***
А Лютик шёл и маскировал потоком слов не только то, что его запоздало накрыло страхом. Ему было стыдно, что он ничего не знал о здешних эльфах. Мог бы и поинтересоваться положением одной из крупнейших разумных рас Континента! Просто в позапрошлом году, когда его сокурсники изучали эту часть истории столетней давности, Лютику было не до того. Он прогуливал лекции, вот и выдал Геральту сегодня утром ту ахинею про эльфийские золотые дворцы, о коих слышал сказки от кормилицы ещё в раннем детстве. И назад не заберёшь! А всё Челита виновата! Взбалмошная красавица сначала очаровала, а наигравшись, вскоре бросила молодого поэта, и как Лютик ни старался, сколько серенад ей ни посвящал, как за ней ни бегал, забыв о занятиях в университете, возвращаться она к нему не собиралась. В один из дней он отчаялся окончательно, решил, что сердце его разбито навсегда, жизнь кончена, записал и оставил на своей одинокой постели идеальное предсмертное стихотворение и попытался напиться до смерти. В кабаке его и подобрал брат вероломной красавицы. Был он не менее красив, но мужской красотою. Напились они в ту ночь вместе, а там и стали ближе постепенно. Предсмертное стихотворение отправилось в камин, подальше от глаз нового друга. От него-то Лютик и узнал, что мужская любовь может быть не менее нежной и страстной, чем женская. И расставание с ним произошло мирно и полюбовно. Лютик оценил это достоинство много позже — вот бы все так умели! Обнаружив, что немного задумался и отстал, Лютик повесил лютню на плечо и пробежал несколько шагов, чтобы догнать ведьмака. Геральт ехал верхом и выглядел спокойным. Лютик сообразил, что до сих пор не поблагодарил своего спутника за то, что тот уболтал короля эльфов смягчиться. — Должен признать, — начал он, — ты выступил великолепно. Очень грамотно порвал им все шаблоны. Что это было? Обратная психология? Я поражён. — И Лютик прохрипел с театральным гротеском, передразнивая голос Геральта: — «Убейте меня. Я готов». Ведьмак обернулся и смерил попутчика взглядом. Ну что за язык без костей! Начал-то бард за здравие, но почти сразу сбился на ироничный тон. Уж лучше б не начинал вовсе. С лица Лютика сползла улыбочка. Он дождался, пока ведьмак отвернётся, перешёл на свой нормальный тембр и на всякий случай отметил успех Геральта прямым текстом: — В итоге что? Мы живы и на свободе. Правда, все монеты достались этим эльфам. Временно истощив свои восхваления невероятному эльфскому инструменту, Лютик теперь пытался вызвать у Геральта желание обсудить само приключение. Раз комплименты в этом не помогали, он попробовал посочувствовать утрате гонорара. Но Геральт не согласился: — Лютня Филавандреля уже не так хороша для тебя? — не пряча сарказма, спросил он. Ну ничего, Лютик и к этому угрюмому ведьмаку найдёт подход. Со временем. Он трепетно дотронулся до грифа у своего бедра. — Да, она горячая штучка. Нет, ну я даже уважаю Филавандреля. Он пережил одну великую чистку. Может пережить и вторую. Родится заново. Ведьмак не ответил. От этого у Лютика возникло впечатление, что он опять сморозил какую-то глупость. Хотя о втором рождении он говорил образно. Чтобы замять неловкость перед Геральтом и самому отвлечься, он попробовал прикинуть, как будут сочиняться строчки для новой баллады. — Свершит ли король, что просит ведьмак? — задумчиво вывел он и примолк на мгновение, потому что продолжение не шло. — Повернёт ли история вспять свой башмак?.. Да нет, срань какая-то. Лютик не расстроился, он знал, что сто́ит ему немного распеться, и слова потекут сами. Если повезёт с вдохновением. А как раз сейчас, когда он остро чувствовал так много хорошего!.. И счастье быть живым, и благодарность ведьмаку за это, и удовольствие видеть его красивый профиль… Лютик всей своей юной душой верил, что их встреча не случайна! Вдруг Геральт обернулся и сказал: — Здесь, бард, наши пути расходятся. Навсегда. Лютик чуть не подавился. Только теперь он обратил внимание, что они дошли до развилки. Значит, Геральт хочет повернуть в Нижний Посад, думая, что Лютику надо обратно в Верхний? Чёрта с два! Он решительно взялся за гриф и перетянул лютню со спины к себе. — Я обещал, что заставлю людей смотреть на тебя по-другому, — с обидой воскликнул он. — Дай мне хотя бы шанс! Ну нельзя же быть таким скептиком! Когда его брали на слабо́, вдохновение пёрло из него особенно мощно. Так что он извлёк из лютни первый аккорд, запел и, подыгрывая себе, пошёл вперёд, в сторону Нижнего Посада, вынуждая Геральта последовать за собой. Строчки рождались легко и лились с языка сами собой. Может, не особенно изысканные, зато простые и легко западающие в память. Для широкого успеха как раз то что нужно. Геральт слушал пение Лютика и узнавал барда, можно сказать, с новой стороны. Ведь в кабаке он слышал в его исполнении только скоморошьи куплеты. А настолько лиричную мелодию слышал из его уст впервые. Голос Лютика разворачивался, расцветал, как созревший бутон, распускал, как взлетающая птица, крылья вширь. Здесь, на свободе, его голос поднимался к скалам, которые высились по сторонам дороги, отражался и усиливался ими, приобретая дополнительную глубину и мощь. Звуки лютни как будто поддерживали торжественную и плавную мелодию, как будто нежили её, обрамляя бережными объятьями. В то же время первый куплет показался Геральту забавной и милой самоиронией. Хоть и зачарованный этим голосом, Геральт, непонятно как, но и смысл успевал улавливать. — Как только скромный бард Смог путь украсить свой Ге́ральтом из Ривии, Сложил он песню эту, Прихватив его с собой. Сложно было не улыбнуться. И лишь сейчас Геральт заметил, что заслушался, аж не дышит, а в это время Плотва спокойно идёт за Лютиком, не подозревая, что у хозяина были другие планы. Геральт не стал её останавливать. В следующих строфах Лютик начал излагать только что пережитые ими события, и Геральт с удивлением понял, что бард сочиняет на ходу, да ещё в рифму. Никогда он не верил, что это возможно, хотя, казалось бы, исходил за свою жизнь весь Континент вдоль и поперёк и каких только музыкантов не слыхал. И вот, пожалуйста — видит собственными глазами, верней, слышит собственными ушами. Не мог Лютик придумать строки этой песни заранее! Когда бы? Он же, с тех пор как их отпустили, не затыкался ни на минуту всю дорогу. Вот тебе и певун из захолустья! — Но Белый Волк подрался Со лжеязыким дьяволом, И с преданными эльфами, Что у копыт всей армией Разнузданно гуляли. Они меня настигли С изысканным обманом, Разбили мою лютню И дали по зубам. А дьявол злой рогами Нас в нежный фарш месил, И тут ведьмак как взвоет: «Ты не заставишь блеять И не лишишь нас сил!» Казалось бы, Лютик упоминал в своей песне сегодняшних знакомцев — рогатого чёрта, эльфов. Да и некоторые события имели место, например, драка с сильваном, избиение пленников, гибель лютни певца. Но общий смысл в устах Лютика вдруг кардинально исказился, песня лгала, представляя эльфов и их чёрта как коварных гнусных врагов. — Не так всё было, — перебил его Геральт. Не ожидал такого от Лютика и настолько удивился, что не успел поймать себя за язык. — Я думал, ты их зауважал, — попытался оправдать он свою грубость. Лютик остановился, перестал играть и обернулся к нему. Ведьмак тоже натянул поводья, чтобы остановиться. — Уважением легенду не создашь, — уверенно заявил бард, весь из себя профессионал, знаток людских вкусов, специалист по успеху у публики. Со ссадиной на лбу и пустым брюхом. Не дожидаясь Геральта, Лютик двинулся дальше и просто запел припев. Невозможно было не петь, пока грудь переполняло, пока чудо творения было подвластно ему. Лютик был уверен, что песня скажет больше, чем все объяснения в мире. Что Геральт сейчас сам поймёт, что он имел в виду, заявляя, что может создать легенду. Геральт задумчиво глядел ему в спину, не спеша трогаться. Как же он был хорош, этот бард! Стройный, высокий, в своём запылившемся, но всё ещё лазоревом дублете, с лютней наперевес и с нерушимой уверенностью, что его мастерство всесильно. Надо, надо было решать. В этот момент Геральт ещё мог свернуть на другую дорогу, мог один отправиться в Верхний Посад и найти новые заказы как собирался. Нет, уже не мог. Он оглядел горы вокруг, как бы призывая их в свидетели, что у него нет выбора. Голос Лютика снова поднимался ввысь, легко качаясь на кудрявых волнах звуков лютни, манил, звал за собой. Геральт обречённо вздохнул. Болезненно изогнув брови, он спросил сам себя, что он делает. В голове не возникло ни одной мысли на этот счёт. Только и оставалось, что усмехнуться, отпустить долгое «хм-м-м» в свой адрес и тронуть лошадь вслед за безмятежно удаляющимся бардом. А песня всё набирала силу, музыка становилась всё эпичней. — Грош метни ведьмаку ты Из щедрой долины, Из щедрой долины! Грош метни ведьмаку ты Из щедрой долины. О-о-о! Лютик так свободно обращался со словами, небрежно расставляя их в нелепом порядке! Слово, которое напрашивалось, он внезапно заменял каким-нибудь созвучным, но абсурдным. И кто-то посчитал бы это неумелым или глупым, но на взгляд Геральта получалось дерзко и поэтому цепляло. Одно только слово «метни»! Метнуть можно жребий, а тут слово было не к месту, но звенело отчаянным весельем. — И на краю земли Он рубит орды злые, Чтоб вас не донимали, И чтоб вы не грустили. Шалтай-болтаю-эльфу Велел он убираться, На стенах по горам сидеть И к нам не возвращаться. Он изничтожил хмарь, Взяв на грудь удар, Последний он герой, Друг рода людского, Так дай ему отдых И всего остального. Эпическая сила! Борец наш победил, Повержен им злодей, Так эль ему налей! Грош метни ведьмаку ты Из щедрой долины, Из щедрой долины! Грош метни ведьмаку ты Из щедрой долины, Ведь он твой защитник. О-о-о! Пусть эта баллада была посмешищем среди всех баллад, а может, высмеивала все баллады, вместе взятые, но ведьмак, о котором пел Лютик, действительно представал благородным и самоотверженным. Для этого Лютик и использовал упрощение, образ героя, окружённого опасными врагами. Чего-чего, а славы Геральт не искал никогда — ни доброй, ни дурной — наоборот, избегал её как только мог. А если избежать не удавалось, имел из-за неё только сложности, поэтому взял за правило по нескольку лет обходить стороной те районы, где стал чем-то известен. Пережидал, когда молва уляжется. Но это исполнение… Несмотря на то, что Лютик шёл впереди и не оглядывался, Геральт в самом голосе его слышал помимо свойственного барду восхищения перед отважным ведьмаком неприкрытую… нежность? А как ещё назвать такой местами затихающий тон вкупе с полуулыбкой? «На краю земли Он рубит орды злые...» Невыносимо. Этот удивительный голос пробирался Геральту прямо под рубашку и заставлял сердце биться громче. Потому что Лютик пел это не воображаемой публике, к которой вроде бы обращался с призывом кинуть ведьмаку монетку, нет. Лютик пел ему.***
В тот же вечер Лютик выступил не менее чем в трёх кабаках в Нижнем Посаде, переходя из одного в другой. Геральт, пока объезжал перекрёстки и площади в поисках объявлений, слышал голос барда, доносящийся из заведений то здесь, то там. Объявления о работе для него нашлись. Видно, и сюда потянулся народ с деньгами после ярмарки. Но чтобы заработать, нужно было ехать в маленькие селения, лежащие в окру́ге. Геральта пустили ночевать в хлев, с коровой и поросятами в загородке, на наваленную в углу солому. Хозяин этого постоялого двора помнил Геральта с прошлых лет, но в долг комнату не дал — высокий сезон. Да и на сеновале у него все места оказались уже заняты. Темнело. Ведьмак почистил Плотву, сам умылся из колодца и лёг на отведённое место. Но на голодный желудок сон не шёл. — Геральт! — в низенькую дверь, наклонив голову, заглянул Лютик. — Ты чего исчез? Я с ног сбился тебя искать! — Чего тебе? — проворчал ведьмак, приоткрыв один глаз, но снова притворяясь, что дремлет. Он бы обрадовался, правда бы обрадовался! Он и ощутил радость в первое мгновение. Но сейчас они были слишком в разных положениях. Лютик зашёл, перешагнув порог, но не смог выпрямиться и сказал, жестикулируя одной рукой, а второй держась за притолоку: — Мне пришлось обойти половину здешних заведений, опрашивая, не видел ли кто тебя. Послушай, я уже взял места для ночлега и горячей воды для мытья, и мыло для стирки, пойдём! Чего разлёгся? Накормишь Плотву, сам поешь! — На какие деньги? — недовольно спросил Геральт и сел. — На наши! — С каких пор они наши-то? — буркнул Геральт, выделяя интонацией возмутившее его слово. Всё это было ужасно заманчиво, и поэтому особенно злило, ведь с какой стати? — Ну... — Лютик поразмыслил. — Ну, считай, что это наша новая подружка, лютня, заработала их для нас. Я так хорошо давно не зашибал! Это всё она! Ну давай же, Геральт, подъём! Лютик схватил его за руку и сильно потянул вверх. Это было, как бы это сказать, немного слишком — но сработало. Ведьмак, хочешь-не хочешь, встал, воспользовавшись протянутой рукой барда как опорой, подхватил из угла мечи и отправился с ним, забрав с собой лошадь. Деньги за эти благодеяния он потом барду отдаст.***
Сытый и чистый, Геральт отлично выспался. Что ж, спасибо лютне. И завтракали они с Лютиком по-королевски, впрок. — Ты теперь куда? — серьёзно спросил Лютик, сидевший напротив, бросив на ведьмака короткий взгляд, и снова склонился над тарелкой. — Сделаю большой круг по Долине, есть несколько заказов. А ты в Посаде останешься? — Геральт спросил это, чтобы позже найти парня и отдать долг. — Нет, конечно, я с тобой, — как что-то само собой ясное сообщил тот. — Везде свадьбы, такой нынче в Долине сезон. Сейчас я в любой деревне найду чем заняться, так что мне-то всё равно, какой маршрут избрать. А так я ещё и о твоих приключениях буду узнавать не понаслышке! Из первых рук! — И он как-то по-особенному взглянул на руки Геральта, но тут же поднял глаза и широко улыбнулся. — Не хватило тебе приключений? — Геральт поднял бровь и тоже слегка усмехнулся. — Ну, я не в убытке. — Тут Лютик опустил руку и погладил бок лютни, лежащей рядом с ним на скамье. — Я вообще везучий. Тебя вот встретил. Фраза повисла в воздухе. Геральт не нашёлся, что ответить на это, и взял в руки кружку, чтоб отпить. — Значит, договорились, — заключил бард, разбивая тягостную тишину, и тоже взялся за кружку. — Доедим — и выдвигаемcя, — сказал он, — Куда сначала? Погода отличная, и я уже предвкушаю эти увлекательные деньки, ты только представь, Геральт: твои ежедневные подвиги, мои прекрасные, ещё не написанные баллады!.. Дальше можно было не слушать. Но Геральт слушал. И лениво ел. Если и были в его жизни хорошие минуты, то почему их не прожить, никуда не спеша. Наконец, они отвалились от стола и стали подниматься. Геральт, встав, накинул куртку. А Лютик по привычке распихал по карманам остатки пирога. — Спасибо тебе, — тихо сказал Геральт, имея в виду ночлег и пищу. — Слушай, Геральт, ты помнишь вообще, как меня зовут? — лихо и непосредственно выпалил бард, шаря глазами по столу и трогая края мисок в поисках чего бы ещё забрать. — Спасибо, Лютик, — старательно выговорил Геральт, глядя на него в упор. Сказал это, не медля, почти перебив, пока бард не начал с той же непосредственностью напоминать Геральту своё имя.