Трип

Ипполит сидит на полу, вороша пальцами волосы на собственной голове и неосознанно втыкает в одну точку: в голове полнейшая бетономешалка. Юноша дышит, хотя кажется, что вот-вот легкие его просто откажут и воздух из тела вылетит обратно в атмосферу, разлетится брызгами по черепу мозг; кровь вытечёт на пол; слезы из глаз капают прямо на колени: мерзкое ощущение. Ипполит улыбается уголком губ цинично так, хотя со стороны выглядит это пугающе, как-будто у парня инсульт, но вокруг нет никого, кто бы заметил и забил бы тревогу, а значит плевать, как и что выглядит, пока есть экстази жизнь будет заебись, не так ли? Ипполит доходит до столика рабочего медленно, ноги кажется не хотят двигаться, да и вообще юноше хочется лечь на пол, по нему растечься бесформенной массой и погрузится в истинный трип: медленно Ипполит переводит усталый взгляд на руку: блядство, вытащить из нее шприц забыл, с какой-то белой жижей внутри: объебанный мозг не может вспомнить, какая дрянь там намешана, да это уже и не важно: с этой ранки по руке течёт кровь, но Поле кажется, что она не ярко-алая, а белая, как зачастившие появляться на его столе, стуле, в школе, на заброшках дорожки из мефедрона. Ипполит шприц из руки выдергивает, бросает на пол: похуй, что друзья к нему сегодня должны прийти, брат скоро вернется, не увидит, а если увидит, так Ипполит свалит через окно к Бестужеву-Рюмину, переконтуется у него, но придется на ночь забыть о наркоте. Жаль. Поля встает у стола, на стул руками облокачивается, чертыхаясь, когда с руки кровь капает на ковер, и стирает ее пальцами, оставляя на коже разводы грязно-красные: галлюцинации от экстази прошли? Интересно. Осталось вспомнить, зачем к столу шел, да хотя похую. Поля обратно на пол садится, хотя сказать вернее оседает резко, ударяясь толи рукой, толи плечом об угол стола: экстази заглушает боль, поэтому сейчас похуй, но кажется хочется ебаться: последствия долгого употребления разной хуеты. Поля опирается головой на ножку стола, сдерживать рвотные позывы становится сложнее, но приходится, и так уже перепачкал здесь все, не хватало еще чтобы брат увидел, или похуй? Увидит или нет. А разница есть? Ипполит бьется головой об ножку стола: в голове пустота, бетономешалка, хуйня, экстази. Объебанный мозг растекается по черепной коробке, кости плавятся, нахуй все, нужно въебать еще дозу, еще глоток воды, еще одну затяжку вейпа, только бы не падать дальше вниз, не заканчивать кайф, не сейчас, не здесь. Поля не замечает, как берет телефон в руки, лишь на время приходит в сознание когда пальцы уже зависают над кнопкой отправить. А че написал? Хуй знает, надо хоть вчитаться ради приличия, хотя можно после трипа заявить бодрым голосом: меня опять взломали; и получатель забьет хуй. Хочется ебать, ебаться, быть выебанным. Или обниматься? Брови Ипполита смещаются к переносице, буквы в глазах текут, как сам он вчера еще от вида друзей своих: Миши Щепилло и Стаса. Хорошо, что вчера Поля был трезвым и не предложил по приколу Мише вдуть колесо, иначе Миша точно бы понял; Стас бы взглядом своим суровым посмотрел и заметил бы наверняка на руках синяки от шприцов, которые вены Ипполита не покидают: нахуй это не нужно, а пока Ипполит в трипе ему похуй, ему только Миша нужен, и Стас. Жаль, что вдуть с ним колесо они не согласятся. Хорошая бы получилась переспектива. Ипполит трясет головой: он снова отвлекся от того, что хотел сделать, потому что под наркотой голову распирает, мыслей поток хочется вытошнить из себя, чтобы не давило в груди. Надо сходить за тетрадкой к столу. Хотя нет, пожалуй сейчас с пола уже не встать. Ипполит обхватывает ножку стола руками: глаза снова бегут по написанной давно строчке: Миш, приезжай, люблю тебя. Пальцы медленно стирают сообщение, а телефон улетает на кровать, или куда-то в бок. Трещит стекло. Наверное на нем будет новая трещина. Ну ничего: Сереже скажет, что в универе отпиздили, как собаку, телефон выбили из рук и оттаскали за волосы. Хотя такое не редкость. Ипполит снова бьется головой об ножку стола. Нужно прийти в себя. Нужно трезветь. Скоро брат придет, он пизды даст за такое. А экстази так быстро не вывести. Нахуя он согласился сегодня на подгон от Сашки? Да ладно, похуй. Сашка — наркоман со стажем, как сам он говорил, а хотя на руках у Мозалевского не одной раны: может пиздит? Раньше Ипполит даже не задумывался об этом. Но тогда откуда он наркоту берет? Хотя похуй. Ипполит смеется. Встать на ноги тяжело, мир перед глазами плывет. Мушки, черные точки, черно-белый фильтр на всем. Обморок. Сознание. Обморок. Сука, от всего тошнит. Ипполит встает, медленно, шатается, но выходит из дома, держась за стену, на каждой из которой остается кровавый след или это галлюцинации? Тут уж хуй разберешь. Ладно: Миша приедет, посмотрит. Спросит: значит реально кровь не остановилась; не спросит: значит у Ипполита едет крыша. Давно поехала. Сашка говорил: нельзя скакать с мета на экстази, хотя хуй поймешь что тяжелее. От мета Полю вырубало, а на утро сушняк, тошнота и рвота: организм сам себя очищает, хотя не понятно от чего, он у Поли уже весь кажется разъебан в край. От экстази такая хуйня: перед глазами радуга, пони на облаке летит на него, Ипполит жмурится: а нет, пролетает мимо. Парень выдыхает, хватается за голову руками. Снова обморок или просто перед глазами темно: не разберешь. Сердце замедляется, вот вот и совсем остановится, да и ладно, теперь не страшно. Ипполит достает вейп из кармана, затягивается с характерным шипением прибора, и выдыхает дым на улицу: дышать становится легче, тошнота отходит. Правду говорят никотин лечит. Может оно так работает потому, что Поля недавно начал? Ипполит заходит обратно в дом: еще одна затяжка, и вместо радуги перед глазами четкая картинка мира. Неужели экстази оказалось такое слабое? Право, не ехали бы Стас с Мишей к нему, Ипполит бы еще одну таблетку принял, вынюхал бы еще дорожку мефа, или че там в закладке, которую он нашел у универа. Потом порошечек в водичку, а шприц в вену. Замкнутый круг. Поля кладет вейп в карман штанов: ах да, они на нем были, нихуя себе. Ну заебись: не придется соседей успокаивать, как в прошлый раз, когда под метом юноша выскочил в мороз на улицу в одних боксерах. Хорошо не замерз. Кто-то его затащил домой, уже и не вспомнить даже, может и Саша, а может и брат, хотя брат бы пытать стал, а Ипполит того не помнит. Значит Саша. Интересно, а в трипе они с ним ебались? Ипполит бы не удивился, если бы Мозалевский ему сказал, что да. От себя Муравьев-Апостол ахуевать давно перестал, да и че скрывать: Саша ему немного нравится и поебаться по-дружески парень будет не против: а кстати надо будет на днях к Саше заскочить, выклянчать дозу и заодно предложить ему поебаться. Или нет. Похуй. Мысли в голове мешаются снова. Ипполит смеется: он стоит в коридоре втыкая в потолок: чертовы наркотики. Юноша возвращается в комнату, поднимает с пола шприц и закидывает его под кровать, под которой валяется пыльная пачка презервативов, уж хуй знает какого там они года, ну можно сегодня Мише или Стасу подкинуть, хоть тухнуть они в квартире Поли перестанут. Он если и трахается так без защиты, или вообще не трахается. Ипполит напрягает память. Все мешается, в голове каша, и вроде отдаленно всплывает на задворках сознания диско шар, который ебашит всеми цветами радуги в самые глаза, отчего руки и ноги начинают дергаться: начало эпилепсического припадка? Потом пустота в воспоминаниях, только руки ощущают под собой каменный пол, а голова крошится об чьи-то ноги, или бортик сцены: она вроде в этом баре была. Дальше глаза открываются, руками Поля стирает белую пену со рта и вытирает их об одежду, толи свою, толи чужую: в давке не заметно. Кто-то наливает в рюмку водку, или иное дешевое пойло: в нос парня вбивается этот резкий запах, отчего Ипполит убегает с пространства, где все тусят, в туалет. Его тошнит. Однако, дверь к юноше открывается и человек, лицо которого Поля не помнит, сует ему в руки бутылку. Ипполит зачем-то заливает чуть меньше половины себе в горло сразу: гортань начинает раздирать, а глаза щиплет от боли. Фокусировка зрения, выход из воспоминаний. Тошнит снова. Ипполит морщится, поднимает вибрирующий телефон с пола: в нем сообщения от Миши и Стаса сразу одновременно. Оба пишут, что через 10 минут будут. Надо приходить в себя. Ипполит садится на кровать, телефон снова откидывает куда-то в угол: тот падает на постель, поэтому не трескается. Юноша дышит глубоко: вроде отпускает пока, ну ничего, теперь надо точно прибраться и заебашить поесть что-то. Хотя не, от запаха еды сразу стошнит, лучше Мише написать, что есть нечего, пусть закажут че-нить, Ипполит потом оплатит. Только не сейчас. Сейчас лучше не делать лишних движений. Лучше просто спать. -- Ипполит приходит в сознание: его кто-то усиленно трясет за плечо. Блять, неужели опять не закрыл входную дверь? Юноша смотрит на сидящего рядом тупым взглядом, даже не может сфокусироваться на его лице; от любого напряга голова начинает ныть, а от нее уже и на глазах выступают слезы. Руку исколотую напрочь сводит очередная судорога. Ипполит только успевает ее к себе прижать и кусает до крови бледные губы: нельзя показать, что больно, иначе проверят, иначе заметят. Но не может, срывается на слезы: пустые и никчемные. Кайф проходит. Остается боль и пустота. Сидящий рядом человек осторожно Ипполита обнимает, стирает с глаз его слезы, прикладывает к голове мокрое полотенце: его второй товарищ из кухни принес. Ипполит морщится: от заботы приятно, но в тоже время противно. В желудке урчит, его сворачивает до боли в узел, но есть не хочется совсем, скорее изнутри выворачивает, только от чего? Сколько дней Ипполит уже не ел? Разве что выблевать сейчас он может куски кожи или внутренние органы, или кровь. Как повезет. Ипполит встает: вокруг как-будто игра компьютерная. Но глаза фокусируются наконец: перед ним Щепилло, и Ипполит его обнимает резко, повисая на юношеской шее, снова всхлипывает. Как маленький. Ничтожество. Михаил парня к себе прижимает осторожно: на губах его не играет привычная ухмылка, нет больше никакой радости, из разноцветного мир в черный превращается, все рушится, Ипполиту хочется забыться хоть в чем-то. В нежности? Нет, хуйня эта ваша любовь. Надобно жесткого секса, чтобы потом не вставать с кровати еще дня три, чтобы сидеть было больно — это того стоит: мимолетный кайф, а после мысли не о наркоте: так можно ее и бросить даже. Перейти на другую, секс зависимость. Ипполит отстраняется от Михаила, но трется об его ногу своей, рядом садится Стас: ха, может ребята и правда мысли парня читают? Не нужно ему сейчас никаких: успокойся солнышко, мы рядом. Не нужно ему никакой поддержки, он с этого дерьма не слезет, пока сам не захочет, А сам он не знает чего хочет, но бросит точно. если найден чем заменить. Если Миша и Стас готовы на жертвы ради Поли, то он бросит, завтра же, но пока они даже не знают что Ипполит — наркоман. И хорошо. Поля берет Мишу за щеки, с надеждой, что Кузьмин на него не обидится и целует его грубо, на Ипполита не похоже: ха-ха, он просто расхрабрился резко. Откуда-то веет могильным смрадом. Ипполит морщится, но концентрируется на Мише, губы которого, как и свои, зубами расцарапывает в кровь: Щепилло наверняка на языке должен почувствать вкус недавней дешевой водки, да Полю это уже не ебет, пусть чувствует тоже, пусть пользует Ипполита полностью, это сейчас такая типо акция временная: Ипполит себя продает за успокоение души. Михаил не сопротивляется, уже хорошо, но и не напирает: эх, а так хочется, чтобы он взял все в свои руки — Ипполит знатно уже заебался, но пока ему надо разогреть процесс, раззадорить ребят, а дальше пойдет, он знает, пробовал с другими. Поля отстраняется от Миши, целует Стаса так же сильно, будто пытается в нем растворится, из глаз даже текут слезы: Стас все такой же безэмоциональный — бесчувственная холодная льдина. Ипполит отстраняется, сплевывает. Могильный запах становится сильнее. Тошнит. Воротит. Кажется, юноша сейчас блеванет. Миша догадывается взять дело на себя, дышит Поле в шею, берет его за плечи и толкает на кровать: Ипполита знатно заебывают его порой долгие размышления, расспросы как мальчику будет удобно, как он хочет: — боже, да въебите мне уже на полную катушку, и не такое чувствовал — очень хочет огрызнуться Ипполит, но молчит. Стас лишь сидит и на все это смотрит своим любимым укоряющим взглядом. В глазах его пустота, что за собой утягивает Ипполита, теплый дом медленно пропадает из виду. Два тела рядом, Ипполит на коленях перед ними, на руках кровь вперемешку с землей. Обморок. Тошнота. Что случилось? Они мертвы. Ипполит выдыхает: в голове голос часто ему это говорит — последнее время, любой наклевывающийся секс с черниговцами заканчивается этим видением. Они в могиле, они мертвы, сам Ипполит мертв, все давно закончилось. Может предостережение? В левой руке Поли пуля, увы не шприц, у Стаса расхуячено плечо вплоть до того, что костей в нем просто нет: по дороге в Могилёв те раскрошились, да так и остались порошком на мундире поручика, который забрал с собой Сухинов кажется; ещё у Кузьмина снесено пулей собственной пол головы; У Щепилло зияет огромная в животе рана — в него он был смертельно ранен картечью; но мелких ран на теле его много: шпагами гусар вражеских на поле боя капитан был исколот живьем, превращен в подобие человеческого решета, но даже и тогда был жив, потому после закинули его в яму, истекающего кровью, ещё живого. Несколько часов Михаил мучался от адской боли, что пронизывала все тело, может это награда за его желание спасти народ российский от гнета самовластья? Ипполит мотает головой, желая от себя отвести навязчивую картинку, а за одно заткнуть мерзкий голос в голове, после осматривается. Над их безымянной могилой креста нет, лишь к балке прибита петля: символичное повешение. Ипполит смеется, когда оказывается вдруг между трупами офицеров, вжатый ими в землю, что начинает сверху падать на его лицо, проламывая какие-то дряхлые, лежащие сверху доски, которые может должны бы играть роль недогроба; забиваясь в глаза и уши юноши. Ипполит плюется ею, пытается вдохнуть воздуха, а изо рта его сначала струйкой тонкой, а потом все сильнее течёт грязно красная кровь, вперемешку с завалившийся в легкие землей и насекомыми. Начинает она циркулировать и по остаткам черепа Кузьмина, и по разверзнутому телу Михаила, вымывая червей и сырую землю из их оскверненных тел, заливая собой все свободное место в неком воздушном мешке.. Ипполит ощущает рвоту во рту и закрывает глаза, сильно жмурясь. Всегда помогает. Голова кругом идет, черниговцы исчезают из под бока, на ладони очередная таблетка. Сидящие рядом Михаил и Стас обнимают Полю, целуют в шею, в щеки, в губы, а Муравьёв-Апостол шепчет слова любви и не противится: знает, что все уже закончилось. Он снова все пропустил. Экстази работает на заебись. Завтра все начнется заново.