Физалис

      Я закрываю глаза и растворяюсь в неистовом эндорфиновом блаженстве, когда на моей коже жгуче растекается дорожками расплавленный стеарин. Из моих уст вырывается почти змеиное шипение, когда Гарри капает горячий воск на нежные соски, напряжённый член и мошонку или лицо; не давая вздохнуть, он льёт и льёт огненную массу, поднося всё ближе к коже свечу так, что я ощущаю жар огня — становится страшно. И я не в силах сдерживать стон, потому что страх невероятно пьянит.       — Открой глаза, — шепчет Гарри, не прекращая жаркой пытки.       Мои глаза сразу же распахиваются, и я понимаю, как ему нравится видеть в их глубине немой испуг. Поттер берёт нож и ухмыляется, поворачивая ко мне острую грань. Он прикладывает лезвие под углом к моему телу и начинает медленно и аккуратно счищать застывшие капли, а я боюсь даже дышать, чтобы рука ненароком не дёрнулась и не порезала меня.       Есть что-то такое по-животному возбуждающее, когда ты зависишь от точности и уверенности движений другого человека, и передаёшь ему контроль, отпуская себя и своих урчащих монстров.       Раздражённая от горячего воска кожа горит из-за трения лезвия ножа, и Поттер берёт кубик льда и без предупреждения прижимает его ко мне, прочерчивая мокрые линии. Я снова дёргаюсь от такого резкого перепада температур, чувствуя, как он наслаждается с каждым моим вздрагиванием.       — Гарри… — невнятно бормочу я, не в силах понять — хочу ли я, чтобы он прекратил, или чтобы продолжал.       Он оставляет решение за собой и прекращает истязание льдом.       — Перевернись на живот, — командует он, и я резво переворачиваюсь, не зная, что ещё Поттер сейчас придумает. — Хороший мальчик.       Я просто таю, как сахарная вата на солнце, когда он хвалит меня. Да, я хороший мальчик, Гарри. Я всегда хотел быть хорошим для тебя.       Но ещё больше я хотел, чтобы ты был плохим.       Святой Поттер, который далеко не святой.       Я боялся его раньше, до тугого узла в животе, до подкашивающихся коленей и дрожащих губ, но мы справились с этим страхом вместе. Теперь мой страх не липкий, не иррациональный. Он управляемый и ситуационный.       — Ты же помнишь стоп-слово, Драко? — неизменно напоминает мне Поттер.       — Физалис, — шепчу я и морщу нос. Омерзительные цветы, но Поттеру нравятся. То ли цветы, то ли ягоды; то ли живые, то ли мёртвые. Хотя вынужден признать, что они подходят ему — Поттер находится в извечной борьбе между Светом и Тьмой внутри себя, такой же двуликий Янус, как и эти цветы.       В нашем саду на заднем дворе особняка на площади Гриммо буйно расцветают всевозможные растения, красочно свидетельствуя о безумии их хозяев, но вот физалисов там нет. Я их ненавижу.       Поэтому наше стоп-слово «физалис», я выбрал его, потому что не хочу даже произносить ненавистные буквы вслух. До какого предела я могу дойти, лишь бы не говорить это слово?       Пока ничто из того, что мы делали с Поттером, не вырвало из моих уст название презираемого цветка.       Холодная сталь касается моей спины, я закусываю губу, сдерживая стон, когда остриё ножа распарывает мою кожу, и металлический запах заполняет ноздри. Алые струйки щекочут мои бока, стекая на простыни и пропитывая их. Гарри нависает надо мной и медленно проводит языком по свежим разрезам, слизывая кровь.       Спину нестерпимо жжёт, я сжимаю простынь в кулаках, но молчу.       Поттер недоволен тем, что я тих; он небрежно залечивает раны, просто заставляя их сомкнуться, и тут же снова рассекает плоть в месте прежнего разреза.       Это гораздо ощутимее; я утыкаюсь лицом в подушку, упиваясь болью, но упорно не издаю ни звука.       — Кричи же, Драко, — говорит мне Гарри, вылизывая мою спину; я чувствую мокрые перемазанные моей чистой кровью губы, которыми он пачкает шею и волосы.       — Не дождёшься, Поттер, — дерзко отвечаю я, как всегда бросая вызов. — Это всё на что ты способен?       Поттер ведётся на подначку и сердито рычит.       — Ты будешь кричать, Драко. Будешь умолять меня остановиться, — обещает он, а я сумасшедше смеюсь.       Наше безумие мы делим на двоих, вязнем в нём по уши, блуждаем по лабиринтам порочных страстей, не в силах выбраться или сделать паузу.       Пальцы Поттера становятся настойчивее, они вместо ножей массируют мою плоть — этот больной ублюдок размазывает загустевающую кровь по моей спине.       — Давай, Поттер, будь жесток со мной, — почти умоляю его. — Не будь тряпкой, — не забываю я добавить.       — Ты — похотливая шлюха, Малфой. Я сейчас затрахаю твой ядовитый рот так, что ты будешь хрипеть неделю.       Я не могу сдержаться, и издаю глухой стон.       — Вставай, — властно приказывает Поттер. — На колени.       Я спускаюсь на пол перед ним и встаю на колени, мои глаза на уровне ширинки его брюк. Поттер никогда не раздевается до конца во время наших игр. На нём аврорский мундир, грубые кожаные ботинки и такие же перчатки, которые он снимает только для того, чтобы ощутить мою кровь на своих пальцах. Я же абсолютно обнажён и уязвим перед ним.       Он расстёгивает молнию и приспускает штаны вместе с бельём, освобождая налившийся кровью член, исторгающий смазку.       — Открой рот, — я послушно выполняю приказ. — Высунь язык.       Поттер шлепает тяжёлым членом мне по языку, губам и щекам.       — Нравится, Малфой?       — Да, — отвечаю, смотря в глаза Гарри снизу вверх. И я не лгу.       — Оближи его.       Я провожу языком по стволу, начиная от яиц до самой головки, не сводя глаз с Поттера. Его определённо заводит мой распутный вид, что он стонет и хватает меня за волосы, наматывая их на кулак. Он не разрешает мне стричь их.       Гарри оттягивает мою голову назад, запрокидывая, и ударяет ладонью по щеке, оставляя вспухший и покрасневший отпечаток. Затем грубо сминает мои губы в кулак и заставляет открыть шире рот. Он часто и рвано дышит; в широких зрачках читается помешательство, и я чувствую поглощающее его желание.       Он прижимает мою голову к своему паху и заставляет заглотить член до самых яиц, издавая протяжный стон. Я давлюсь, и на моих глазах выступают слёзы, отчего Поттер приходит в исступлённый восторг.       — Ты прекрасен, Драко, — Гарри грубо трахает мой рот, больно держа за волосы.       Моё горло саднит, и я точно буду неделю хрипеть, но мне нравится насаживаться ртом на его толстый пенис. Я ощущаю, что готов взорваться только от пряного вкуса его смазки, но сдерживает кольцо в основании члена. Я смогу кончить, лишь когда Поттер позволит, и зная его, это произойдёт не скоро; сначала он вытрахает из меня душу, и только тогда разрешит болезненно, до рези в яйцах, излиться.       Он резко дёргает мои волосы, заставляя оторваться от его потрясающего члена и подняться.       Поттер хватает меня за руку и нагибает над письменным столом.       — Расставь ноги, — жарко дышит мне в ухо, и я подчиняюсь, раздвигая бедра и предоставляя обзор Гарри, который проводит пальцами между моими ягодицами. — Мерлин знает, как я хочу трахнуть тебя, но мне кажется, это слишком скучно. Скажи мне остановиться, если для тебя будет слишком.       Гарри что-то колдует позади меня; я ощущаю, как мои грудь, живот и член касаются прохладной столешницы, и начинаю тереться пахом о стол, не в силах сдержать себя от возбуждения.       — Стой смирно, — командует Поттер. — Не двигайся, пока я не разрешу, — и я испускаю протяжный всхлип, потому что властный голос заставляет меня дрожать от похоти.       Кожу спины колет что-то прохладное и тонкое так, что пробирает судорога предвкушения.       — Иглы? — спрашиваю я, хотя знаю ответ.       — Да.       Моё тело — сплошной оголённый нерв, когда я жду первого вкола острой длинной иголки. Пронзительная вспышка — и я замираю; медленное мучительное безмолвие — и снова вспышка. Одна за одной на вкол и выкол.       То, что сейчас происходит между нами, настолько интимно и откровенно, будто мы прижимаемся своими обнажёнными душами, вплетаясь друг в друга тонким кружевом, круша без остатка все барьеры и запреты и упиваясь своей одержимой любовью.       Исступлённое наслаждение, мучительное блаженство и запредельная мука сливаются в убийственный химический коктейль, бурлящий в моих венах, сносящий мою и без того хлипкую крышу напрочь. Я рассыпаюсь на мельчайшие крупицы удовольствия, когда из-под щедрых пальцев Гарри расцветают узоры иголок на моей спине.       — Ты так красив, Драко, — его сухие от крови губы совсем близко к моему уху; прошептав, Поттер отстраняется и дотрагивается до переплетения игл, трепетно играя на них, словно на струнах, постукивая, поглаживая, задевая, прошив меня насквозь тупой болезненностью и подарив новую смертоносную волну блаженства. — Не хватает ещё кое-чего.       Поттер снова колдует, и, спустя несколько секунд, я ощущаю шёлковое прикосновение чего-то невесомого к моим иглам на спине. Он украшает своё творение, попутно даруя ещё мириады вспышек сладкой муки.       — Ангел, ты просто ангел, — заворожённо бормочет Гарри. — Посмотри на себя, — он создаёт два зеркала напротив друг друга, и, отрывая меня от стола, располагает моё обмякшее тело между ними. — Ты только взгляни.       Я бросаю взгляд на отражение и замираю от восторга — мою спину ближе к острым лопаткам украшают импровизированные крылья из тонких длинных блестящих иголок в поверхностном слое кожи и вставленных между ними настоящих белоснежно-перламутровых роскошных перьев.       — Нравится?       Я перевожу ошеломлённый взгляд со своего отражения на Поттера. Его губы вишнёвые от моей крови, изумрудные глаза утягивают в тёмную топь, и мне так хочется благодарно уткнуться ему в грудь и вдохнуть древесный запах кожи. Гарри видит меня ангелом.       Мои крылья обломаны, но он создал мне новые.       — Нравится, — шепчу я, и не сдержавшись, прижимаюсь лицом к его телу, ощущая грубую ткань аврорского мундира и игнорируя всполохи болезненных ощущений в спине.       — Хочу войти в тебя, — Поттер грубо разворачивает меня лицом к стене, разрушает своё творение, извлекая иглы и перья, и заливает мою измученную кожу спиртом. Он не пользуется заклинаниями, предпочитая изощрённо пытать меня. Я кричу, не в силах сдержать изнурительную обжигающую агонию моей несчастной изувеченной кожи, и Поттер плотоядно выдыхает.       — Я же сказал, что заставлю тебя кричать, — удовлетворенно мурлычет он, терзая дальше мою плоть.       Поттер раздвигает мои ягодицы и обильно льёт в расселину холодную скользкую жидкость. Он скользит пальцем внутрь, поглаживая стенки, и я так хочу, чтобы не останавливался.       Поттер нащупывает средоточие нервных узелков, я взрываюсь от кипучего удовольствия, и тело дёргано содрогается, словно от электрического разряда.       — Гарри, пожалуйста… — молю я.       — Что «пожалуйста»?       — Дай мне кончить, — я даже не стыжусь своих просьб.       — Пока рано. Сначала кончу я.       Он добавляет второй палец и снова проходится по бугорку простаты, заставляя меня извиваться лозой и вульгарно стонать. Третий палец уже почти не ощущаю, моё тело скручивает узлом, я остервенело насаживаюсь на пальцы Поттера, трахая себя ими, и слышу, как этот придурок смеётся.       — Я сниму кольцо, но постарайся продержаться ещё немного, — ухмыляется он.       Поттер приставляет головку члена к дырочке и медленно входит в меня, одновременно стягивая кольцо. Я чувствую, как долгожданное облегчение сшибает меня громадной лавиной; Гарри начинается двигаться, задев нервный узелок внутри, и свет тотчас же вокруг меня меркнет — я проваливаюсь в крышесносную бездну, не имея ни единой возможности выбраться. Липкая жемчужная жидкость орошает каменную стену, и я зачарованно смотрю на потёки своего удовольствия.       — Непослушный мальчик, — восторженно хрипло говорит мне Гарри. — Ты должен быть наказан.       Он звонко ударяет ладонью по моим ягодицам и резко толкается внутрь меня, чередуя шлепки и грубые фрикции.       Кожа начинает гореть, и становится нестерпимо больно, когда Поттер порет по одному и тому же месту раз за разом.       Я слышу его дыхание и чувствую, что с каждым моим криком Поттер хочет сильнее и больше, и это его желание смазывает мою боль; я не сержусь и не боюсь, а получаю удовольствие и сладко страдаю. Я знаю, что не брошен в своём страдании, оно питает Гарри, а Гарри питает меня, — круг замыкается.       Мне приятно осязать его жестокость и желание делать больнее, с каждым ударом и каждым моим воплем, и сегодня это видно отчётливее. Я чувствую себя невероятно гордым за то, что ответственен за изменение дыхания Поттера от моих криков и всхлипов. Я люблю, когда он замирает взглядом на моем залитом слезами лице, и не останавливается. Я обожаю чувствовать лёгкий стыд за то, что так легко возбуждаюсь от грубости и животной силы. Я рычу, шиплю, фыркаю в попытке оказать сопротивление, что ещё больше распаляет Гарри. Он вскрикивает и заполняет меня до отказа горячей густой жидкостью, и падает на мою спину. Его солёный пот жжёт израненную кожу, и я впадаю в прострацию; мир вокруг становится нереальным, расплывчатым, лишь какие-то белые фантасмагоричные птицы порхают перед глазами, странным образом принося умиротворение, в котором я пропадаю.       Из сладких грёз немного позже меня вырывает Поттер, нежно обнимая за плечи. Я вижу, что заботливо укрыт пледом, мои раны залечены, а на столе приготовлена чашка горячего шоколада.       Я знаю, что всё сделал правильно.       И твоя Тьма, Гарри, стала мне Светом.