Первый приказ

Саваки долго не вспоминал «человеческих» историй, считая, что для сина это слишком недостойно. Но сегодня, прямо перед важным делом, в голову, как назло, лезла одна. Давным-давно шла война. Одна сторона против другой, насмерть. В один из дней рядом совсем рядом с передовой произошёл случай. Спешил через лес к месту назначения парень в гражданском. Он торопился, спотыкаясь, сминая сапогами незабудки. Обочина кудрявилась тёмной зеленью, а по верху будто голубой крупой сыпанули. Бегущий постоянно прокручивал в голове недавно полученную информацию. Хотя забыть он ничего не мог — это хоть немного развлекало и скрашивало путь. Данные о расположении войск будто впечатывались в дорогу. По мере того, как времени на передачу информации оставалось всё меньше, шаги становились решительней и тверже. Вечерело. На западной стороне неба начали громоздиться друг на друга синие облака. Похоже, назревала гроза. Тусклое солнце утонуло в рыхлой массе туч, и мутная пелена предгрозья легла на землю. Оборвалось стрекотание кузнечиков. Пронеслось чёрными хлопьями пронзительно каркающее вороньё. Глупая бабочка метнулась прямо в лицо, ударив крыльями по пепельной челке, словно не нашла нигде более надежного укрытия. Громыхнуло отдаленно, глухо, затем — ближе. Накатываясь, клубились мрачные тучи, перечёркиваемые огненными зигзагами. Подступали главные грозовые силы. За спиной что-то затарахтело, послышался цокот копыт. Он оглянулся. На него катилась телега, звенящая пустыми бидонами. — Здравствуйте, чего пешочком тащитесь? — раздался весёлый женский голос. Она была всем хороша, эта юная маркитантка, пышущая силой и здоровьем. Весёлая, крепкая девушка. «Сестрёнка», одинаково старательно облегчающая участь всем умирающим. И своим, и врагам — перед смертью всем хочется пить. Очень, очень мучительно хочется. Милосердная, истинная христианка. И неважно, что не очень-то благочестивая. Молодой человек бросил на её крутые, едва прикрытые тонкой косынкой плечи жаркий взгляд. Девушка же, оценив чужую реакцию на свою несомненную красоту, заулыбалась. Она была усталой. Остро пахла потом, кровью и даже порохом. Но это были чужие кровь и пот. Сама же девчонка оставалась какой-то незапятнанной — ни одной помарки на платье, никакого следа загара на тонкой молочной коже. — Садитесь рядом... — легко предложила она. — Видите, что надвигается? Плохонький мерин, запряженный в повозку, тащился тихим шагом. Парень забрался за решетчатый рессорник, примостился боком, свесив ноги наружу. Девушка развернулась к нему вполоборота и поглядывала с любопытством. Голубыми глазами, так похожими на недавно раздавленные незабудки. Она пыталась сделать вид, будто пассажир ей безразличен. Грызла соломинку, а сама то скосит на красивого спутника глаз, то усмехнётся уголками губ, то поглядит с издёвочкой. Хорошо, что ещё молчит. У таких что ни слово — то колючка. Ведьма, а не девка! Бесстрашная, смешливая. Заморочит, затюкает враз. Пусть уж лучше молчит. Молчит и улыбается, тихо посмеиваясь себе. Он ничего не имеет против этого. Если уж говорить по правде, то улыбка у неё просто замечательная. И сама девушка очень привлекательна. Это видно каждому, если присмотреться. Даже несмотря на то, что она совершенно другого круга. — Вы... — ей очень хотелось завести разговор, но воздух был жарким, тяжёлым. Давил, будил в душе что-то дикое, первозданное. Они оба, здесь и сейчас, были молоды, распалены близким запахом войны. Близостью к смерти и надеждами её избежать. Молодую разносчицу воды внезапно обожгло чувство, которое нередко в такие моменты пробуждается у самых лучших женщин мира. Ей, невредимой выбравшейся из самого пекла, нужно было сейчас подтверждение того, что она прекрасная, живая, желанная. Спутник нравился ей. Он был сильным, здоровым и красивым. Таким же молодым, как она. — Ну, если хочешь — поцелуй, — девчонка резко перешла на «ты» и поддразнила, перегибаясь к пассажиру. Настолько близко, что тот ощутил тепло от её груди, запахи, жар настоящей жизни. Он ответил чуть натянутой, но быстрой улыбкой. Приобнял — галантно, осторожно — и почти тут же весь её мир, вместе с лесом, будущим дождём и желаниями, поглотила яркая вспышка боли. Девушка сорванно застонала, а потом захрипела, задыхаясь. Руки скользнули вдоль чужого тела, беспомощно цепляясь за него. — Как?.. — её полные губы почти беззвучно дрогнули и внезапно сложились в ответную кривую улыбку. — Тшшш, — он провернул нож меж её лопаток, обнимая ласково, почти нежно. — Мне жаль, но местные крестьяне упрямы, ты бы не отдала клячи. А без того, что я с её помощью сообщу в штаб, нам не захватить вашей земли! — волнуясь, убийца перешёл на язык врага, и она ничего не поняла. Ладное тело ещё дрожало в его руках, когда хлынул дождь. Влага смочила насмешливые губы девушки, сделав её смерть на толику легче. Через несколько секунд, распрягая, Саваки сам отчего-то трясся под тяжёлыми струями. Он досадовал на себя за жалость и то, что это убийство — такое сложное, такое нелепо-печальное. Но связать или высадить попутчицу означало бы создать вероятность пропасть, провалиться. Та смерть была необходима для дела... Приказ — дороже всего. Сожалеть Саваки было не о чем, кроме ушедших молодости и днях, когда он был полон жадности до жизни. Тогда просто не было выбора, как и теперь. Он поднялся и направился на встречу с Рюуко.