Сны

      Кавеху часто снился пустой дом. Почти всегда. Стоило ему закрыть глаза и провалиться в полудрёму, как он тут же оказывался пришпиленным к полу, с тяжёлыми ногами и беззащитностью младенца.       Один на один со своим горем. Один на один со своим маленьким промахом.       Когда всё пошло не так? В какой именно момент началось это? Нет, то был вопрос, не имеющий смысла. Кавех знал ответ. Точно знал и точно был уверен в том, что сделал не так. Начало было положено после смерти отца, и после этого целая жизнь пошла наперекосяк.       Подумать только, целая жизнь. Жизнь в никуда. Жизнь, прожитая зря. Жизнь, безнадёжно упущенная. Кавех чувствовал, что гонится за ней, как малыш гонится за уплывающим в реку мячом. Знать, что где-то там она есть, эта жизнь, знать, что её можно ещё наверстать, но разве это в его силах? Нет, о нет.       Давно, давно это произошло. И нет больше смысла бежать.       Мутные стены плачут вместо него. Плачут и воют, скрипят и кряхтят, трескаются и винят.       Что-то тёплое, что-то смутное. Дует ветер, и Кавеху кажется, что он дует из-за него. Или он сам – ветер?       Хорошо было бы быть ветром. Меняться и, главное, менять. А над последствиями и не думать. Щекотать щёки растрёпанными волосами, срывать некрепко висящие вещи и лететь, лететь, лететь!..       Но Кавех не бежит и не летит. Он стоит, и его душат стены. Руки вылезают и извиваются подобно змеям. Разве что не шипят. Стены молчат и наблюдают отовсюду. Хватают за горло и аккуратно, но настойчиво уговаривают умереть. По-доброму и даже будто бы ненавязчиво: – Умрите, пожалуйста, будьте добры. Умрите, умрите, умрите, умрите, умрите и уйдите с позором.       Так ему плачутся стены. А потом умирают сами, прямо у Кавеха на глазах. Не успевают даже прокричать последние ругательства, просто умирают и конец. Падают вниз.       А он снова остаётся в пустоте. А потом чувствует запах горячего и морщится от голода. Вкусно...       И теперь Кавеха опять окружают стены. Но зато какие... домашние и любимые. И Кавех снова маленький: сидит на стуле, болтает ногой. Можно сказать, крохотный. А перед ним ставят суп и кладут приборы. Славное детство. Мама и папа. Свет и тепло. Это суп нагревает комнату.       Кавех берёт ложку, зачёрпывает горячего и находит свою руку трясущейся. Суп капает на скатерть и на коленку. Маленькое разочарование.       Мама сетует на невнимательность, вытирает скатерть и коленку, а потом они едят. Вместе. И им горячо. А стены не плачут и ухмыляются в свои салфетки. Они тоже трапезничают, только питаются теплом супа. Вот куда оно исчезает.       И вдруг отец вскакивает из-за стола и выходит. Молча. У него это получилось как-то по-особенному резко, так, что Кавеха прошиб холодный пот. Стены опять начали душить. Опять по-доброму. И от того, как они радушно принимали Кавеха в свой мир теплоты и смерти, становилось жутко.       Мама рядом, а стены душат.       Мама больше не улыбается.       Кавех уже вырос.       Суп остыл.       А потом Кавеха выставляют за дверь с его мамой. Дверь хлопает и закрывается. В растерянности, он поворачивается, чтобы посмотреть матери в глаза, но обнаруживает, что рядом с ним никто больше не стоит.       Он совсем один. Смотрит на закрытую дверь.       И иногда Кавех в этой части сна бьётся в дверь, стучит и ломает её, но сейчас он вспоминает, что это бесполезно. Это ведь не его выставили за дверь, это он сам себя выставил. Самостоятельно подписал свой смертый приговор, убежав от наглых стен. Но через дверь, через кусок дерева, он всё ещё чувствовал их испытывающий взгляд на своих руках.       Нужно развернуться и идти, но ноги не двигаются. Не совершённый шаг назад, и Кавех падает, снова тяжёлый и снова пришпиленный. И иногда он в этой части сна старается встать, упорно сопротивляется силе сна и силе мысли, но сейчас только закрывает глаза и глубоко вздыхает.       Он уже понял, что трудиться бессмысленно. Ему уже рассказали сны.       Слеза катится и растворяется где-то в нематериальной части земли. В той, откуда у земли растут руки, что держат Кавеха. Они давят на грудь и лезут внутрь, чтобы вырвать сердце. Иногда... нет, Кавех никогда не сопротивлялся в этой части сна, потому что даже когда руки пробирались внутрь, разрывали плоть и ухахатывались от чего-то своего, они не вырывали сердце.       Потому что оказывалось, что сердца у Кавеха и нету.       Он лежал и глубоко дышал, а руки земли тыкали пальцами в рёбра, смеялись и гоготали. Во сне Кавех скорее старался уснуть, потому что знал, что утром будет лучше. Хотя бы ненадолго. Но на секунду, ровно на одну секунду пробуждения он становился радостным. И чувствовал облегчение. Но это только на одну секунду.       Потому что руки его всё ещё держали. Во сне Кавех мог их потрогать, но сейчас нет. Сейчас он только чувствовал их хозяйское присутствие. И даже теперь он не мог встать. К сожалению.       Сладкий воздух наполнил лёгкие. Пахнет весенней сыростью и прошедшим дождём. От холода замёрзли кончики пальцев и ноги. Но согревать их не хотелось.       Стены смеются.