Призрак

      Впервые ему кажется, что он действительно тронулся умом.       В местном недорогом баре до безумия шумно. Леон бы не пришел в выходные, предпочтя напиться до потери сознания у себя дома, но квартира казалась отвратительно пустой. Ощущать себя среди таких же пьяных людей было хотя бы не так гадко и жалко. Он мог заговорить с любой или любым, заплатить за выпивку, лишь бы поболтали с ним подольше. Потому что ему кажется, что за прошедшие годы он провел больше времени среди мертвецов, чем среди живых. Леону необходимо было знание того, что он все еще способен существовать как обычный человек. Не как агент. Не как еще одна пешка в огромной игре больших людей.       Громкая музыка бьет по ушам, выпивка туманит голову, но Леон продолжает сидеть за стойкой, мутным взглядом рассматривая последние глотки в стакане. Кто-то садится рядом. Он ощущает тепло, их локти почти соприкасаются, но Кеннеди физически тяжело поднять взгляд выше. Похоже, это был его последний стакан, рассеяно решает он. Леон сразу отмахивается от мысли о такси. Погода вечером была прохладной и должна будет привести его хоть немного в чувства. Благо дом был недалеко. Не то чтобы ему сильно хотелось снова вспоминать об одинокой квартире, где его не ждет даже собака — потому что нужно иметь свободное время, чтобы гулять и кормить, и заботиться, и пытаться быть не самым паршивым хозяином, — нет, не с работой Кеннеди. Не с его безумной ужасной работой, которая не приносит ни грамма радости и счастья в его жизнь.       Леон проглатывает последнее оставшееся в стакане и роется в кармане, ища деньги. Пальцы не слушаются, и он смешно пыхтит, пытаясь попасть в злосчастный кармашек. Ладно, можно заказать еще один стакан, и попытаться снова. Он почти окликает бармена, но тот уже ставит перед ним его любимое виски. Которое он очень давно не заказывал. Почему-то две рюмки.       К одной из них тянется крупная рука, обтянутая в черную плотную перчатку. Леон вскидывает брови и мутным взглядом прослеживает направление. Он смотрит на чужие пальцы сквозь волосы, пытаясь сосредоточится на них, чтобы совсем не потеряться в пространстве из-за кружащейся головы. В мыслях так мутно и запутанно, он ненавидит это состояние, но только оно способно заглушить кровавые эпизоды жизни. — Лучше уж травиться чем-то хорошим, чем той дрянью, что ты пил до этого.       Леону нечем возразить. Голос кажется ему смутно знакомым. Этот человек следил за ним что ли, раз знает, что Кеннеди пил? Пока Леон медленно размышляет — мозги совсем не хотят работать, — тянется к своей рюмке и выпивает залпом, совсем не почувствовав вкуса. Только горечь и желание тут же упасть и уснуть, не увидев ни одного сраного кошмара. Тепло рядом пропадает, но не внезапное ощущение слежки, которое Кеннеди игнорировал до этого. Слова бармена доходят до него не сразу, но то, что его деньги останутся сегодня при нем, приятно скрашивает серый вечер. Неизвестный с голосом из далекого прошлого заплатил за все, что Леон влил в себя, и это до странного греет душу. Обычно Кеннеди платил за себя и других, даже если компания попадалась не из приятных.       Эти люди живут своей обычной жизнью и даже не ведают, через какие ужасы Леон прошел за все эти годы. И он бы хотел, чтобы они никогда не узнали.       Он вываливается из душного помещения в холод ночи, задевая плечом пару. Бормочет извинения и идет медленным нетвердым шагом к дому, засунув руки в карманы брюк, и только после того, как он поворачивает на свою улицу зудящее чувство преследования наконец пропадает.       Засевший в голове голос незнакомца тонет в веренице других голосов мертвых и забывается уже под утро. ***       Леон не может заставить себя заказать что-то хорошее, потому что все что он заслуживает — этот дерьмовый коньяк, который уже не лезет в горло, бесконечные мысли о собственных ошибках и мерзкое одиночество.       Его вырубает прямо на барной стойке.       Позорище.       Кто-то поддерживает его за талию, заставляя идти вперед. Крепко держит перекинутую руку, и Леон заставляет себя поднять глаза, пока вспышка ясности дает ему шанс понять, кто и куда его тащит. Его почти беспокоит то, с каким равнодушием он думает, что ему совершенно без разницы его дальнейшая судьба.       Профиль мужчины кажется ему таким же одинаковым, как и у всех остальных, но что-то не дает ему покоя. В темноте показавшаяся сначала черной, кепка приобретает красный цвет, когда они проходят под фонарем. Она почти закрывает половину лица, Леон может рассмотреть только неровный шрам, пересекающий губы, уходящий вверх, высокие скулы и крепкий подбородок. — Ты призрак?       Потому что возникшее лицо мертвого Джека Краузера, его бывшего напарника, умершего около десяти лет назад, точно не может быть этим человеком.       Кеннеди был больше не в силах держать глаза открытыми, но он запоминает, что уголок губ незнакомца дергается на его вопрос.       Утром его ждет привычно трещащая голова и заботливо приготовленная незнакомцем вода с таблеткой на прикроватной тумбочке. ***       Прошедшая миссия убивает в нем все живое, так что возникшее желание напиться до смерти он считает почти благодатью. Мысли о том, чтобы вскрыться в ванной медленно исчезают в водовороте темного пойла. Леон игнорирует все приставания жмущихся к нему людей, уйдя глубоко в себя.       Зачем он все это делает?       Зачем продолжает бороться?       Нужна ли вообще хоть кому-нибудь эта борьба, если каждый раз все происходит как по зацикленному сценарию? Кеннеди совершенно перестает видеть смысл в своих действиях. Как же он хочет все бросить к чертовой матери: когда твои действия не приносят совершенно ничего, как бы ты ни старался спасти и помочь, а люди продолжают умирать у тебя на руках, тогда-то безвыходный круг из смертей и ужаса затягивает петлю на шее все сильнее.       Но он не может.       Бывших агентов не бывает. Уйти — значит умереть. А с багажом знаний про всю мерзость, что создают люди, который есть у Кеннеди, его просто не отпустят.       Был ли момент в его жизни, когда он еще мог сделать другой выбор и не сидеть сейчас здесь, думая над тем, что никогда не произойдет, и топя свою дерьмовую жизнь на дне стакана? Если бы он тогда не поехал в Раккун-сити…       На третьей рюмке он тормозит себя осознанно. Кто-то снова следит за ним. Леон медленно крутит головой в разные стороны, бездумно и нервно дергая ногой. Снова этот призрак-фальшивка? Кеннеди тогда решил, что сознание снова над ним шутило, и подсунуло одно из лиц прошлого, о чьей смерти он жалел и по сей день. Как бы Леон не хотел, но выжить после удара ножом в сердце никому еще не удавалось.       Если он тогда точно целился в сердце. Сложно рыться в пьяном рассудке, когда мысли скользят быстрее испуганных крыс. Помнил только, что руки дрожали. И чужой взгляд полный понимания и смирения.       Ох, Джек ему не простит, если он и тогда оплошал.       На волне беспокойства он забывает о моменте трезвости и заказывает еще две рюмки.       Призрак точно наблюдает за ним. Леон крутится на стуле и оглядывает зал. Он может и пьян, но навык оценки пространства вокруг так просто не вытравишь. Приглушенный свет и мельтешение ходящих людей не дает точно рассмотреть каждого, но помня Краузера, о, этот человек точно будет выделяться из толпы. Леон почти с воодушевлением, которого давно не было, ищет знакомые очертания. И находит. Призрак в заметной красной кепке, словно это сраный маяк, мелькает среди толпы на другом конце зала и двигается к выходу. Он просек, что Кеннеди его ищет и решил свалить. Умно. С такого расстояния у Леона нет никаких шансов рассмотреть лицо, он кидает двадцатку на стойку и протискивается сквозь танцующих пьяных людей.       На улице его, естественно, не ждут. Пара человек кидают на него заинтересованные взгляды, но он совершенно поглощен поиском, осматривая улицы, поэтому даже не обращает внимания. — Черт, — выдыхает он, слабо улыбнувшись. Майор никогда не любил, чтобы все было просто. Смысла возвращаться обратно в бар Леон больше не видит, поэтому, сделав небольшой крюк к знакомому магазинчику, он прикупает бутылку не самого дешевого бурбона и идет домой.       Он едва ли расстраивается, когда дверь в его квартиру оказывается взломанной. Умело, без лишних движений, даже можно сказать вошедший почти что открыл ее своим ключом. Кеннеди ожидал чего-то подобного, о да. Он медленно заходит, пересекая темный коридор, держа пистолет наготове, но не ощущает и сотой доли волнения за свою жизнь. Только предвкушение.       В небольшой квартирке, где зал соединён с кухней, спальней и туалетом с душем, не так много мест для пряток, но Кеннеди никого не находит. Нет даже каких-нибудь записок, перевернутых вещей, ничего.       Неужели это просто чей-то тупой розыгрыш? Или его проверяют?       Он уже думает позвонить Редфилду, но останавливает себя. Крис сейчас черт знает где, хотя тупые вопросы от Кеннеди его не удивят, но уже и не позабавят. Наверно, Леон просто хотел бы с кем-нибудь поговорить. С кем-то, кого знает, и кто знает его, потому что даже призраки давно погибших людей понимают, в какую беспросветную тьму отчуждения он загнал себя.       Неужели он настолько жалок? Леон и сам прекрасно знает, какой тут должен быть ответ.       Бутылку он оставляет до лучших времен.       Ну, или до самых хуевых. ***       Серые дни не меняются. После работы он приходит, спит, что-то ест, много пьет. После неудачной попытки вычислить призрака Кеннеди сразу сдается. Ему бы злиться на неизвестного юмориста за нервотрепку его воспоминаний, но сил нет даже на это. Он вымотан до такой степени, что просыпается уже усталым. Ему все еще иногда казалось, что за ним следят, но складывалось так, что Кеннеди становилось все больше наплевать. И на слежку, и на призрака, и на себя.       Нож у горла одним вечером, когда он только возвращается с магазина (не повернув при этом на знакомую дорожку до бара), ощущается как подарок судьбы, но инстинкты реагируют быстрее. Хотя он совершенно не чувствует угрозы от нападающего. — Пропил все навыки? — Правда?       Леон чуть дергает головой вниз. Собственная рука с ножом давит на бедренную артерию незнакомца. Сзади хмыкают. Леон может и умрет, но заберет чужую жизнь с собой. — Неплохо, Кеннеди. — Был хороший учитель.       Как только его отпускают, он сразу же проходит в квартиру, намеренно не закрывая дверь. Все равно же взломает, если захочет, а Кеннеди только недавно заставил себя сменить замок, живя несколько дней с незакрывающейся дверью. Совершенно безрассудно для опытного агента, но максимально насрать для Кеннеди. — Чувствуй себя как дома, — вздыхает Леон, положив пакеты на стол. — Ты тут явно уже не впервые.       Кеннеди смотрит на него, но ему кажется что он снова в одном из своих кошмаров. Краузер будто совсем не изменился, с таким же мощным телом, резким тяжелым взглядом и опасной аурой. Леон трет переносицу, в надежде, что мираж развеется, но знакомая фигура в черной куртке не пропадает, и рука сама тянется к холодильнику, доставая оттуда две бутылки пива. Если он сейчас же не выпьет, ему станет плохо. Пусть это все окажется еще одним бессмысленным отчаянным сном. — Пытаться узнать у твоей пьяной туши где ты живешь было тем еще развлечением.       Голос такой же рычащий, густой. Тот, который было приятно слушать по утрам на базе, и тот же, что просил прикончить его. Джек подходит ближе и Леон может рассмотреть его лучше. Под красной кепкой все та же прическа, только несколько седых волос выбиваются. Вокруг глаз и рта появилось больше морщин, но шрамы перестали выделятся покрасневшими пятнами, побелев, почти приняв цвет кожи. Но перед ним был все тот же Джек, которого он так и оставил лежать перед входом в замок. Не просто оставил — бросил. Снова. — Откуда столько благородства? — Леон делает первых глоток, чувствуя облегчение. — От тебя нахватался. — Краузер вертит в руках свою бутылку. — Паршивое. — Тогда мне достанется больше.       Джек смотрит на него взглядом, в котором Леон легко видел такой же взгляд, как и у Криса, и у Клер. Полнейшее разочарование. — О, твою мать. Давай только ты не будешь учить меня жизни. Ты вообще мертв, и мне все еще кажется, что я не отошел от вчерашнего, и мне это видится. — Да? Психологу ты говоришь то же самое? — Джек садится на стул, и просто так исчезать явно не намерен.       Нужно что-то помощнее пива. — Я к нему не хожу. — Краузер хмурится и Леон нехотя поясняет: — Поблажки от начальства.       Светлый взгляд Джека на мгновение темнеет. Больше, чем кого-либо, Краузер ненавидит правительство, и Леон не хотел бы лишний раз ему об этом напоминать. — А надо бы. — Что ты здесь делаешь, Джек? — Леон хочет залить рождающееся раздражение, потому что память, коварная сука, подкидывает давно забытые и похороненные воспоминания их встреч и совместной работы. И то, что Леон не хотел бы, чтобы воскресло никогда больше. То, как он забывал, перебарывал, переступал через свою зависимость от этого человека. Потому что такие, как Джек или Ада (опасная дорога. Стоп) — особенные, выделяющиеся, незаменимые. Те, кого Кеннеди не смог догнать и встать рядом. — Хотел узнать, как дела у ученика. — Ученика? — Из горла вырывается слабый звук, похожий больше на карканье, чем на смех. — Я думал мы прошли этот этап еще в Испании. — Один из этапов. — Что-то он мне слишком легко дался.       Леон тогда долго размышлял, почему, имея мутацию, которая сделала Краузера в несколько раз сильнее, мужчина так легко ему проиграл (конечно, Кеннеди опускает детали в виде треснутой кости в руке и ребрах, множеств ушибов и порезов, во время боя). Сам факт говорил за себя — Краузер желал умереть от его руки, и никак этому не помешал. — Какой мастер лишит жизни свое лучшее творение?       Леон с трудом проглатывает пиво, чудом не поперхнувшись. Он выразительно смотрит на Джека, отставив в сторону вторую пустую бутылку. Он сейчас издевается? — Не припомню, чтобы ты учил меня так позорно сдаваться. Господи, Джек, я не хотел тебя убивать, но ты вынудил меня! И я должен был проиграть! — Леон прикрывает глаза, тяжело опираясь о стол руками. Все его тело соткано из усталости и негодования. Он тихо ругается, пытаясь утихомирить шторм внутри, и падает на стул напротив. — Почему мы… почему мы не могли тогда просто поговорить? — Потому что я не хотел. — Краузер складывает руки на груди. Леон терпеливо ждет, доставая сигареты. В пальцах проявляется легкая дрожь и он несколько раз нервно щелкает зажигалкой. Это не уходит от проницательного взгляда Джека. — Может быть мы и договорились бы. Я просто знал, что если дам себе шанс тебя выслушать, то поведусь на твое красивое личико и щенячьи глаза. Ты умеешь располагать к себе людей, Леон, а это слишком сильное качество. И опасное. — Мы могли хотя бы попытаться. Я бы поговорил с кем надо, тебя бы вернули на служб… — Кеннеди, черт, до тебя всегда так долго доходит? Я устал выполнять гребанные приказы тупорылых людей, которые ни во что не ставят преданность и честность! Тишина, наступившая после слов, становится почти осязаемой. — Ты заставил меня сражаться с тобой до конца, зная, что нам обоим будет от этого тяжело. Я уже и забыл, как ты любишь все усложнять. Извини, мне надо выпить.       Джек смотрит на две опустевшие за каких-то десять минут бутылки пива, но ничего не говорит. В его взгляде вообще ничего не отражается, только глубокая задумчивость. Леон достает ту самую бутылку, о которой он думал каждый день, и разливает в два стакана. В этот раз Краузер не отказывается, залпом выпивая все до дна. Леон повторяет движение. Никто больше не хотел поднимать тему работы. — Ты сохранил его.       Леон сразу же догадывается о какой вещи идет речь, бросая быстрый взгляд на комод. — Все-таки рылся в моих вещах. — Кеннеди разливает по второму кругу. — Может быть, я немного сентиментален, а он хорошо вписывается в интерьер. — Поэтому ты держишь нож в куче своего белья. Он создан не для этого. — Ты хочешь его забрать? Пожалуйста. Может, он еще чье-нибудь сердце пронзит.       Джек сжимает стакан, гипнотизируя темную жидкость, будто что-то сильно его беспокоит, но сразу же расслабляется и качает головой. — Нет. Ты выиграл его в честном бою. — И смотрит на Леона прямым и открытым взглядом. Кеннеди прячется от него за еще одним глотком.       Все это было слишком для него. Зачем Джек вернулся после стольких лет? Снова кого-то украсть? Отомстить за неудавшуюся смерть? — Ни то, ни другое. Ты совсем потерян, да, Леон? О, он сказал все это вслух. Да похер. — Вот только без жалости, попрошу. Я в… чувствую себя лучше всех. — А врать так и не научился, как и выбирать выпивку. — Так научи. Ты же мастер. По ножам, по алкоголю, по тому, как бросать людей тогда, когда они в тебе нуждаются. — То, с каким звуком клацнули зубы, отдавшись неприятным звуком по полупьяным мозгам, почти отрезвило Леона. Вот последнее он произносить совершенно не хотел. Они оба хороши. Но затормозить теперь Джек сможет его только при помощи пощечины, потому что Леон никому не мог все высказать. А теперь может, даже если Краузер все это время был миражем, и перед ним сейчас никто не сидит. — После операции «Хавьер» ты просто пропал, а мне ничего не рассказывали. Запрещенный доступ. Если бы я хотя бы знал, где ты живешь, я бы пришел, Джек. И я узнал, простая телефонная книга творит чудеса, но тебя там уже не было. А потом эта новость про автоаварию. — Еще один горький глоток. — Ты же знал, где я живу. Черт, да ты знал про меня больше, чем я про себя. Хоть бы раз прийти, пожаловаться, выпить? Я бы поддержал. Мы же были напарниками, хорошими напарниками, и я хотел тогда… неважно уже, что я хотел. Ты пропал, а я больше ни с кем не хотел работать в паре. — Неужели я был так хорош, что никто не смог меня заменить? — И ты услышал только это? Иди к черту.       Краузер ничего больше не говорит, допивая свою порцию. По его лицу Леон ни раньше, ни сейчас не может ничего прочесть. А так хотел бы знать, что он думает, испытывает ли то же, что и Кеннеди, или ему совершенно плевать. Хоть что-нибудь.       Но Джек встает из-за стола, надевая кепку и подходит к двери. — О, ну да. Ты просто уйдешь. И мы даже не потыкем друг в друга ножами как в старые добрые, майор? — Уже давно не майор, как и ты давно не салага, Леон. — Он берется за ручку двери, открывая ее, но останавливается, усмехаясь. — Но если так тянет на спарринг, ты знаешь, где меня найти. Я угощаю.       Леон салютует бокалом, крича в след: — И не выламывай мне больше дверь!       Может, Краузер хотел услышать что-то другое от Леона, или увидеть, что от прежнего Кеннеди остались крохи, за которые тот держится за счет воспоминаний; или Леон и правда все это сейчас выдумал, и призрак так и останется призраком.       Надо бы наведаться в тот бар на днях.