Так я прощён?

Шерлок стоял у окна. Его пальцы крепко сжимали смычок, но руки тряслись, зубы были сжаты, мелодия звучала нервно, неровно. Музыка, которую он играл, походила на заунывный вой ветра в печной трубе. Но Шерлоку было не до музыки — он думал. Думал, каким образом он позволил чувствам завладеть им. Он был зол, раздосадован, чертовски недоволен собой. Гнев, негодование и обида клубились в его душе, словно несильный, еле заметный и оттого особенно зловредный шторм. Ну и кого он наказывает? Заперся в комнате, играет в обидки, будто он не единственный и неповторимый консультирующий детектив, а пубертатный подросток. Джон…  Как не думать про Джона? Сказал, что вернется с пиццей. И что? Пицца изменит того как открыто он флиртовал с тем парнем из участка? Чёрт… Поток его мыслей прервался, когда в комнату вошёл, собственно, объект его размышлений. Холмс прикусил губу и будто бы невозмутимо продолжил играть. Джон подошёл к нему сзади и обнял за плечи. Секунду спустя они уже лежали на кровати, тесно прижавшись друг к другу. Поцелуй был долгим и нежным, Шерлока трясло. И что он на него так обиделся? Зачем? Чтобы этот взрослый козел сделал вид, как будто ничего не произошло? Это всё? Всё, черт побери? Шерлок попытался собрать в себе остатки собственного достоинства и не отвечать на поцелуи Джона, чтобы тот понял, наконец, что провинился. Но все его старания были тщетны. Стоило Джону протянуть руку под халат, в котором он был, и коснуться тёплого и податливого тела, мир вокруг потерял свою чёткость и стал расплываться. В следующий момент пальцы Джона уже сжали член Шерлока. Он шумно выдохнул. Пары движений рукой хватило, чтобы  Шерлок застонал. Почти умоляющими глазами он смотрел на своего парня, который замер с его членом в руке и этой дурацкой ухмылкой на лице. Наконец, Джон опустился ниже и медленно, дразня, провёл языком по члену Шерлока. Обхватив руками голову Джона, он выгнулся навстречу нарастающему удовольствию. Джон принимал всё глубже и глубже в свой рот член Шерлока, когда сам Холмс, прикрывая одной рукой своё лицо, второй сжимал волосы напарника. Возбуждение было так велико, а прикосновения Джона к его члену были такими нежными, такими приятными, что, казалось, его тело охвачено не столько гневом и обидой, сколько легким эротическим помешательством, желанием, похожим на сон, при котором не думаешь о реальности, но продолжаешь двигаться по собственному сценарию. Постепенно Джон начал задавать темп, и дыхание Шерлока стало учащаться – вероятно, он просто не представлял себе, насколько оно может быть сильным.  Секунды текли одна за другой, Шерлок уже почти не помнил, кто он и где он, и почему он злился на Джона. При этом Шерлок испытывал блаженство: его пальцы крепко сжимали волосы Джона, голова была запрокинута, и лицо блестело от выступившего пота, словно покрытое слоем белой глины. Это было прекрасно. Настоящая ласка. И никакой другой мужчина не мог дать ему столько. Джон был божественно хорош и так же божественно было счастье, которое он испытывал. Последний раз толкнувшись бёдрами, Шерлок кончил. Джон посмотрел на него, тяжело дышащего, по-прежнему сжимающего его волосы, дрожащего, и его губы распахнулись в ухмылке. На губах и языке блестели капельки спермы. Он облизнулся, поднялся выше и прошептал Шерлоку на ухо: - Так я прощён?