Солнце вышло покурить

-Не пойми меня неправильно. -Я тебя вообще не понимаю. Ни правильно, ни неправильно. Не пойми меня неправильно. Ладно? Я бы не хотел этого. Захочешь, не пойми вообще, только сам не додумывай, ты все равно не сможешь у себя в голове составить полную картину. Я знаю, что и с полной картиной и без нее я покажусь тебе идиотом, но ты не подумай ничего плохого. Меньше всего бы мне хотелось, чтобы ты думал плохо обо мне. В конце концов мы с тобой не чужие. Но и не близкие. Я помню. Я держу дистанцию. Я все понимаю, но все же, не додумывай и не пойми меня неправильно. -Пожалуйста, посмотри на меня. -Зачем? -Мне нужно видеть твое лицо. -Зачем? -Просто нужно и все. Наверно, что-то пошло не так. Сбой в системе, ошибка, мутация. Наверно, что-то случилось не там. Что-то, что было так нужно и важно, но так не к месту. И приходилось ходить, страдать, выбирать, что важно, что больно, что глупо, смертельно, до дрожи любимо, но все же. Но все же есть что-то дороже, чем очередная моя беспечность, глупость, грубость и тонкость. Что-то лучше и приличнее, чем очередная моя выходка, о которой лет через пять или пятьдесят пожалеют все, кроме меня. Наверно, что-то было умнее, что-то, о чем после не вспоминать и не жалеть, только улыбаться, натыкаясь в газете на известие о свадьбе. О своей ли, о чужой, все же проще, чем так, как я. Чем так безрассудно и глупо, но, кажется, правильно. Правильно для меня. -Я тебе не враг, ты же помнишь, Алексей? -Помню. -И если ты захочешь, мы можем остаться друзьями. -Если захочу? -Именно. -А могу не захотеть? -Можешь. Я не хочу утверждать, но я бы не захотел. Я знаю, ты любишь высокий слог, строгий костюм, музыку, классику, стопку газет с утра, ранний подъем, душ, пунш и когда тебе говорят правду. Ты любишь, чтоб чинно и без гримас, без слез, криков, истерик и кучи писем. Я знаю, ты любишь, когда до конца и вместе, когда только с одним до гроба, и чтобы он тихо, но сильно любил, говорил, обнимал и верил. Верил сам и давал верить тебе. Я знаю, ты любишь верить, но верить только в то, что видишь, а видишь ты так мало. Так мало показываешь, что видишь. Ты любишь мало говорить, говорить только о важном, но таком ненужном. Когда ты любишь, когда ты счастлив, и человек рядом счастлив тоже. Может, влюбленные вообще не разговаривают. Я не знаю. -Я тебя очень люблю, ты же помнишь? -Помню, Вронский. Я помню. Ты можешь к сути? -А ты? Ты любишь? -Судя по тому, что ты хочешь мне сообщить, в моих словах нет особого смысла. -И что хочу? -Это разрыв? Ты уходишь? Я люблю дождь, книги с печальным концом, шампанское, драму, театр, подсолнухи, картины, чужие голоса, слова о любви, руки, звуки, губы и когда мне врут. Я люблю, чтобы с криком и до хрипоты, чтоб за тобой на край и вниз, разбиваясь хрустальными каплями об асфальт. Чтобы только ложь, чтобы крепче нож и холоднее руки, чтоб муки и крики, но только чтоб рядом на месяц, не больше. Чтоб больно, но все-таки так приятно, и хочется больше, и хочется прыгнуть, и хочется полететь, но ты не даешь. Я люблю горький вкус сигарет, запах крови, шинели, черные пальто и слезы. Я люблю, когда не один, от этого, наверно и страдаю. От того, что каждый раз в нового, но каждый раз не в того. И в итоге замыкается личный круг ада, я громко и честно кричу свою ложь тебе, прошу полюбить, почувствовать, впустить, обнять, понять и принять. Но у тебя один и на всю жизнь, который говорит правду и беседует о том, о чем влюбленные не говорят. Не влюбленные. Теперь я понял. -Я женюсь. -Что? -Я женюсь. Прости. Прости, что разбил тебе сердце. Я не ты. В этом и был просчет. Я не люблю правду, пунш, музыку, классику и костюмы. А ты не любишь меня. Не любишь, потому что это не для меня. Слишком высокая плата, слишком большой процент, я отдаю все, но этого не хватает. Ты не я. У меня один на миллион каждый месяц, а ты ищешь того самого.