***
— Своих забрать, чужих — добить! Пленники нам не нужны, — мужчина наступает на чей-то живот, идя вдоль квартала и осматривая каждый дом. Припасы сейчас лишними не будут. Выбивая дверь с ноги, проходит внутрь последнего дома, прислушиваясь к тишине. На столе пыль и камни, посыпавшиеся с потолка во время недавней битвы — ничего интересного. Комнаты пустуют, только обрывки одежды в шкафах. — Ха.. Неужто армия обчистила своих же людей? Мерзость, — сплёвывает на пол, отходя к выходу. И замирает. Громкий звук разбивающегося стекла слышится будто из-под земли. В мыслях сразу проносится: «Чёрт, подвал!» Натренированными быстрыми движениями находит дверцу и дёргает вверх, направляя фонарик вниз и не рискуя высовывать голову — мало ли, что за черти там сидят. Но глаза находят лишь безымянного (пока) мальчишку, выглядящего на прилично лет его младше. — Поднимайся, — резко и грубо произносит военный, снимая предохранитель и как бы предупреждая. Неизвестный вздрагивает. На негнущихся ногах доходит до лестницы и медлит, но после послушно поднимается, ведомый страхом перед смертью. Оказываясь в комнате, отходит на приличное расстояние, подняв руки и опустив взгляд. — Голову вверх, — но тот будто и не слышал. Дулом автомата командир сам поднимает чужой подбородок, тут же ухмыляясь. — Чудное личико, малыш. Незнакомец поджимает губы и сглатывает ком страха и отвращения. Мысленно сетует на собственную неуклюжесть, стоившую ему теперь жизни.. — Даже жаль, — продолжает болтать сам с собой мужчина, — будешь наградой моим парням. Не веря своим ушам, мальчишка вскидывает голову выше, уставившись в глаза напротив. Позади, с улицы, послышались шаги и голоса. Словно сквозь пелену он слышал обсуждения собственной судьбы, одобрительный хохот и свист. — ...на славу постарались сегодня. Он весь в вашем распоряжении. Пока его уводят под руки, парень смотрит только на открытую дверь в подвал: «С тобой всё будет хорошо, бабушка. Скоро всё кончится, а я... Я справлюсь». Никто не видит слёз печали, что катятся отнюдь не от осознания собственного положения. Внизу на холодной земле старушка зажимает себе рот и дышит через раз. Но после тихо плачет, сжимая кофту внука в руках. Осколки банки возле лестницы чуть блестят от света, проникающего из комнаты. Как же теперь жить?..***
Вот уже четвёртый день в лагере, кроме безудержного хохота и празднований захвата города, слышны крики, стоны и мольбы. Новобранцы сначала думали, что кого-то жестоко пытают (и Ким Дан с ними согласен), но военные выходили из палатки через чур уж довольными и расслабленными. В один из вечеров старшие по званию пригласили их «отведать приз за победу». Тогда то они и поняли всю прелесть, пусть и больно было от тех взглядов, что посылал им молодой человек. — Мурашки… Он будто смотрит и осуждает ребёнка за хреновый выбор игрушки, — сидя у костра, парнишка чертыхнулся и залпом осушил остатки выпивки во фляге. — А на кой чёрт ты в глаза шлюхе смотришь? Твоё дело трахать и удовольствие получать. — Можешь донести до старших, и они выколят ему глаза, Мин-сси, — сидящие засмеялись и сменили тему, быстро переходя на что-то нейтральное. Уже была глубокая ночь, и крики наконец прекратились. Один из военных распинался за ужином с командиром, что мальчишка слишком хорош по ощущениям, «будто рождён стать насадкой, понимаете?» — Не желаете сами испробовать, а, командир? Для вас даже в человеческий вид его приведём, — мерзкая улыбка исказила губы, от чего Джу Дже Гён поморщился. Но, признаться, отказаться не смог. — Мне без разницы, как он выглядит. Раз говоришь, что дырка хороша, тогда сегодня он меня обслужит, — командир со стуком поставил стопку на стол, махая ладонью подчинённым в немом приказе исчезнуть с глаз. Завтра предстоит зачистить окрестности города. Муторная и гадская работа: ходить и выискивать вшивых крыс.***
Тонкая полоска света проникает в палатку. Мужчина застаёт подобранного ним мальчишку спящим, либо без сознания. Впрочем, не важно. Как только опускается на кровать, тот сразу чувствует и, придя в чувство, пытается отползти подальше. — Пожалуйста, хватит... — шепчет он, ибо на громкие звуки больше не способен, — разве вы не сказали, что это был последний раз? — А мне не нужно чужое разрешение. Ким Дан вздрагивает, моментально узнавая голос: и это самый ужасный звук в его жизни. Намного хуже всех взрывов и залпов пушек. Хуже стонов умирающих соседей. — Пожалуйста, умоляю вас!.. — но хоть кого-то в этом лагере останавливали мольбы пленного мальчишки? Нет нужды избавляться от одежды — он всегда обнажён. Всегда готов. И всегда вынужден раздвигать ноги под дулом чужого пистолета. Командир запоминается ему особой грубостью (как и всему лагерю): в первый раз какой-то лейтенант услужливо растянул его и после того, не прекращая, Дана каждодневно трахали, но этот… Его член был больше всех их вместе взятых. Парнишка метался и разрывал простыни от жгучей боли, ощущая, как по бёдрам стекает собственная кровь. Голос снова прорезался и пленный кричал, как никогда до этого; умолял прекратить и оставить его; дрожал и не мог даже выполнить грубых приказов, которые вместе с пощёчинами обрушивались на него. Не выдержав крикливого пацана, Дже Гён грубо затыкает чужой рот ладонью. Дежурные солдаты кривились и спрашивали друг друга: «Разве до этого он вытворял что-то подобное?» Лёжа без движения, когда ткань простыни впитала его слёзы и слюну, Дан ощущал (и слышал), как мужчина в очередной раз кончает. Закрывая глаза, он молился богу за свою жизнь, за жизнь бабушки и верил, что их всех, а особенно командира, накажут. И не заметил, как отключился. Дже Гён, стирая пот с лица, осматривает в темноте чужое тело. Давненько он ни с кем не спал, так что и это сойдёт. Соврёт, если скажет, что совсем не понравилось. Определённо, ему стоит иногда навещать игрушку, подаренную солдатам. В конце концов, а кто посмеет ему запретить?***
Спустя месяц, как мог услышать из обрывков разговоров Дан, отряд Дже Гёна захватил ещё три города, убив большую часть как населения, так и военных. Он по прежнему оставался единственным пленным в лагере. За это время понял, что нет смысла кричать и активно сопротивляться с обычными солдатами и мужчинами чуть более высоких званий. Приняв свою участь и более не надеясь даже на спасение, парень был благодарен за еду два раза в день и койку, на которой спал под одеялом после очередного ужасного вечера. Из разговоров же лейтенантов, которые не стеснялись сплетничать друг с другом во время процесса, Ким Дан узнал, что командир настоящий безумец, вечно ведущий своих подчинённых в самый ад и непременно выходящий оттуда победителем. Ночами, когда мужчина приходил, Дан пытался вспомнить, чем мог провиниться сегодня. Иначе за что его снова наказывают этим ужасом? Тогда сильный ветер вновь разносил по лагерю крики, смешивая с темнотой. Однако, Дже Гён быстро заметил, что так пленный ведёт себя только с ним. — Если не заткнёшься, разнесу тебе череп, — щёлкнул предохранитель, когда шёпот у уха прекратился и осталось лишь тяжёлое дыхание. Дан зажмурился, боясь даже дышать. Давненько он уже не чувствовал холод металла на своей макушке. Любой другой давно бы принял смерть, мечтая только избавиться от издевательств. Но Дан лелеял надежду, что где-то в городе его бабушка: она жива, ждёт его. Скоро их страна пришлёт в этот район подкрепление, его заберут отсюда и… — Чёрт, — чужая рука сжалась на его боку, да так, что парень заскрипел зубами, снова вскрикивая. Командир останавливается буквально на мгновение и что-то несколькими каплями приземляется на ягодицу дана. Боязливо оборачиваясь, он открывает рот в немом шоке и тут же отскакивает, позабыв, что в нём находится чужой член. С ужасной раны в плече командира капала кровь, стекая по груди и руке. Горящий злобой взгляд уткнулся в пленного. Мужчина приказал ему вернуться в прошлое положение, направляя оружие на голову. Однако Дан застыл в оцепенении. Это выбесило Дже Гёна больше всего за весь грёбаный день: не став стрелять, он огрел парня по виску с такой силой, что тот свалился на пол. Послышался скулёж. — Паршивая шлюха, — бросив презрительные слова напоследок, военный накинул одежду и покинул палатку.***
— Командир! — последнее, что услышал Джу Дже Гён, пока они отходили в укрытие, а после погрузился в темноту. Когда отряд вернулся в лагерь, Дан аккуратно выглянул из палатки, отодвигая ткань и наблюдая, как паникуют солдаты. Из-за экипировки трудно было разобрать, кто из них есть кто, но по крикам ясно: командир Дже Гён теряет кровь и остаётся без сознания. Улыбаясь своим мыслям и надеясь, что он вскоре сдохнет, Ким задёрнул ткань, возвращаясь на кровать. Насколько он знал, ни один лекарь не согласился следовать за группой, поэтому солдаты обрабатывали и бинтовали свои раны сами. Но, кажется, сейчас они были в отчаянии. Вечно слышались вопросы: «Кто-нибудь был на спецкурсах в училище?», «Где младший лейтенант Чон?!», «Кто видел что-то кроме бинтов и перекиси?» Один из солдат тревожно дёрнул шторку, входя внутрь палатки и наблюдая, как Ким Дан обедает. «Неужели сейчас?» — невесело подумал парень, уже готовясь отложить еду и раздвинуть ноги, когда юноша подошёл к нему почти вплотную и с отчаянием заглянул в глаза: — Я видел, как старший лейтенант Чхве таскает тебе склянки из "лазарета". Ты разбираешься во врачевании? — пленный изучал его лицо: ещё совсем молоденький, щёчки пухлые и глаза большие. Помнится, он лишь раз приходил к нему, но так и не притронулся. — Чего ты хочешь? — Дан отставил миску, смотря прямо и почти холодно. — Командир потерял много крови по пути назад, его пульс замедляется всё больше. Ты должен помочь. — С чего бы мне? — прекрасная возможность увидеть смерть мудака (одного из), насиловавшего его ночами напролёт. — С того, — солдат приставил ко лбу Дана пистолет. Парень видел, что он не выстрелит — не сможет. Но кто захочет рисковать? — Сейчас ты выйдешь и без фокусов поможешь ему. Одно лишнее движение — все пушки, направленные на тебя, выстрелят. — А следом за мной умрёт и твой командир, — Дан улыбался, наблюдая за трещиной на маске уверенности военного. В палатку ворвался его ещё человек, приказывая не медлить. В чём был, Кима вывели на улицу, швыряя возле лавки, на которой лежал бессознательный Дже Гён. Щелчки предохранителей и вот уже с десяток дул действительно направлены на него. Вздыхая и проклиная себя, свою жажду жить и свой язык, пленный просит помочь стянуть с мужчины экипировку. «Пусть у меня отсохнут руки за дерьмо, которое я сотворю».***
Открывая глаза, военный видит ткань своей палатки. На улице подозрительная тишина, только редкие переговоры между собой дежурных. И чей-то ещё голос. Поднимаясь, ощущает боль: сначала в плече, а потом в боку. Удивлённо замечает перевязки и понимает: его неумелые подчинённые такое сделать не могли. Кое как выходит на улицу, где уже стоит ночь, и в свете костра замечает одного из солдат, раздетого до футболки, а рядом с ним... — Сержант Ён, — паренёк тот час вскакивает, от чего Дан тянет за бинт, слишком сильно сдавливая ранение. Солдат шипит и корчится, недовольно уставившись на него. — Какого чёрта… — Командир! — тут же из ниоткуда появляется один из офицеров. — Рад видеть, что вам уже лучше. Здорово вы нас перепугали, конечно. «Если у него разойдутся швы, пусть хоть бомбу на меня нацепят — заново зашивать не стану», — угрюмо думает Ким и, закончив со своей задачей, поднимается, собираясь вернуться в палатку. — Стоять, — замирает, сразу понимая, что приказ отдан ему. Видит убийственный взгляд, направленный на подчинённых. Словно понимая, они быстро объясняют ситуацию и сержант, конечно же, распускает язык о том, что Дан собирался «смотреть, как командир умирает, и наслаждаться». Холодок проходит по спине, когда взгляд перемещается на него. — Имя, — Ким смотрит недоумённо и думает, стоит ли говорить настоящее или лучше соврать. — Дан. Ким Дан, — всем своим взглядом выражает презрение. И знает, что потом придётся несладко. Но ничего поделать не может: ненависть к этому человеку сильнее инстинкта самосохранения. — Достойное имя для дырки, ублажающей всех подряд, — переводит взгляд на подчинённого. — Старший лейтенант Чхве, я забираю его себе. Мужчина открывает и закрывает рот, словно рыба, но что он может возразить? Ответив лишь короткое «есть», удаляется на свой дежурный пост. А Дан, побледнев, еле держится на ногах. Что он только что сказал?..***
С того самого дня начался его личный ад. Плевав на свои раны, командир Джу сначала долго и со вкусом трахал его, а затем заставлял снова и снова обрабатывать раны. Ноги безудержно дрожали, а на шее и боках красовались следы чужих пальцев: этого ублюдка настолько бесили любые звуки, что он принялся душить Дана до полуобморочного состояния. В один из дней, он за волосы приволок Дана в свою палатку, бросил на кровать и приказал обслужить себя. Пленнику ничего не оставалось, кроме как подчиниться. После, оставив его выдохшимся, почти потерявшим сознание на кровати, Дже Гён вышел на шум с улицы. Ким же в свою очередь в панике метался из угла в угол, в итоге найдя и пистолет, и патроны к нему. Натянув штаны и зарядив оружие, парень аккуратно отодвинул шторку. Вечерний воздух обдал его голые плечи холодом. Не долго думая, он направил пистолет на спину Дже Гёна и выстрелил. Потом снова и снова, попадая, кажется, в одно и то же место. Послышались крики, шокированный военный из последних сил обернулся, чтоб увидеть в последние секунды его: — Ким... Дан, — глаза закатились и он бы упал, не подхвати его подчинённые. Прозвучали выстрелы — все попадания в полуобнажённое тело пленного, который улыбался и думал лишь об одном: «Больно. Как же больно.. Прости меня, бабушка». Закрывая глаза, он надеялся, что Джу Дже Гёну не поможет уже никто.