I just want to give up

      Говорят — человеку нужен человек.       Но в какой момент тот самый становится ненужным?       Если бы была возможность вернуться в прошлое и исправить ошибки… Сан бы не вернулся.       Бессмысленно исправлять то, что обречено на конец… или это всё-таки был не конец? Может, это — временная пауза?       Пауза, которая не заканчивается, и только лишь отдаляет.       Сан не помнит отрезок жизни, когда он перестал ждать новой встречи с Уёном. Когда перестал ждать новые сообщения, звонки.       Но всё же — в какой момент времени он решил оставить этого человека в прошлом и продолжить свой путь один?       Это случилось весной или холодной зимой? Возможно — летом? Да, точно, это было летом.       Вероятно, в тот момент, когда они перестали понимать друг друга? Или когда нашли кого-то лучше, чем человек рядом? А нашли ли?       Почему их бесконечные разговоры вдруг перестали быть такими? Почему они перестали нести в себе что-то особенное и важное? С каких пор тишина перестала быть уютной, превратилась в такую неловкую?       В голове Сана слишком много вопросов, ответы на которые он не знает.       Что-то терзает его душу и не даёт покоя.       Уён же был для него всем.       Именно Чон всегда поддерживал его в трудные минуты, выслушивал любой бред и спокойно реагировал на все выходки. Так почему Сан стал избегать самого близкого, когда-то, человека? Почему перестал ждать встречи? Почему искал всяческие отмазки и делал всё, чтобы не пересечься случайно и не поговорить даже жалкие пять минут? Почему?       А что, если он скучает, но не способен перейти какой-то внутренний барьер? Боится чего-то? Ведь, на самом деле, Сан может сделать шаг навстречу Уёну, и тот обязательно его примет, прижмёт к себе максимально близко, поцелует в висок, вопроса ни одного не задаст, как будто и не было этого времени игнора…       Только вот Сан этот самый шаг не делает.       В чём была и есть проблема? Он сам отказывается от Уёна, сам скучает и сам же отталкивает его, держится на какой-то невидимой дистанции, когда тот тянется к нему, пытается вернуть всё, достучаться, но Сан… в непробиваемом панцире, в котором нет ни единой лазейки.       Может, отчасти, это после сегодняшней ситуации? Когда Уён хотел встретиться перед отъездом, поговорить хотя бы пару минут, посмотреть на бывшего близкого человека, хотел спросить «как дома?»…       Ведь Уён всегда был (и остаётся) единственным, кто знал, что происходило у Сана дома. Он единственный переживал все эмоции с ним вместе…       Это же он — тот самый единственный, который прижимал Сана, бьющегося в истерике, к себе, когда тот снова поссорился с родителями. Это же он залечивал все его кровоточившие раны…       Это же он…       Так почему Сан неожиданно замкнулся в себе и закрылся от самого родного? Почему совершенно перестал делиться эмоциями и мыслями?       Сан неожиданно вспоминает, как с год назад, когда были жаркие летние дни и прохладные вечера, они чуть ли не каждый день проводили, сидя во дворе десятого дома и делясь волнующим, откровенным; обнимаясь так крепко, словно боялись, что, отпустив друг друга, исчезнут; целовались настолько нежно, что утопали…       Но в один момент что-то поменялось.       Сан хотел покаяться, хотел признаться, что загнал себя в себя, что сам не понимает — что происходит.       Но всё, что смог сделать, — это ответить на сотни сообщений Уёна:

«Прости»

      А после продолжал игнорить его. И это, как будто само по себе, растянулось на многие дни.       Сан тогда совсем не думал о чувствах Уёна. Отчасти — не мог, отчасти — не особо хотел. Всё, чего он тогда желал — это простейшего понимания: что же с ним случилось? Что вдруг обломилось внутри?       Но он так и не получил ответы.       Через несколько недель Сан всё же вышел на связь, но рассказывать о том, что его беспокоило, не стал. Он и сам бы не объяснил — зачем, но принялся для каждого разговора надевать маску себя прежнего и думал, что всё образуется, наладится.       Впрочем… Этого не произошло.       Не наладилось.       Со временем ответы на сообщения стали укорачиваться, отправлял он их всё реже, а после и вовсе вновь принялся оставлять входящие без малейшего отклика.       Даже на самые простые вопросы Уёна Сан не мог ответить. И он сам не понимал — почему; что же с ним такое происходит; почему не может и слова набрать; почему так резко возникло внутреннее сопротивление и желание выкинуть самого родного человека из своей жизни…       Сан хотел сбежать как можно дальше.       Хотел скрыться.       Хотел отвлечься.       Проблема состояла ещё и в том, что кроме Уёна он ни с кем и не общался.       Таким образом Сан пришёл к мысли, что неплохо было бы напомнить о себе старым знакомым.       И тогда всё стало как-то лучше.       Легче.       Сан не обращал внимания на боль в сердце и продолжал проводить время со старыми школьными приятелями, даже на секунду не вспоминая Уёна.       Не позволяя себе вспомнить.       Но порвать столь крепкую связь, что формировалась не один год, так просто нельзя. Сан понимал это. Кое-как пытался принять.       Изредка, но всё-таки они пересекались. Это случалось или в ближайшем парке, или во дворе десятого дома. Они разговаривали друг с другом, не проходили мимо. Делились мелкими событиями из повседневной жизни и быстро прощались.       Однако… с каждым месяцем таких встреч становилось меньше, а разговоры заканчивались всё быстрее. Чаще тем, что Сан говорил «Нормально» на вопрос от Уёна: «Как дома?»       На самом деле, дома было совсем не нормально, и терпеть подобное получалось только с трудом прикладываемым усилием воли.       Хотелось поддержки.       Хотелось вернуться в те времена. Как и раньше, рассказать Уёну, что он уже совсем не вывозит; что не способен и дальше выносить отношение к себе и бесконечные ссоры; что всё это только из-за бабушки, которую он оставить не может, ведь именно она его вырастила, воспитала, пока родители занимались друг другом, будучи слишком молодыми.       В какой-то момент, оставшись без поддержки, Сан начал испытывать глубочайшую, пожирающую изнутри боль. И обидно было то, что он сам себя загнал в ситуацию, в которой не мог прийти к Уёну, вывалить все свои проблемы, как раньше, поскольку слишком долго игнорировал и отталкивал… Да и сами мысли, что некогда близкий нужен ему лишь для этого, вызывали неприязнь к себе. Хотя и поделать с этим ничего не получалось.       Так и проходили дни — Сан привыкал переживать всё в одиночестве и забывать Уёна. Хотя тот, несмотря на все безжалостные поступки лучшего друга, продолжал добиваться хоть малейшего внимания.       Пока не надоело стучаться в закрытую дверь.       Сан тогда выдохнул облегчённо.       Дышал настолько глубоко, что закашливался.       Впрочем, через три месяца с прекращения попыток, буквально несколько дней назад, Уён всё-таки снова ему написал. Сердце Сана пропустило удар от высветившегося на дисплее имени, пальцы мелко задрожали. Он и сам не понимал, почему так нервничать стал, но всё же быстро ввёл пароль и вошёл в приложение — в тот самый чат, который был когда-то самым дорогим для него (а теперь пустовал). Там светилось лишь одно сообщение:

Я переезжаю к бабушке. Может… у тебя найдётся время попрощаться?

      Сан долго думал над ответом, ведь Уён действительно собирался переехать. Иначе бы не написал. Переехать… в другую страну.       Но никакие рассуждения и самокопания не помогли, Сан по итогу, едва придя в себя, хладнокровно набрал «я не в городе».       В городе.       Просто отмазался.       Просто не захотел этой встречи и искренне обрадовался, что Уён не приехал к нему домой.       Ведь в таком случае сбежать было бы некуда.       А теперь он мог позволить себе сдаться окончательно.