Между нами горизонты
август 1997 года, Самарская область, районная больница №3. — Тонь, скажешь что-нибудь? — просила Людмила, поднимаясь с кушетки и одергивая кофту. Проводившая осмотр Антонина, врач-гинеколог, выглядела очень напряженной. За все время осмотра она ни слова не сказала Люде, лишь хмурилась. С Тоней их связывала крепкая дружба, длиною больше двадцати пяти лет. Вместе они учились в медицинском училище и выпускались, вместе работали в городской поликлинике: Тоня — акушером-гинекологом, а сама Людмила — рядовой медсестрой. И теперь, придя на осмотр к подруге, Люда оказалась не в привычной ей роли врача, а наоборот — теперь она сама была пациентом. И всегда улыбчивая, неумолкающая Антонина вмиг переменилась в лице, стоило Людмиле заговорить о подозрениях, которые привели ее к Тоне в обеденный перерыв: не на чашку чая, как это бывало прежде, а для серьезного разговора. — Что сказать, Люд? Думаю, ты и сама все прекрасно знаешь, — заметила Антонина. Поправив очки, женщина уселась за рабочий стол, доставая из стопки медицинских документов карточку Людмилы. Говорила она профессиональным тоном, с нотками холода. — Думаю, срок пока небольшой, недели три-четыре. Через месяц сможем поставить тебя на учёт, сделаем УЗИ, — она замолчала на несколько секунд, прежде чем добавить: — Если вы с Олегом, конечно, решите оставить ребёнка. Последняя произнесенная фраза звучала непривычно сухо. Людмила, уже закончившая поправлять одежду, присела на рядом стоящий стул, внимательно и чуть обеспокоенно смотря на подругу. — Что ты имеешь в виду? — спросила она с тревогой в голосе. Это намёк на её уже далеко не молодой возраст и предостережение о трудных родах? Никогда прежде Тоня не вела себя подобным образом и не говорила ей такого, и от этих слов на душе Людмилы стало неспокойно. — Не знаю, Люд, — Антонина отвлеклась от заполнения ее медицинской карты. — живя мы в стабильности, как раньше, я и слова бы тебе не сказала, только поздравила и пожелала бы легких родов. — она нахмурилась и поджала губы. — Но теперь, в этой разрухе, как вы будите поднимать ещё одного ребёнка? Сами едва концы с концами сводите, и Сашку ещё вырастить нужно. К сожалению, это была суровая правда о мраке, царившем теперь в России. Разрушение привычного ещё недавно уклада, крушение советской империи и зарождение нового государства, повсеместный дефицит с пустыми полками в магазинах и надеждами на светлое будущее. Но какое значение имеет все это, если речь идёт о том желанном счастье, о котором они с мужем столько лет мечтали? Сколько молитв было произнесено ими после рождения дочерей и первого сына? И сколько веры было вложено в эти слова в надежде на то, что Господь услышит и пошлёт им пятого ангелочка, выстраданного и такого желанного. И теперь, спустя почти двенадцать лет — разве это не то самое Божье благословение, о котором они с Олегом столько молились? — Мы всегда справлялись, справимся и теперь. — с уверенностью произнесла Людмила. Пускай воспитывать четверых детей на скромные зарплаты кладбищенского смотрителя и рядовой медсестры было тяжело, и временами опускались руки, у них с мужем получилось поднять на ноги и воспитать прекрасных дочерей: Веронику, Светлану и Наталью. И был любимый сын Саша, чье появление на свет они ждали больше всего. — Кто вам поможет? — спросила Антонина и посмотрела на подругу грустным взглядом. — Мать твоя, Валентина, царство ей небесное, раньше была вашей опорой и поддержкой, а теперь как? Я ведь не со зла говорю, пойми меня правильно, — грустно произнесла она, снимая очки и устало протирая глаза. — Неужели тебе не страшно приводить в этот разрушенный мир новую жизнь? Страшно, конечно страшно. Людмила солгала бы, ответив иначе. Никто ведь не застрахован от жизненных трудностей и проблем, которые нежданно-негаданно могут постучать в дом любой среднестатистической семьи. Но вера в Господа, любовь к Нему, живое общение с Ним, благодарность Ему за всё, что Он посылает, наполняют жизнь смыслом, духовно наставляют и дают внутренние силы. Верующий человек или тот, кто находится в поисках веры — проживает жизнь со смыслом, с пониманием своего места в этом мире.***
Одиннадцатилетний Саша сидел за кухонным столом перед раскрытым блокнотом, усердно что-то записывая и делая редкие наброски карандашом. Время от времени он отрывался от своих заметок и наблюдал за матерью. Та топталась на узеньком пространстве их кухоньки, не зная, чем занять руки: все домашние дела были переделаны, на ужин было приготовлено картофельное пюре с тушёнкой, к чаю — испечена шарлотка. Нервозного состояния матери Саша, казалось, не замечал. Вместо этого он был полностью сосредоточен на своём уже порядком разрисованном блокноте, и старательно что-то черкал. Глядя на сына, Людмила лишь качала головой и молчаливо возводила глаза к потолку. К странностям в поведении своего младшего сына она уже привыкла и смирилась с этим, пускай и с большим трудом. Вечером того же дня новость о долгожданном пятом ребёнке встретила Олега Григорьевича, отца семейства, буквально в дверях. Это неожиданное известие было принято мужчиной со всей серьезностью: вначале, услышав про поход к Антонине и осмотр, он нахмурился и обеспокоенно поглядел на супругу; а затем, узнав о той самой причине и о предполагаемом сроке плода, выдохнул «Слава тебе, Господи!» и крепко обнял жену. Саша оторвался от своих записей и осторожно выглянул из-за угла, внимательно наблюдая за редким проявлением такой открытости в поведении родителей. Он заметил что-то странное в энергетическом поле матери еще некоторое время назад. Исходящая от неё аура виделась Саше тёмно-сероватым оттенком с проблесками синих нитей, плотным клубком оплетающих её голову и сердце. Но с недавних пор, стоило Саше взглянуть на мать, он ясно замечал некоторые странности в её духовной оболочке: едва уловимые отблески зеленого цвета, переливающиеся сверкающим изумрудным, которые клубились у матери в передней части живота. Тогда Саша списал эту странность на очередную загадку, что преподносила ему Вселенная по мере взросления. Большинство этих тайн и загадок все еще остались неразгаданными, но попытаться разгадать хотя бы одну из них Саша может. Вернее, уже смог. И разгадка эта оказалась вполне простой — мама ждала еще одного ребенка. Глядя на то, как коричневатая аура отца сливается с серовато-синей энергетической оболочкой матери, Саша испытывал смешанные чувства. Стало ясно, какие мысли и переживания терзали маму все эти дни, но вместе с этим появилось еще больше вопросов. Он рассеяно моргнул, словно сбрасывая пелену с глаз, и снова перевёл взгляд на область вокруг материнского живота. Склонив голову, Саша внимательно вглядывался в переплетение зелено-изумрудных нитей. «Аура беременных перемешивается с энергетической оболочкой плода, отчего аура ребенка приобретает зелёный оттенок с проблесками изумрудного», — тем же вечером записал Саша аккуратным почерком в блокнот. Цветовое значение человеческих аур имело для него свое, особое значение. Пока другие люди не замечали этих удивительных сочетаний, Саша соотносил качества и особенности характеров с конкретными цветами. Так синий цвет был духовным и означал повышенную озабоченность религиозными убеждениями. С точки зрения Саши, этот цвет как нельзя точно описывал мировоззрение матери и ее взгляды на жизнь, а серебряные проблески, означавшие ограниченность кругозора, появлялись в моменты странных материнских речей о Боге, еще больше подтверждали это. Людмила с завидным упрямством старалась приобщить своих детей к церкви и привить им любовь к Всевышнему. Сколько Саша себя помнил, с самого раннего его детства мама испробовала все возможные методы: наизусть зачитывала ему стихи из Библии, заставляла ходить на воскресные службы и рассказывала библейские сюжеты вместо сказок на ночь. Ту же схему Людмила пробовала и прежде, со своими дочерьми, в надежде на прививание тем истинных духовных ценностей. Ни сам Саша, ни его старшие сестры так и не прониклись всеми этими речами и божественными заветами, что очень огорчало их мать. Еще с детства Саша начал понимать, что жизнь и смерть устроены вовсе не так, как ему рассказывали. Так слова матери о вознесении человеческой души на небеса после смерти не укладывались в голове у маленького Саши, который, молчаливо слушая подобные монологи на похоронах какого-то дальнего родственника, бросал любопытные взгляды в сторону свежей могилы и памятника. Он ясно видел перед собою душу ушедшего из жизни, и, похоже, был единственным в своей семье, кто мог видеть мертвых. Но тогда объяснить матери и другим взрослым свое виденье мира не представлялось невозможным. Да и кто всерьез воспримет слова пятилетнего ребенка о том, что прямо сейчас он видит перед собой покойника? Поэтому до поры до времени Саша просто молчал, пока не вырос настолько, чтобы ясно дать понять — он видит и знает больше, чем другие, а их взгляды ему чужды.***
Если не вписываешься в навязанные обществом рамки поведения – ты автоматически становишься изгоем. Так было, так есть и так будет всегда. Отношения со сверстниками складывались у Саши не просто, вернее – не складывались вообще. С первого класса другие дети всячески сторонились его, между собой называя «чудиком». А все из-за того, что он мог подолгу смотреть в одну точку и при этом молчать, а затем вдруг выдать что-то странное, непонятное и временами пугающее. Именно поэтому взрослые, наслушавшись от своих детей подобных рассказов, запрещали им общаться с Сашей. Вначале это задевало: Саша никак не мог понять, что плохого он сделал другим детям, и почему те отказывались не то, что дружить, даже просто разговаривать с ним? Самое обидное, что так ведь было не всегда. Так в детском саду у Саши не было никаких проблем в общении с другими детьми. Тогда ни о каких странностях еще и речи не было, Саша рос обычным ребенком и практически ничем не отличался от других детей, кроме чрезмерного рвения к свободе. В силу детской неусидчивости он вечно умудрялся найти приключения везде и всюду, был местной заводилой среди детсадовцев, часто склоняя других детей на разные авантюры. Много раз мать срывали с работы тревожные звонки воспитательницы «Людмила Алексеевна, Саша опять пропал», потому что не по годам умный пятилетка снова перелез через прутья забора или тайком открыл калитку. В одиночку или прихватив с собой кого-то из других детей за компанию, Саша убегал в соседние дворы, парки или вообще уходил домой. Пропускал мимо ушей нравоучения взрослых о том, что так делать нельзя и нужно соблюдать определенные правила, и вместе с этим он никак не мог понять, почему нельзя просто делать то, что хочется? Почему он обязан слушаться других и делать то, что не нравится? Найти ответы на все эти вопросы Саша смог еще не скоро.