Далёкое «рядом»

По скромным суждениям Пчёлы, Космос обнимает Селию весьма откровенно — прижимает к своей мощной груди впритык и мягко укладывает руку в районе копчика. Природа их отношений очень тревожит Витю под градусом, потому что тогда же, теряя всякое понимание и осознание от количества выпитого алкоголя, мерзкое существо внутри него позволяет себе недопустимое — разглядывать ее, как женщину, а не как дражайшую сестру, коей она ему приходится. По тем же его скромным суждениям, Селия красива, есть в ней та исключительная женская притягательность, что цепляет, заставляя почти завороженно наблюдать за каждым ее движением. Пчёла каждый раз справедливо величает себя худшим братом во всем грешном мире, когда тошнотворно непристойным взором окидывает изящные контуры ее фигуры не иначе, как оценивающе. Он любит ее больше всех, той самой кристально чистой братской любовью, но только не тогда, когда безобразно пьян. — Идем. — Она тянет его в центр зала и улыбается обворожительно, когда ведущий торжества — свадьбы Саши и Оли — объявляет белый танец. Витя усмехается и не протестует, пусть и вальсировать совершенно не хочет, по примеру друга прижимает ее к себе вплотную, берет в левую руку ее ладонь, а правой — крепко обнимает за талию. — Не грусти. — Шепчет в самое ухо, почти касаясь губами его мочки. — Будет и на твоей улице праздник. — Пчёла выдает очередную ухмылку и согласно кивает, пусть и вовсе не уверен, что слова сестры обретут жизнь. Ему чертовски не везет в делах любовных — мила его сердцу стала невеста, а вот уже несколько часов жена, лучшего друга. Ольга тоже имеет исключительную женскую притягательность, что цепляет. Витя недавно осознал, что питает к ней далеко не дружескую привязанность. Селии, разумеется, об этом известно. Она запускает пальцы в его шевелюру в районе затылка и целует его в щеку. — Найду тебе женщину, которая будет любить тебя даже сильнее, чем я. — Такое возможно? — Снова ухмыляется Пчёла. — В теории. — Задумчиво поджимает губы. — Хотя… нет. Сильнее всех тебя всегда буду любить я. — Витя почти невесомо касается губами ее виска. Вот так печально складывается бытие — две лучшие женщины в его жизни остаются недосягаемыми — родная сестра и супруга названного брата. Пчёла, вероятно, в тысячный раз благодарит высшие силы за дарование ему Селии хотя бы в качестве ближайшего родственника, когда несколько часов спустя она укладывает его хмельного спать — совсем как ребенку помогает раздеться, укрывает одеялом и проводит рукой от макушки головы вниз до седьмого позвонка. — Что бы я без тебя делал? — Лежит на животе, обхватив руками подушку и уложив голову на правую ее сторону. — Витя, Витя, — выдыхает Селия и касается рукой его обнаженного плеча. Пчёла безобразно пьян и оттого ловит тень потребности уложить ее рядом на кровать, чтобы просто обнимать и чувствовать запах. В его понимании сестра абсолютно комфортная, а еще ему нравится нежность ее прикосновений — иногда они катастрофически необходимы в жестоком настоящем. Она любит его больше всех, той самой кристально чистой сестринской любовью, а он порочит ее светлую привязанность недопустимым, когда смотрит на нее почти хищным взглядом с долей вожделения. Витя справедливо именует себя абсолютно конченым созданием. Утром Селия справляет для него завтрак и говорит привычно много, хихикает, разглядывая его помятое лицо, взъерошивает спутанные волосы и звонко чмокает в макушку головы, а он стыдливо прячет глаза, припоминая неприглядность хмельных помыслов. В качестве обеденной трапезы неизбежно выбирает коньяк — обыденно тонуть в волнах спиртного, пытаясь найти на дне бутылки то ли душевное равновесие, то ли вечный покой. Витя закуривает и горько ухмыляется — в его жизни возможны идеальные отношения только с сигаретой — она для него горит, а он для нее умирает. Пчёла чувствует гнилой укол чувства ревности, когда на очередном пьяном фестивале невзрачный, по его мнению, интеллигент оказывает Селии неоднозначные знаки внимания, а она улыбается ему недопустимо очаровательно. Космоса, как назло, рядом не наблюдается, оттого он решает спугнуть навязчивого кавалера самостоятельно — подходит к сестре со спины, обнимает крепко за талию, целует в висок и измеряет потенциального ухажера стальным взором. Тот понимает безмолвные намеки без лишних слов и скоро откланивается. — Витя, — тянет отчасти обиженно. — Никогда замуж не выйду, если будешь себя так вести. — Выйдешь, — кивает утвердительно, а мерзкое существо внутри него кривится, точно учуяв смрад разлагающейся плоти — ему неугодны даже разговоры о появлении в жизни сестры иного любимого мужчины. — За ровного пацана из братвы, который придется мне по душе. — Такое возможно? — Ухмыляется, поправляя ворот его пиджака. — В теории. — Задумчиво поджимает губы. — Но искать его придется долго. — А если попадется не ровный пацан из братвы, а простой мальчишка, который будет любить меня сильнее всех? — Сильнее всех тебя всегда буду любить я. — Моя ты радость. — Улыбается привычно обворожительно, а Пчёла пьет коньяк прямо из горла, как будто уже недостаточно безумен в своих желаниях и помыслах. Сигарета неизменно горит исключительно для него — день изо дня, неделями, месяцами. Селия напивается до полной потери понимания и осознания крайне редко, оттого Витя искренне изумляется, когда возвращается домой после полуночи, а она появляется из гостиной комнаты хмельная босая в одной ночной сорочке с бутылкой красного полусухого в правой руке. — Возражения? Упреки? — Вскидывает брови, замечая его отчасти растерянный взор. — Что толкнуло тебя на горячительные подвиги? — Тебе причина для них часто требуется? — Не сравнивай нас. — Пчёла хмуро сводит брови к переносице. Пренебрежительность общения — явление непривычное, а состояние сестры становится обстоятельством весьма тревожным. Взгляд у нее местами отреченный, а Вите на ум приходят исключительно жуткие основания ее одиночного пьянства. — В самом деле. — Ухмыляется и отхлебывает вино прямо из горла. — Ты же у нас такой… — Машет бутылкой в воздухе, точно пытаясь найти ему подходящее определение. — Какой? — Глаза в глаза смотрит пронзительно и снова придумывает сотню страшных обвинений в свой адрес. Селия поджимает губы и плюхается на пол, больно ударившись об него коленками. Пчёла оказывается рядом с ней в мгновение ока, а она столь же скоро начинает плакать — беззвучно, сиротливыми слезами по бледным щекам. — Не мой… брат, — произносит едва слышно. Он убаюкивает ее в объятьях, проводит рукой по волосам и целует в висок следующие две четверти часа. Не брат. Пьет коньяк тоже прямо из горла. Сестра приходится ему сестрой лишь названо — удочерение его родителями ребенка лучшего друга отца, погибшего с женой в автокатастрофе тем летом, когда Селии исполнился год. В свои нынешние девятнадцать лет она приняла это известие слишком близко к сердцу, точно отсутствие кровной связи изменит отношение семейства Пчёлкиных к ней. Она неизменно любимая девочка с первого появления и до последнего вздоха родителей. Пчёла разглядывает знакомые в мельчайших подробностях черты ее лица и теперь понимает, почему она так не похожа ими ни на одного члена их семьи. Мерзкое существо внутри него усмехается, точно говорит, что давно чувствовало и знало, оттого и позволяло себе недопустимое. — Вить, — зовет шепотом. — Ты все равно будешь любить меня сильнее всех? — Сильнее всех, — кивает утвердительно, а она обнимает его крепче прежнего и утыкается носом ему в грудь. — Я тебя тоже. — Кристально чистой сестринской любовью. Знание об отсутствии кровной связи удушает подобно тонкой удавки — неделями, месяцами. Для Вити по-прежнему горит лишь сигарета, а мерзкое существо внутри него является даже в состоянии абсолютной трезвости, неумолимо заставляя принять нормальность навязчивой увлеченности сестрой. Она улыбается ему привычно очаровательно, день изо дня касается обыденно трепетно — как прежде по-родственному искренне любовно. Ненавидеть себя за недопустимое в отношении нее и безответно любить супругу названного брата оказалось проще, чем совсем не думать о той и не видеть ничего зазорного в собственной гнили. Касание губ Селии и Фила под светом фонаря, случайно замеченное через окно гостиной комнаты, схоже с ударом поддых, который выбивает весь воздух из легких. Природа их отношений никогда не тревожила Пчёлу — напрасно. — Давно? — Вопросительно вскидывает брови, когда сестра плюхается рядом на диван. — Давно что? — Валера. — Глаза в глаза смотрит пронзительно, а она отчасти смущенно и одновременно виновато улыбается и на мгновение опускает взор вниз. — Совсем недавно. — Я узнаю последний? — Хмуро сводить брови к переносице. У мерзкого существа внутри него всегда скручивалось все нутро от одной мысли о появлении в юной жизни иного любимого мужчины, а к тому, что им окажется названный брат, готов не был никто — ни оно, ни Витя. — Вообще-то первый! — Ныряет под правую подмышку и укладывает голову ему на грудь. — Не злись, радость. — Обнимает крепко. — Ровный пацан из братвы, как ты того хотел. — Запрокидывает голову и ловит его взгляд. — Одобряешь? — Одобряю, — кивает медленно после недолгого задумчивого молчания. По его скромным суждениям, Селия красива и безупречна. Он любит ее больше всех, той самой кристально чистой не братской любовью, а она его — кристально чистой и абсолютно сестринской. Пчёла не считает себя достойной партией ни для одной женщины, а Фила считает таковым для любой. Лучших рук для сердца и хрупкой плоти дражайшей сестры не найти. Он целует ее в лоб трепетно — это безмолвное «благословляю» и «отпускаю», потому что так правильно — не тревожить неприглядными веяниями, оставить рядом и одновременно так далеко. Упиваться болью в том же немом молчании с мерзким существом внутри него они будут в унисон на дне бутылки сорокаградусного пойла — им чертовски не везет в делах сердечных. Лишь сигарета неизменно горит для него, а он для нее умирает — это единственно возможные идеальные отношения в его грешной жизни.