***
Кхаини стоял перед дверью комнаты Лололошки. Он твердо решил сообщить ему, что на этом их пути расходятся и что дальше Кхаини сделает все сам. Это было бы правильным решением: если он поступит так, то контр с большой вероятностью исчезнет из его жизни. Скорее всего, Лололошка и дальше будет мелькать то тут, то там в квартале пряностников, но с ним он не пересечется больше никогда. Было стыдно за то, что Кхаини обещал ему дружбу и репутацию, но жить с этим чувством, видеть счастливую и беззаботную улыбку Лололошки практически каждый день было бы крайне тяжело. А еще тяжелее было бы видеть, как растет влияние контра в Поэне. Как он медленно, но верно начинает понимать, что в этом городе нет таких понятий, как честь, верность и доверие. Как медленно, но верно внутри него что-то обрывается и как гаснет его свет. Черт возьми, черт возьми, черт возьми! Как же больно, как же неприятно осознавать, что судьба этого человека так подвержена влиянию других людей. Кхаини ощутил привкус горечи во рту. Мерзко, просто мерзко, что даже он пытался манипулировать им. И что только от одного этого факта приходится бежать от него, сверкая пятками. Лишь бы хотя бы на день отсрочить исчезновение его света. Собравшись с духом, он постучался и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. Лололошка сидел на кровати и вертел в руках какую-то золотую монетку. Он посмотрел на вошедшего и собрался было встать, но Кхаини остановил его. — Не вставай. Я ненадолго. — Что-то случилось? Не получается инсценировать убийство Кря? — с любопытством спросил Лололошка. Кхаини удивленно посмотрел на него. Как-то со всеми этими мыслями он и забыл о том, что проблема с Вито все еще оставалась нерешенной. Впрочем, об этом он позаботится попозже. — Нет, с этим проблем не возникнет, — сказал он, почесав затылок. — Тебе больше незачем об этом беспокоиться. Лололошка устало потер переносицу. Интересно, он вообще когда-нибудь снимает очки? Не сиди он так близко к Кхаини в Зале Травника, тот бы ни за что не узнал, что глаза у Лололошки голубые. — Не беспокоиться? Да если бы мне не о чем было беспокоиться, я бы сейчас спокойно спал в своей комнате в квартале контрабандистов, — с кривой ухмылкой хмыкнул он. — Завтра утром я поговорю с Мускатом. Думаю, через день-два ты снова сможешь спокойно прогуливаться по Поэне. — Тогда о чем ты хотел поговорить? — спросил Лололошка, придвигаясь чуть ближе. Кхаини чувствовал его любопытство и… И как же хотелось просто выдумать на ходу какую-нибудь ерунду и сделать вид, что все в порядке. Что все пойдет так, как и было запланировано и что Кхаини не придется исчезать из жизни Лололошки. Но дело нужно было завершить. И чем быстрее, тем лучше. — Я понимаю, что ты скорее всего рассчитываешь на то, что я обеспечу тебе репутацию у пряностников… — осторожно начал он. — Ты обещал, — последовал ответ. — Если ты хочешь, то я действительно могу надавить на нужные точки. Сказать невзначай пару слов нужным людям, но… Лололошка внимательно слушал его. Все же, одна из самых замечательных черт в этом человеке заключалась в том, что он умеет слушать. Кхаини подошел к нему и сел рядом с ним на кровать. Промелькнула мысль, что, пожалуй, комната все же не была идеальной: кровать была слишком маленькой. — Скажи, Лололошка, чего ты хочешь добиться в Поэне? — спросил он, отходя от темы. — Чего я хочу добиться в Поэне… — протянул Лололошка. Кхаини показалось, что в его голове уже сложился ответ, но по какой-то причине говорить правду контр не станет. — Наверное я хочу понять, кто я такой… — осторожно сказал Лололошка. — Хочу выжить и обеспечить себе безопасность, возможно… Возможно стать чем-то большим, чем просто контр, которым помыкает каждый, кому не лень. От этих слов Кхаини снова стало не по себе: наивностью Лололошки действительно пользовались многие поэнцы. И он сам прекрасно это осознает, но у него просто нет иного выхода, кроме как послушно исполнять чужие приказы. Будь у него более высокая репутация… Тогда, возможно, все бы поменялось. — Я пытаюсь налаживать связи с разными людьми, — сказал Лололошка, в подтверждение мыслей Кхаини. — Я не хочу власти, богатства и прочего, я просто хочу быть таким же членом общества, как и остальные. — Остальные члены общества не самые приятные люди, — грустно сказал Кхаини. Лололошка поднял взгляд и посмотрел в лицо пряностнику. Кхаини видел, как за темными стеклами очков в глазах этого человека плескалась уверенность. — Поэна раздроблена. Люди боятся Видомнии, боятся других гильдийцев, боятся своих соседей. Каждый живет ради себя и это… Это рушит город. Каждый относится к ближним с подозрением, грабит, убивает и пользуется властью ради мелочной выгоды. Поэну разрушают ее же жители и я… я бы хотел, чтобы хоть что-то здесь изменилось. Кхаини слушал и с каждым словом это тонущее чувство в груди становилось все сильнее и сильнее. В очередной раз он почувствовал себя ничтожным существом рядом с человеком, который всю свою жизнь жил в твердой уверенности в том, что в людях все еще осталось добро. — Я… я не ожидал такого ответа, — грустно вздохнул Кхаини. — Я думал, что ты скажешь что-то в духе: «Мне нужны деньги и власть». — Только если это потребуется ради Поэны и тех, кого я могу назвать друзьями. И снова. Снова и снова, слово за словом он выбивает из Кхаини всю решимость. Если бы он только мог позволить себе остаться у него подольше… — Если ты попросишь, я обеспечу тебе репутацию. Но… Лололошка… Я боюсь, что я не смогу назвать себя твоим другом. Я ведь ничем не отличаюсь от других поэнцев: манипулировал тобой, рассказывал красивые сказки о деньгах и власти и даже не заботился о том, что ты чувствуешь по этому поводу. — Ты снял мне эту комнату, чтобы обеспечить мне безопасность. И ничего не потребовал взаймы, — удивленно сказал Лололошка. — Ты не кажешься плохим парнем. — Просто ты плохо меня знаешь, — грустно произнес Кхаини. Нога контра случайно соприкоснулась с ногой Кхаини и он почувствовал электрический разряд, от которого шерсть на затылке встала дыбом. Сейчас. Сейчас или никогда, если он и дальше будет тянуть кота за хвост, он никогда не решится попрощаться с Лололошкой. — Прости меня. Здесь наши пути разойдутся, — тихо сказал он. — Я выполню любую твою просьбу, но дальше ты сам. Лололошка промолчал. Их ноги все еще соприкасались и Кхаини от одного этого ощущения было не по себе. Словно вся грязь с его души может перейти на контра только через одно это касание. — Любую просьбу? — повторил он. — Любой вопрос, который могут решить деньги, — сказал Кхаини, нервно теребя подол куртки. — Боюсь это деньгами не решить, — сказал Лололошка, поджав колени к груди. — Не уходи. Кхаини почувствовал ком в горле. Если бы он был сейчас один, он бы точно позволил себе расплакаться. Зачем, зачем он играет на его чувствах? Конечно, он не понимает, что желание Кхаини не продиктовано обстоятельствами, что это просто эгоистичная выходка, достойная такого жалкого существа, как он. Но разве это дает право Лололошке так давить на и без того израненную душу. — Я не могу… Я просто не могу иначе… Это неправильно так пользоваться твоей наивностью, пользоваться тобой в своих целях и делать из тебя того, кем ты быть не должен… Я… Лололошка взял лапу Кхаини в свою руку и успокаивающе сжал. По телу пряностника пробежали мурашки, но почему-то жест сработал: Кхаини стало легче. — Я просто недостоин того, чтобы быть твоим другом. Я сотни лет живу с желанием быть богаче и вся моя власть… Все, чего я добился… Это настолько не имеет значения. — А что тогда имеет? — тихо спросил Лололошка. — Я не знаю… Для меня уже ничего не имеет значения, — опустил голову Кхаини, пряча так некстати подступившие к глазам слезы. Лололошка снял очки и положил их на тумбочку возле кровати. Одной рукой успокаивающе приобнял Кхаини за плечи и прижался лбом к его лбу. — Я ценю, что ты заботишься обо мне таким образом. Но мне не нужна защита от тебя. Я могу и сам постоять за себя. Кхаини выдохнул. Его глаза находились так рядом к его глазам. Он видел, как в глубине этих бездонных глаз плескалась немая уверенность в собственных словах. Если бы он только мог… Если бы он только мог хотя бы на секунду, хотя бы на миг раствориться в этом океане… Его горячее дыхание обжигало. Его кожа была такой теплой, приятной на ощупь, нежной и хрупкой, словно самый дорогой хрусталь. И Кхаини решился. Решился, что хватит убегать. Хватить делать вид, что его идеальный мир — тот, что он пишет на листах пожелтевшей бумаги, чернилами, которые он купил на деньги, полученные через боль других людей. Его мир — вот он. Сидит рядом, неловко улыбаясь и осторожно приобнимая его за плечи. Слегка касаясь кончиком носа его лица, пронзительно смотря в глаза, словно видя душу Кхаини насквозь. И он решился. Его губы были еще мягче, чем кожа. Его осторожный, неловкий ответ, делал Кхаини в сто раз счастливее, чем очередная страница его книги, чем очередной кристалл скинта в его кошельке. Его губы казались теплее, чем самое горячее солнце в любом из миров. Его вкус был слаще любимого чая Кхаини и боги… Как же вкусно он пах карамелью. Кхаини не решался сделать следующий шаг. Да и нужен ли он был? Этот поцелуй — предел его мечтаний. Его счастье, которое он боялся отпустить даже на секунду. И в этот момент Кхаини ощутил, как треклятое тонущее чувство в его груди исчезло и от этого стало настолько легко и светло, словно… Словно свет души Лололошки достиг и его души. Лололошка осторожно, не разрывая поцелуй, пробежался кончиками пальцев по спине Кхаини. Электрический разряд от ощущения его касаний был в сто раз сильнее, чем в прошлый раз. Кхаини непроизвольно начал мурчать и от этих звуков Лололошка стал смелее. Одним уверенным движением расстегнул пуговицу оранжевой куртки, затем еще одну… Кхаини чувствовал себя неловко и одновременно он был на седьмом небе от счастья. Слова были излишни, он просто чувствовал, что от него требуется; молча стянул шарфик с шеи Лололошки, оголяя нежную кожу. И как он вообще умудряется быть контром, когда он такой хрупкий? Кхаини повалил его на кровать и мысленно снова выругался, что она была слишком маленькой для их обоих. Продолжая тихо мурлыкать от удовольствия, он снова накрыл его губы поцелуем, лапой зарываясь в его волосы. Быстрым движением расстегнул куртку и медленно начал спускаться вниз. Какой же сладкий, дурманящий запах практически детской наивности, доверия, чистоты и невинности. От одного этого запаха у Кхаини буквально кружилась голова и лапы начинали непроизвольно дрожать. И в то же время в нем была твердая уверенность, что он все делает правильно. Что это его шанс исправиться, а вместе с этим… Может быть, это будет маленьким шагом к исполнению мечты Лололошки? Быть может, его свет не погаснет среди всей этой тьмы в Поэне, а наоборот, разожжет огонь в сердцах других людей. Вдыхая этот сладкий, легкий аромат карамели, Кхаини был уверен, что юный контрабандист вполне способен на это.***
Кхаини был рад, что после прошедшей ночи, Лололошка согласился поддержать его в суде. Впрочем, даже если бы он отказался от этой идеи, Кхаини бы понял его. Лололошка вправе действовать так, как считает нужным, но все же… Все же даже от этого маленького шага сердце Кхаини сделало сальто в груди. Стоя в переулке рядом с Мускатом и Лололошкой, Кхаини мало думал о предстоящем деле. Словно это было обыденностью, о которой и думать то не стоило. Все мысли Кхаини были о прошедшей ночи, отчего он прослушал половину диалога Муската и Лололошки. До него только донеслись последние слова. — Ты пахнешь карамелью… И шерстью. Мне нравится.