Послышался приятный треск ткани. Снова и снова, снова и снова, снова и снова. По фарфоровому личику потекла тушь, размазалась красная помада. Не смог слёзы от смеха удержать. Как же ему хорошо. Теперь он смотрел в зеркало: порванное красное платье, такое красивое, приятное расширенному зрачку. Нет, он не будет делать укладку снова. Нет, он не будет надевать туфли. Шура убил Сашу, закопал хрупкое тело глубоко в землю, пачкая белое платье хотя бы на один вечерок. От этого так смешно становится, что невозможно смех звонкий остановить. Подумав, что пора, покуривая так изящно и завораживающе сигарету с вишневым вкусом, вышел из грязной комнаты. Ещё месяц назад они забронировали целый отель для свадьбы, подобрали все декорации, пригласили гостей, посрались раз двенадцать точно. Решили, что всё будет как обычно: поцелуй, кольца, танцы. Конечно, будут ещё квесты, но Сашу об этом не предупредили. Действительно, а зачем? Он ведь откажется, а надо чем-то жертвовать. Миша никогда не забудет, как умолял вместе с Камалией Сашу надеть платье. Криков было много, но он готов терпеть всё это ради его Сашеньки в платье. Гордо вытерпел моральное насилие и выиграл! Все гости уже в зале, так подарков много, цветов. Должно быть приятно. А Шуре весело, никак не приятно. Вот Юрка-хуюрка со своими спиногрызами. Московских не сосчитать, да сейчас и не хочется даже. Русик с Дугаром. Русик! Ну наконец-то! Он бы подбежал, но, так уж и быть, подождёт. Надо же всех свалить с ног своим видом. «Да блин, когда уже время с Мишей сосаться? Уж очень хочется. Музыка какая-то! Так, Шура, сейчас главное самому не свалиться, это должны сделать остальные!» — собираясь, думал жених. Из комнатушки, где ждал Думский-Романов, вылез он собственной персоной. Буквально вывалился. Ну а что? Двери нынче хуёвые. Ого, а он и забыл уже, где свататься удумал. Гигантское помещение, светлое такое, уже персиковые лучи зал освещают, так много мрамора, наверняка дорогого жутко. Даже холода под ногами не ощущал, вообще ничего не ощущал, кроме веселья. Недолго песенка играла. Посмотрел на Мишу. — Блять, — пискнул он, увидев лицо почти что мужа, который уверенным шагом шёл к нему, приятно цокая лакированными ботинками. А где цветы? Взглянув на Михаила, зыркнул на пол. Там лежали розы. Белые, невинные такие. «Вот надо было выкинуть!» — недовольно подумал Шура. Решил заглянуть ещё дальше. «Какие же у них смешные лица! Господи, вот бы не засмеяться. Смотря на лицо того же Леши, хохотать хочется. Какой же хлебальник у Юры! О Боженьки, как смешно. Коля-или-кто-ты-там, чё взглядом таким смотришь? Ой, Вова… я же этим… примером был для него… а кого это ебет? Что плохого-то? Ну да, весело мне. Ну и что? Кажется, Яр не удивлён, только грустно как-то смотрит… и Костя тоже. Потом разберусь», — не успев подумать про изумлённые лица всех присутствующих, потому что был схвачен за руку. — Ауч! На него смотрела пара голубых очей. Красивые. Только злые и удивлённые такие, грустные даже. Почему все такие грустные? — Зачем, Саш? — А Саша лишь в руках обвис. — Поцелуешь — расскажу, — невинно пролепетал он, но не знал, что рассказывать собирается. Потом подумает об этом. — И вообще, давай я выйду за тебя замуж, сам предложил ведь! — уже громко воскликнул Саша, вставая на ноги ровно, пошатываясь. Раздался неприятный звук трения ножек о пол. Костя встал. «Правильно, он же… как его там… свидетель! Да, он самый!» — радостно подумал Саша, в улыбке расплываясь. Екатеринбург лишь молча подошёл к алтарю. Сашенька за ним добежал. А где Казань? «Ой, как она смотрит на меня… страшно…» — его даже перетряхнуло как-то, когда он встретился взглядом с Камалией. Она же под градусом была?.. «Господи, их с Москвой вообще ничего не берёт?» — недовольно закатывая глаза, фыркнул Думский-на-вечерок. — А, бля! — вскрикнул он, увидя смеющуюся регистраторшу-девушка с густыми русыми волосами и зелёными озорными глазками. Миловидная такая. — Теть, а ты тут долго? — ошарашенно спросил Шура. — Всё это время. — Пиздец, — снова встречаясь взглядом со всеми тремя близкими людьми, хихикнул нервно. — Ой, ну да ладно… жените нас там! — Как скажешь, милый, — уже не подбирая выражений, сказала девушка, поняв, что хуже некуда. А ведь она привыкла под торжественную музыку. — Добрый день, уважаемые новобрачные и гости! Сегодня, двадцать шестого июня две тысячи двадцать третьего года, вступают в брак Александр Петрович Романов и Михаил Юрьевич Московский. Уважаемые жених… и жених! Сегодня — самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи — это начало доброго союза двух любящих сердец. — А можно побыстрее? — хныкая, спросил Александр. — Нельзя, — сказала как отрезала. — С этого дня вы пойдёте по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней и огорчения. Создавая семью, вы добровольно приняли на себя великий долг друг перед другом и перед будущим ваших… э-э-э… детей?.. — Она неуверенно посмотрела в зал, замечая несколько копий этого блондина и одну копию наркомана. Снова эта её ухмылочка. — Перед началом регистрации прошу вас ещё раз подтвердить, является ли ваше решение стать супругами, создать семью искренним, взаимным и свободным. Александр, вы согласны взять в мужья Михаила? — Абсолютно. — Михаил, вы согласны взять в мужья Александра? — Да. — С вашего взаимного согласия, выраженного в присутствии свидетелей, ваш брак регистрируется. Можете целоваться, я боюсь, Саша ничего сейчас не подпишет, — хмыкнув, проговорила она, перейдя на «ты». Всем уже насрать. Блять, там Химки, Магнитогорск и Мурино упали со смеху. Саша-Шура аж вздрогнул от грохота. Навалившись на уже мужа, Шура притянул его за галстук, заставляя немного нагнуться. Вцепился губами в чужие, глаза прикрывая. Язык юркий между зубов протиснув, по нёбу прошёлся, улыбаясь в поцелуй прямо. Миша не простит ни в коем случае. Но это будет в будущем, а сейчас и насладиться можно. Сжимая тело, кукольное до хруста, на палец худой кольцо золотое надевает с бриллиантом сверкающим, беря инициативу на себя, сплетает языки в танце. Так страстно. Блять, там Химки, Магнитогорск и Мурино блеванули. Не выдержав, Шура заржал в поцелуй, отстраняясь, и согнулся пополам, хохоча звонко. Голосок о стены ударяется, по залу проходя. Все аплодируют. Вот и гул поднялся снова. Похоже, привыкли уже. Сзади подошли Костя с Русланом, поворачивая друга за плечо хрупкое. Тот сразу смеяться перестал, заметив настрой серьезный. А Миша рядом остался, после поцелуя ухмыляясь слегка. — Слышь, наркоша, ты что нам лично обещал с этой бабуйней сделать? — начал балладу-тираду Красноярск. К слову, сдружились они в девяностые. В клубе встретились каком-то, не вспомнят уже. Поговорили душевно, чуть не поебались… или поебались?.. Надо бы спросить потом… — Саш, ты снова как шлюха за триста. Согласен, красиво. Тут все согласны, но какого хуя? — повышая тон, задал риторический вопрос Костя. — Дорогой, мы знаем, что муж твой ни черта не помнит и что ты в рот ебал этот красный цвет, но, блять, сейчас я тебя выебу. — Ой, Боженьки, Енисейский не шутит… — Я бы с радостью, но занят уже, — полностью игнорируя ту лекцию, что для него провели, выплюнул Саша, гордо носик вздёрнув. — Ой, я побежал, вот меня… э-э-э… Камалия зовёт, пока, любимые. — Конечно, никто его не зовёт. Конечно, сейчас он пойдёт танцевать, хватая за руку Мишу. Конечно, никто нихуя не привык и просто делает вид. Конечно, на утро Мишенька его уебёт. Конечно, он сгорит со стыда. А что насчёт квестов? А они должны были вначале быть, но кто-то всё нахуй запорол.