Ночь перед рассветом

*** Первые лучи рассвета разрезали ночную тьму, освещая далёкие горы в преддверии нового дня, что принесет с собой силы для новых свершений. Но для него уже ничто не будет как прежде. В руках он несёт тяжёлый груз, крепко прижимая к себе. Он идёт по мосту, где закончилось сражение. Битва за город Свободы, что длилась почти всю ночь. Им невероятно повезло, что они вовремя заметили приближающуюся армию врага. Гражданских было велено эвакуировать в собор, с ними были отправлены и самые юные обладатели Глаз Бога — Рыцарь Искорка и бармен "Кошкиного хвоста", детям нечего делать на поле боя. Для многих это сражение стало решающим, в том числе и для него. Если бы только он не замешкался, если бы только он был быстрее и внимательнее, то он бы не бросился к нему, закрывая собой от смертельного удара Вестника Бездны. Появление на поле боя такого сильного противника было для всех полнейшей неожиданностью. Маги Бездны словно воодушевились: их дикие песни зазвучали ещё громче, казалось отовсюду слышался их искаженный смех. Хиличурлы стали биться ещё яростнее и быстрее, оттесняя растерянных мондштадтцев к воротам. Вскоре рыцари пришли в себя и вновь ринулись в бой, помогая носителям Глаз Богов. Но не он. Он застыл, словно в замедленной съёмке наблюдая, как клинок пронзил тело возлюбленного. Но и Вестник не уцелел: успевший до этого замахнуться, он с силой опустил меч, отсекая ублюдку руку. Враг взвыл точно зверь, оглушая поле боя своим полным боли воплем, прежде чем скрыться в клубах дыма, исходящего от портала, оставив на последок руку вместе с клинком в груди его любимого. С широко распахнутыми глазами он смотрел на торчащее из живота лезвие. Сглотнув, раненный мужчина поднял взгляд на него и, покачнувшись, начал опадать на землю. Он ринулся вперёд, ловя брата на руки, и прижал к себе, опускаясь на холодную мостовую. С отвращением взглянув на отрубленную руку, сжимающую рукоять клинка, он отбросил её куда подальше, вновь заглядывая в лицо любимого. Болезненно поморщившись, он тяжело дышал на его руках. Медленно открыв глаза, мужчина перевёл взгляд на родное лицо, медленно положил дрожащую, скованную в перчатку ладонь на щеку брата (тут же он накрыл её своей), и нежно улыбнулся: — Успел... Рад, что ты остался жив... Прости, что оставляю тебя одного... — слабо прохрипел он. — Нет! Нет, нет, нет, даже не смей так говорить! Ты выживешь, обязательно выживешь! Я отнесу тебя к Барбаре, она мигом поставит тебя на ноги! Но не смей, слышишь меня?! НЕ СМЕЙ УХОДИТЬ!!! Вдруг раненный в его руках резко дернулся и машинально прикрыл рот ладонью. Всё его тело сотрясалось от хриплого, надрывного кашля. Когда же приступ отступил и он убрал руку, мужчина с ужасом наблюдал за алой кровью на приоткрытых губах любимого. Одна из капель сорвалась с уголка губ и стекла по шее, затерявшись в вороте рубашки. Словно не слыша слов брата, он из последних сил продолжал что-то едва слышно хрипеть. Мужчина наклонился ближе, но расслышал только: "... снова... прости меня... я... люблю... тебя..." Сделав вдох, он изогнул губы в слабой улыбке, в последний раз мазнув взглядом по любимому лицу, и застыл, замолкнув навсегда. Что было дальше мужчина помнил лишь обрывками: вот он медленно встаёт и разворачивается в сторону до сих пор идущего сражения; вот он призывает своё оружие и с яростным криком бежит в толпу врагов, кромсая их на части, и не обращая внимания на собственные раны; вот он, тяжело дыша, стоит среди разрезанных трупов. Они вновь смогли отстоять город. Рыцари стоят позади него, у некоторых на лицах читается недоверие. Живы. У кого-то вырывается нервный смех, следом за ним следует ещё несколько смешков. Они живы! Раздается громкий, многоголосый радостный клич. Они победили! Они обнимают друг друга, смеются сквозь слезы. ОНИ ЖИВЫ! Меч со звоном падает из безвольно опустившихся рук на каменный мост. Он медленно оборачивается к радостно вопящей толпе, взгляд скользит по ним, по трупам бывших друзей и врагов, и останавливается на одной точке, находя искомое. С минуту смотрит пустым взглядом на тело того, кого он любил всем сердцем и душой, того, кто не колеблясь защитил его жалкую жизнь ценой своей собственной. Сглотнув, на негнущихся ногах мужчина приближается к телу любимого и падает на колени, склоняется над ним, дрожащими руками крепко прижимая к своей груди. Толпа за его спиной начала стихать. Адреналин, бушующий в их крови, постепенно начал выветриваться, уступая место боли от полученных ран и безумной усталости. Собравшись с силами, воины направляются в сторону города, чтобы унести тяжело раненных товарищей в собор, где о них смогут позаботиться сестры, а также тела их храбрых товарищей. Через несколько дней будут похороны, достойные их решимости и отваги. В нескольких шагах от него кто-то остановился, зовя с собой в город, но мужчина лишь отрицательно покачал головой. Не сейчас. Нерешительно потоптавшись на месте несколько секунд рыцарь уходит вслед за остальными, оставляя его одного. Шаги стихли вдали, лишь мягкий шум волн нарушал тишину ночи. Одного. Верно... Теперь он совсем один. Больше не будет их тихих ночных разговоров. Не будет и их шутливых перепалок, что вызывали на их лицах старательно подавляемые улыбки. Не будет объятий, поцелуев, что пьянили лучше самого дорогого вина, прикосновений мягких пальцев, от которых по телу пробегали мурашки... Больше не будет ни-че-го. Глаза защипало от подступивших слез, сердце в груди болезненно сжалось. Не в силах сдержать терзающих его чувств, он запрокидывает голову и кричит в как смоль чёрное небо, на котором, словно насмехаясь, сияет белоснежная в эту кровавую ночь луна. От этого душераздирающего, полного боли и отчаяния крика, переполошились спящие в лесу звери и птицы, вздрогнули люди, что медленно двигались к собору. Ни один из них не посмел обернуться, лишь скорбно опустив головы, на мгновение они замерли, точно статуи, и продолжили свой путь наверх. Крик оборвался так же внезапно, как и начался. Кашляя и рвано дыша, он сидит с закрытыми глазами, слегка раскачиваясь взад и вперёд. Когда дыхание немного выровнялось, мужчина опускает голову, из-под полуприкрытых глаз смотря на любимого, и одной рукой осторожно убирая с его лба мягкие пряди. Сердце пропустило удар, когда его взгляд остановился на стеклянных, безжизненных глазах. Всего несколько часов назад они сияли, одаривая его теплым взглядом, полным любви и нежности, а теперь... Сглотнув ком в горле, дрожащей рукой он закрывает любимому веки. Теперь со стороны может показаться, что он просто спит. В голове возникает отвратительная в своей правдивой жестокости мысль о том, что уснул его любимый навсегда. Мужчина прижимает тело ещё ближе к себе. Сквозь плотно сжатые зубы раздается тихий скулёж, слёзы бегут по его щекам, падая на пропитавшуюся кровью одежду. На раскрытых ладонях статуи Барбатоса, сидит одинокий бард. Исполняя на своей лире печальную, тоскливую песнь, что медленно лилась над молчаливым городом, он не отрывает взгляда от парящей высоко в небе Селестии. С первыми лучами рассвета мужчина медленно встаёт на дрожащие ноги и, крепче прижав любимого к себе, медленно начинает идти в сторону собора. Поднимаясь по многочисленным лестницам города он не думает ни о чём, на это не хватает сил. Они оставляют его окончательно, когда до заветной цели оставалось совсем немного. Опадая, он уже не видит, как к нему на помощь спешат люди, лишь сильнее прижимает к себе тело брата, перед тем, как реальность ускользает от него, а сознание погружается в спасительную темноту. *** Солнечные лучи освещают спальню на винокурне. Он просыпается, щурит глаза, привыкая к яркому свету, поворачивает голову в бок, взглядом находя спящего любовника. С нежной улыбкой на устах протягивает руку, перебирая в пальцах мягкие локоны, наклоняется ближе, оставляя мягкий поцелуй на нежной коже. Спустя мгновение, с явной неохотой он отстраняется и встаёт с кровати. К его глубочайшему сожалению работа сама себя не сделает. Застёгивая рубашку, он останавливается около окна и задумчиво глядит на виноградники, на уже во всю трудящихся фермеров и рабочих. Со спины прижимаются ближе, талию обвивают крепкие руки, а ухо обдаёт горячим дыханием. — Доброе утро. От хриплого шепота по спине бегут мурашки, мужчина поворачивает голову и с теплой улыбкой смотрит в родное заспанное лицо. Оставляет лёгкий поцелуй на его губах, разворачиваясь к нему полностью. — Доброе утро, — так же тихо шепчет он в ответ. Наслаждаясь этим мгновеньем, они стоят в объятьях друг друга, пока повисшую тишину не нарушает давно ставший родным негромкий бархатный голос возлюбленного. И словно в насмешку, произнесенные им слова – словно ведро ледяной воды на голову. Широко распахнув глаза, мужчина пытается отстраниться и посмотреть в лицо брата, но хватка слишком крепка, он не может сдвинуться ни на миллиметр. В глазах темнеет, чужие слова вновь и вновь раздаются в голове, пока сознание не покидает его. *** "Пора просыпаться, родной... Они волнуются за тебя." *** Мужчина резко садится в кровати, шумно дыша и не понимая, где он находится и что произошло. Ошалевшим взглядом он обводит помещение и уставший мозг узнает в нем больничную палату собора. На кроватях, что расположены вдоль стен, лежат раненные бойцы, рядом с ними сидят их друзья и близкие. Краем сознания он отмечает количество занятых коек. 9. Всего 9. В прошлый было занято гораздо больше... Из размышлений его выдергивает, заставляя невольно вздрогнуть, раздавшийся дикий грохот. Резко обернувшись на звук, он моментально узнает в источнике шума печально известного на весь Мондштадт своим невезением юного искателя приключений. Тот споткнулся о порог и упал, подбрасывая вверх поднос с обедом, что всего секунду назад был у него в руках. Тарелки сделали изящное сальто, и вывалили свое содержимое на несчастную голову, следом за ними на когда-то белоснежную макушку приземлился и поднос, прежде чем с грохотом упасть на пол. Тут же, с одной из коек ему на выручку вскочил подросток, в котором мгновенно был узнан мальчишка из Вольфендома. Грудь его была туго перевязана бинтами, кое-где на них виднелись кровавые пятна. Пока Беннет извинялся за шум и предоставленные неприятности, параллельно судорожно убирая за собой разбитую посуду и пытаясь отправить обратно на кровать своего тяжело раненного из-за него же друга, он порезал руку об один из осколков. Мальчик-волк тут же взял его ладонь в свою, осторожно вытаскивая осколок, и приблизил к своему лицу, слизывая выступившие из раны капельки крови. Лицо парнишки моментально заливается краской, он пытается одёрнуть руку, но двуручник держит крепко, продолжая зализывать рану. На заданный вопрос красного, как варёный рак, и заикающегося искателя приключений о том, что он делает, прозвучал лаконичный и весьма исчерпывающий ответ: "Рэйзор лечит". Не желая смущать юношу ещё больше, мужчина отворачивается и опускает взгляд, лишь сейчас обращая внимание на то, что в его ладони что-то крепко сжато. Приблизив руку к лицу, в предмете он узнает потухший Глаз Бога. Внутри словно что-то обрывается. Рука безвольно падает обратно на одеяло, перед глазами плывет. Сквозь шум в ушах слышится звонкий голос спешащей к нему пастора, заметившей его пробуждение. Казалось, с её появлением печаль уходила прочь, на ее место приходили покой и счастье, вселяясь в сердца жителей Монда. Она — солнечный свет для всего города. Но его сердце к ней глухо... Его солнышко погасло навсегда, оставив его в непроглядной тьме. Он не может даже головы повернуть в её сторону, пустым взглядом смотря на ныне бесполезный дар богов. Девичье щебетание разносится по палате, она что-то втолковывает мужчине, но он не слушает. Не желает ничего слышать. *** Его выписали через несколько дней. От Барбары стало известно, что пробыл он без сознания три дня, за которые, хвала Барбатосу, нового нападения проклятых не произошло. К телу брата его не пустили, Джинн, виновато отводя взгляд, что-то бормотала про похороны. За её плечом, сложив руки на груди, стояла Лиза и кидала на него нечитаемые взгляды. Мужчина отрешённо кивает и выходит из кабинета. Уже на выходе из штаба, ему на плечо опускается чья-то рука. Обернувшись, он видит Лизу. Не говоря ни слова, она подходит ближе и крепко его обнимает за плечи. Тело мужчины словно окаменело. Спустя несколько секунд он осторожно хлопает женщину по спине и отстраняется, тихо благодаря её с вымученной улыбкой. Мужчина выходит из штаба, спиной чувствуя её пристальный взгляд. Вдохнув свежий воздух, он подходит к парапету, окидывая взглядом оживленный город, и размышляет о том, что же ему делать дальше. Рука в перчатке крепко сжимает Глаз Бога, что висит по соседству с его собственным. *** Последующие дни пролетели словно в тумане. На улицах города он показывался как можно реже, не желая ловить на себе чужие полные жалости взгляды. Вместо этого он занимался своими рутинными обязанностями, с головой уходя в документы, разрушал лагеря хиличурлов, что снова подошли слишком близко к городу и вместе со всеми отражал новую атаку проклятых. По словам рыцарей, находившихся в тот день на поле боя, и в красках пересказывавших ту битву, мужчина сражался так, словно не знал, что такое боль и усталость, с яростью дикого зверя кромсая на части своих врагов. Благодаря ему в тот день никто не погиб, а количество раненых было ничтожно мало. Сам же мужчина, услышав один из таких разговоров, молча прошел мимо, думая о том, что никто не заслуживает познать боль от утраты близкого человека. В один из дней он отправился в лавку кузнеца, оставляя тому заказ на оружие. Взяв протянутый чертеж, Вагнер задумался, долго изучая чертеж, после чего кивнул и велел возвращаться через четыре дня. По истечению указанного срока, мужчина вернулся в кузницу, где кузнец едва взглянув на него, молча положил завернутое в тряпки оружие на деревянный стол. Развернув ткань, он судорожно выдыхает, оглаживая остриё кончиками пальцев. Идеальная копия меча, оригинал которого исчез вместе с ним навсегда. Это оружие стало венцом кузнечного мастерства, над которым Вагнер трудился день и ночь, полностью отдаваясь работе и вкладывая в неё свою душу. Бережно взяв в руки непривычное для себя оружие, он крепко прижимает меч. Одинокая слеза стекает по его щеке и мужчина утирает её тыльной стороной ладони, начиная искать в карманах мешок моры. Вагнер жестом останавливает мужчину, говоря, что денег с него он не возьмёт и просит лишь принести на досуге ему ещё руды. Он с изумлением глядит на старого кузнеца, пытаясь вразумить его, но тот лишь отрицательно качает головой. С трудом сглотнув тугой ком в горле, мужчина искренне благодарит мастера, на что тот грустно улыбается ему, желает удачи, и отворачивается, вновь приступая к работе. *** Солнечный свет струился сквозь окна, освещая просторную гостиную, в которой сидя на коленях перед чем-то возился аловолосый мужчина, а из-за плеча за его действиями с любопытством подсматривал его возлюбленный. Тут из причудливого изобретения, что привез Рагнвиндр в одной из своих многочисленных поездок в Фонтейн, заиграла доселе незнакомая Кэйе мелодия. Живая, энергичная, от нее ноги сами пускались в пляс. Рыцарь встал, поправил одежду, и с лукавой улыбкой галантно протянул руку, приглашая винодела на танец. На лице Дилюка на миг промелькнуло удивление, тут же сменяясь лёгкой улыбкой, в миг перетекшей в ухмылку. Обхватив смуглую ладонь своей, он сам вывел его в центр зала, и, поймав темп, закружил рыцаря в незнакомом танце, которому винодел научился на одном из фестивалей в стране Гидро Архонта. Движения оказались не сложными, и вот уже сам Альберих ведёт Рангвиндра, на их лицах сами собой всплывают счастливые улыбки. В голове всплывают воспоминания, как когда-то в юношестве они так же кружились на празднике Ветрянных цветов под веселые песни музыкантов. Дилюк буквально затащил упирающегося и от чего-то нервничающего брата на площадь. Тот постоянно оглядывался то на остальные танцующие пары, то на окружившую их толпу, то на самого Рагнвиндра, всем своим видом показывая, что он не желает здесь находиться и хочет поскорее отсюда уйти. Обхватив лицо названного брата своими ладонями, Дилюк повернул его голову к себе, перехватил бегающий в панике взгляд и мягко улыбнулся. —Смотри только на меня. Медленно кивнув, рыцарь сфокусировал взгляд на лице юноши, начиная двигаться с ним в такт музыки, все смелее и решительнее кружась со счастливо улыбающимся братом среди остальных, но не замечая больше никого. Шаг, и они замирают прижавшись друг к другу. В тот же миг на яркой ноте обрывается мелодия, объявляя конец танца, и только пыль продолжает кружиться в лучах солнечного света, медленно опускаясь на деревянный пол. На их лицах цветут полные нежности улыбки, а в глазах плескалась бесконечная любовь к своему партнеру. Губы винодела накрыли чужие, а руки сами обвили смуглую шею. Он довольно фыркнул, когда смуглые руки легли на талию и притянули ближе. Сейчас каждый из них мечтал лишь о том, чтобы это мгновение длилось вечно. *** Его похоронили рядом со старшим Рагнвиндром. Отец и сын. Как же жестока госпожа судьба. Тихо вздохнув, мужчина медленно подходит к могиле. Стянув перчатки, он садится на корточки, осторожно вытаскивая из сумки небольшой букетик и кладёт перед надгробием. Цветы травы-светяшки слабо освещают нежно голубым светом выгравированное на мраморной плите имя: "Дилюк Рангвиндр" Кэйа снимает повязку, сжимает её в руке, пальцы оглаживают холодный камень. — Здравствуй, мой рассвет. Здравствуй, отец. Он приводит обе плиты в порядок, очищая от листьев и грязи. В его ладони оказываются два бокала, что он ставит перед надгробиями. В один из них льется вино, в другой – виноградный сок. Взяв ещё один бокал в свою ладонь, он наполняет его темной жидкостью. Пригубив напиток, под тихий шёпот деревьев он начинает рассказывать события последних дней. Когда рассказ дошёл до его побега из лазарета, рыцарь словно наяву услышал тяжёлый вздох возлюбленного. Он горько усмехается. — Хах... Ты и представить себе не можешь, как мне так тебя не хватает, Люк... Над головой зашелестели листья, словно что-то отвечая рыцарю. Он безмолвно сидит напротив надгробий, медленно цедя напиток из своего бокала. Меж деревьев показалась кристальная бабочка. На короткий миг она приземлилась на одну из мраморных плит, чтобы после продолжить свой путь. — Я... Я тут принес тебе ещё кое-что. Кэйа достал из ножен, что лежали на земле за его спиной, довольно тяжёлый клеймор и воткнул в землю на небольшом расстоянии позади плиты. Огладив навершие меча, он вновь взглянул на могилу младшего Рагнвиндра. — Мне пора идти, солнце. Прощай, отец. Я ещё обязательно позже к вам загляну. С грустной улыбкой Кэйа встаёт и уходит, на ходу надевая повязку. На последок он оборачивается, мысленно прощаясь, и медленно направляется в сторону мирно пощипывающей траву лошади. *** "Прости, я всегда был эгоистом." *** На краю утеса Звездолова одиноко лежали два Глаза Бога, соприкасаясь золотыми крылышками друг с другом. Но только один из них сиял в свете догорающего заката. Рыцарь знал, что это совсем ненадолго, и вскоре вслед за первым Глазом потускнеет навсегда и второй. Он сделал шаг вперёд, вставая на самый край, когда за спиной послышался шум шагов. Рыцарь не обернулся. — Боюсь, в этот раз ты не остановишь меня, Роззи, – он знал, как монахиню бесило это сокращение, но он не удивился и, может, даже чуточку расстроился, когда она привычно не огрызнулась в ответ. Женщина лишь молча смотрела ему в спину. Она сделала шаг вперёд. – Пожалуйста, стой там, где стоишь. Розария скрипнула зубами, но замерла, сверля спину рыцаря своими глазами. – Спасибо тебе за все, Роззи. Выпей за меня бокальчик-другой Полуденной Смерти, хорошо? – развернувшись полубоком, он усмехнулся ей и вновь отвернулся, устремив взгляд вдаль. Монахиня тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Когда она подняла голову, то кроме нее на утесе больше никого не было. Лишь волны продолжали шуметь где-то далеко внизу. Она крепко стиснула зубы и заметила лежащие на земле дары Архонтов. Один из них был серо-белым, в то время как второй стремительно тускнел. И вот... Монахиня не могла с уверенностью сказать, что это не был обман зрения, что ей не просто показалось, но на короткий миг, длившийся долю секунды, когда мутных стёкол коснулся последний луч заходящего солнца, дары тускло вспыхнули, словно воссоединившись друг с другом спустя столько времени, прежде чем вновь погаснуть навсегда. "...Я иду к тебе, Люк..."