Рейдерский захват

— Егор Михайлович, я не понимаю, о чем тут можно думать. — Длинные, словно у девчонки, ресницы дрогнули, и по красивому лицу скользнула ласково-хищная улыбка, словно у доброжелательной акулы. — Неужели вам так хочется, чтобы на вас завели уголовное дело? — А ты хорошо подготовился, Андрей, — задумчиво проговорил Егор, глядя на своего бывшего секретаря. Теперь, в дорогом костюме и с модной стрижкой, этот парень уже не выглядел вечно заикающимся растяпой-очкариком, которого он держал у себя только за то, что тот хорошо разбирался с документами. Как оказалось, даже слишком хорошо. — Кто у меня работал из ваших? Юрист? — И юрист тоже, — весело согласился Андрей, взъерошивая светлые волосы. В аккуратной мочке уха блеснул серебристый гвоздик с крохотным камушком. — Угроза уголовного преследования еще не значит, что меня посадят, — заметил Егор, наблюдая, как хищно и остро сверкает камень в электрическом свете ламп. — Даже если не посадят, то репутация у вас будет испорчена навсегда, — невозмутимо пожал плечами Андрей и поудобнее уселся на краю стола с таким видом, словно все уже тут прибрал к рукам: и бизнес, и клиентов, и вот этот самый кабинет, в котором он столько раз вытирал пыль и приносил начальнику кофе. — В моем деле репутация значит многое, — согласился Егор. — В вашем деле репутация значит все, — поправил его Андрей и лучезарно улыбнулся. Сука, а ведь ему было весело! Ему реально сейчас было весело! Эту строительную фирму Егор создавал десять лет назад с нуля, вместе с двумя друзьями. Один друг погиб через год, и они выкупили его долю у жены. А второй друг буквально месяц назад объявил, что устал, и вышел из дела. Его долю Егор тоже купил, так что у него сейчас даже денег свободных не было, чтобы подмазать кого-то в ментовке. К кому идти, он знал, но вот собрать нужную сумму так быстро не смог бы. — И за сколько у меня покупают мой бизнес? — с интересом спросил Егор. Андрей по-блядски ухмыльнулся и назвал сумму. Это было даже меньше, чем он заплатил Денису за его долю. Копейки. Однако их хватит, чтобы нахрен все бросить и уехать отсюда. Вот сейчас, сидя в своем кабинете, где пахло застарелым сигаретным дымом и дорогим мужским парфюмом, Егор понял, что заебался. Он не тянул это в одиночку, он устал от постоянных авралов, от грязных игр конкурентов. Это какая по счету попытка захвата? Четвертая? У Дениса чуйка лучше работала, так что они все эти разы выворачивались. А сейчас не было сил. Да и желания бороться тоже уже не было. Но уходить Егор предпочитал красиво. — Знаешь, Андрюша, — доверительно сказал он, — мне уже насрать на мою репутацию, бизнес пропадет хоть так, хоть так. И новый я начинать не собираюсь. Так что я могу изрядно попортить тебе кровь всеми этими бесконечными судами. Посадить меня все равно не посадят — сам знаешь, зато компания будет терпеть убытки… ты ее, конечно, рано или поздно получишь, но сильно обескровленной. — Не то чтобы меня это сильно пугало, — хмыкнул Андрей, и в его стальных глазах вспыхнул азарт. — Но я так понимаю, есть и другой вариант, да, Егор Михайлович? — Есть, — медленно согласился он, с интересом оглядывая стройную фигуру парня, которую он до этого удачно скрывал под мешковатыми свитерами и широкими брюками. — Я подписываю договор о продаже фирмы и освобождаю кабинет, но сначала… Сначала ты мне отсосешь. Егор проговорил это таким невозмутимым тоном, будто речь шла о работе. А не о том, что он хочет выебать в рот своего бывшего секретаря. Повисла пауза. — Занятно, — ухмыльнулся Андрей, который не выглядел слишком удивленным. В конце концов, он не раз видел выходящих из кабинета начальника вполне определенного вида мальчиков и мог сделать нужные выводы. — Хотите таким образом отомстить мне, Егор Михайлович? — Хочу спустить тебе в горло, — спокойно ответил тот. Андрей пристально разглядывал его, будто в первый раз видел. Ощупал взглядом высокую фигуру, крепкие предплечья в закатанных рукавах белоснежной рубашки, смуглую шею с тонкой цепочкой, а потом уставился в лицо. Егор спокойно встретил взгляд потемневших серых глаз, хотя сердце неожиданно сильно забилось. — В рот не возьму, — вдруг легко бросил Андрей. — А трахнуться можем. У тебя полчаса. Презервативы и смазка есть? — Есть, — хрипло проговорил Егор. — В верхнем ящике. Андрей спрыгнул со стола, прошел до двери кабинета и закрыл ее изнутри. Ну да, там же на лестнице двое вооруженных ребят. Стоят и следят, чтобы все без глупостей было. Не хватало, чтобы ворвались в самый ответственный момент… Егор дернул Андрея на себя и впился в губы, окунаясь в сладость горячего влажного рта с легкой горчинкой ментоловых сигарет. Андрей целовался яростно, зло, до крови прикусил ему губу. Он был весь как солнечный удар: яркий, горячий, безумный, начисто лишающий всякого соображения. Егор грубо развернул его спиной и толкнул, заставляя улечься грудью на стол, а брюки и белье Андрей стянул с себя сам, обнажая красивую круглую задницу. — Нравится? — с усмешкой спросил он, повернув голову в сторону замершего Егора. А потом позорно простонал, когда его от души огрели сначала по одной половинке, а потом по другой. Егор навалился на него всем телом: прикусывал светлую кожу на длинной шее, терся бугром ширинки об крепкие бедра и мучительно-медленно, сладко скользил пальцами по его члену. Его бывший секретарь стонал и выгибался, как очень дорогая блядь. Но искусанные в кровь губы и пьяные от желания глаза никак не вязались с этим образом. Так же, как и целая лужица смазки, которая натекла с головки каменно-твердого члена его любовника прямо на стопку бумаг на столе. — Давай уже, — прошипел наконец Андрей, повернулся к Егору и рванул на нем рубашку. Пуговицы посыпались на пол, а длинные сильные пальцы обласкали его обнаженную грудь, мазнули по твердым коричневым соскам, погладили напряженный пресс, а потом стали расстегивать ремень. — Большой, — довольно мурлыкнул он, когда высвободил из плена ткани член Егора. Умело приласкал скользкую багровую головку, дождался хриплого стона, а потом уселся на стол, бесстыдно раскинув ноги, и потянулся к тюбику с лубрикантом. Растягивал он себя торопливо и грубо. Егор, стиснув зубы, смотрел, как сразу два щедро смазанных пальца проникают в дырку, и понимал, что счет идет на секунды. Слишком острым и сильным было возбуждение, чтобы ждать. И когда Андрей добавил третий палец, крышу у Егора снесло окончательно. Он молча схватил со стола серебристый квадратик, зубами разодрал упаковку, одним движением натянул презерватив и закинул длинные ноги Андрея к себе на плечи. А потом выдрал его как сучку. До стонов, до прокушенной ладони, до неожиданно беспомощного всхлипа «Егоооор», когда Андрей кончал, украшая свою дорогую рубашку неаккуратными белыми полосками. А Егор небрежно бросил завязанный презерватив на пол, застегнул ширинку, поставил подпись на договоре, который полуголый Андрей, тяжело дыша, вытащил из портфеля, и ушел. Ничего не взял. Фотку только забрал, которая на стене висела, где они втроем — он, Пашка и Денис — стоят в строительных касках на фоне их первого объекта и весело скалятся в камеру. Такие молодые, дурные и счастливые. *** Егор молча смотрел на щегольскую ауди, лихо проехавшую через расквашенную грязь, которую местные называли дорогой, и затормозившую у его забора. Из машины деловито вылез Андрей. Не наглый столичный хлыщ в дорогом костюме, и не задрот в очках и с зализанной челкой. Кто-то третий — в простой серой футболке, белых кроссовках и потертых узких джинсах. Вот что ему надо? Полгода прошло с того захвата. Егор научился жить другой жизнью. Спокойной, тихой, скучной жизнью отставного бизнесмена. С него уже и взять нечего, кроме этого дома и большого внедорожника. — Привет! Нифига себе ты в глушь забрался! — весело сказал Андрей, с интересом рассматривая небритую рожу Егора. — Еле нашел тебя! В гости позовешь? — На палочку чая? — хмыкнул Егор, кажется, начиная что-то понимать. — На чашечку члена, — белозубо ухмыльнулся он, и в серых глазах заплясали чертики. — Соскучился по начальству? — И это тоже. Егор усмехнулся и открыл калитку. У этого мальчика сладкий рот, но слишком острые зубы. Никогда не знаешь, то ли поцелует, то ли горло перегрызет. Впрочем, кажется, он был готов рискнуть. Терять ему все равно было уже нечего, а поскучать в одиночестве он всегда успеет.